— Не смогла, — коротко ответил Гера и, громыхая бутылками в пакете, направился обратно в нашу квартиру.

— Потребуется еще — милости прошу, — крикнул ему вдогонку Марек. — Обслужу как почетного клиента.

— Заскочу как-нибудь. Путь я запомнил, — бросил тот через плечо.

— Слушай, Володя, что это он сегодня смурной, угрюмый? И с самого утра. Что с ним творится? — озадачено спросил меня Марек, когда за Герой закрылась дверь.

— Разве? По-моему, ничего особенного.

— Не выспался он, что ли?

— Выспался. Это его обычная манера поведения. Не обращай внимания, — сказал я.

— Странно. Весьма. Раньше ничего подобного я за ним не замечал, — произнес Марек и пристально посмотрел на меня.

Я ответил ему точно таким же взглядом, пытаясь понять, знает ли он о похищении моей сестры. Но, к сожалению, я не умел читать чужие мысли. Не было сведущих учителей.

— Ты мало с ним знаком, — проговорил я.

— Допускаю.

— К тому же, возможно, он ревнует тебя к Шуре.

— Не болтай глупости! Шутник! — отрезал он. — У вас там все нормально?

— Да так, по-разному, — неопределенно ответил я. — А у тебя, Марек?

— У меня все неплохо.

— Я рад. Нигде не бывал?

— Где мне бывать? Из этих своих четырех стен я почти никуда не выползаю. Это ты у нас знатный путешественник. Одно слово, Пржевальский. Бродишь постоянно по городской свалке, а я, как старый хрыч, сижу дома.

— Вика в Москве?

— Естественно. А ты, случайно, не надумал туда перебираться? — поинтересовался Марек.

— С какой стати? Меня и здесь все устраивает.

— Ну-ну. Приятно слышать, Володя. Только ты, гляди, не увлекайся этим делом, — посоветовал он, щелкнув себя пальцем по горлу. — Ни к чему.

— Не буду, воздержусь, — приложив ладонь к сердцу, пообещал я.

Попрощавшись с Мареком, я спустился с лестницы и вышел из дома.

На улице было прекрасно, хотя и прохладнее, чем накануне. Весь воздух, потому как ветер дул не с мусорного полигона, был пропитан свежими весенними запахами и ароматами. Звонко и весело щебетали птицы. По краям дороги зеленела ранняя трава. В палисадниках частных строений набухали почки на деревьях и кустарниках, а верба, росшая у пожарного пруда, и вовсе вся серебрилась.

В тени у заборов, столбов линий электропередач и стволов некоторых деревьев жалкими кучками лежал снег. Этот снег напоминал рис, сваренный недавно на ужин Татьяной. Он тоже был кое-где рассыпчатый, кое-где слипшийся, а кое-где и черный. Но я все равно его съел и похвалил Татьяну за великолепное кушанье. Иначе бы обошлось себе дороже. Потом, возможно, что приготовленный так рис был даже полезен. Особенно, если ведешь здоровый образ жизни.

Весной обычно Москва наводняется великим множеством молодых красивых девушек. Там они, группками и поодиночке, встречаются буквально повсюду. Но то в столице. Про поселок Вихляево этого сказать было нельзя. Здесь они физически отсутствовали. Если, само самой, не набраться смелости и не причислить к молодым красивым девушкам тетку Ульяну, махнувшую мне рукой из проулка. Да чумазую девчушку-подростка, стоявшую у бесхозного сарая и проводившую меня долгим скучающим взглядом.

Показалась хотя бы Лариска. Есть же у нее, помимо розового пальто с воротником чернобуркой, какая-нибудь соблазнительная юбка. Не отравляется же местная львица весной или летом в райцентр, а то и в Москву, в ватных штанах?

Но, как говорится, нет худа без добра. Зато ничто не должно было — в частности, девушки — отвлечь меня от моих мыслей о Мареке. Конкретно о том, может ли он быть замешан в похищении Шуры? Не мог ли он, скажем, навести на нее похитителей? Ведь ему было отлично известно обо всех делах и начинаниях дяди Виктора. Как другу и соседу. Впрочем, маловероятно. Марек по натуре своей не преступник. За исключением подпольной торговли самогона, он вполне законопослушный гражданин.

Так-то оно так. Но у Марека была горячо им любимая дочь. Вика же особа честолюбивая. Судя хотя бы потому, с какой радостью она покинула родной поселок и как страстно желала добиться успеха в жизни. Для чего, к примеру, встречалась с Гариком, который, по сути, был ей глубоко безразличен. Но который обещал сделать хорошую карьеру.

Однако использовать для достижения намеченной цели свои внешние данные — одно. Совершить ради этого преступление — совсем другое. Нет, не было у Вики достаточно веской мотивации. Да и зачем ей так рисковать, ставя на карту всю свою дальнейшую жизнь? Поэтому, скорее всего, Марек и Вика не имеют к похищению Шуры никакого отношения.

Придя к такому заключению, я решил поговорить с еще одним человеком из лиц, возможно, причастных к этому преступлению. А именно — с Пахомом Максимычем. Не то, что бы я сильно его подозревал. Но он был заметной фигурой в поселке. Не повредило бы выяснить, чем он сейчас занимается и как себя чувствует.

В здании поселковой администрации Пахом Максимыч занимал комнату на первом этаже. Комната именовалась кабинетом N 5. На полу в ней был расстелен потертый ковер багровых тонов. На стене, сбоку от окна, висел дешевый портрет президента. На двух других стенах — пожелтевшие почетные грамоты о победах в социалистическом соревновании. В дальнем конце стоял книжными шкаф, заставленный запыленными спортивными кубками и прочими наградами.

Сам Пахом Максимыч сидел за письменным столом. Его рабочее место украшали отдельные части компьютера, среди которых не хватало процессора. Естественно, что компьютер находился в нерабочем состоянии. Но, по мнению хозяина кабинета, для придания солидности он вполне годился.

Я подождал, пока заместитель главы администрации обратит на меня внимание, и вежливо поздоровался:

— Мое почтение, уважаемый Пахом Максимыч!

— Взаимно, Володя! Взаимно! — ответил он. Приподнялся со стула, пожал через стол мою руку и тотчас гневно хлопнул ладонью по развернутой газете, лежащей перед ним. — Ну, что скажешь?! По-моему, этот Хавьер Солана ведет откровенно антироссийскую политику! Читал его последнее выступление на Совете Европы?

— Не успел.

— Что же, получается? Ты не следишь за международным положением? За внешней политикой нашей страны? Скверно! Это тебе жирный минус!

— Я исправлюсь.

— Верю! Иначе и мхом недолго обрасти! Свежую прессу необходимо читать каждый день. Нет, но каков гусь! Я о Солане. Обнаглел до предела! Непонятно, почему наши власти терпят эту его клевету? — возмущенно произнес Пахом Максимыч. — Нет, скажи мне, почему они все к нам цепляются?! Почему не оставят нас в покое?! Змеюки!

— Точно, змеюки, — подтвердил я.

— Ну да ладно. Бог им судья. Чего пришел-то? Опять возникли проблемы на коммунальном фронте?

— На коммунальном фронте, к счастью, нет. Судьба пока миловала. Трубы не протекают. Газ подают. Электричество не отключают. Я заглянул, чтоб просто поздороваться.

— Поздоровались уж, Володя. Что дальше? — спросил Пахом Максимыч.

Но если бы я сам знал, что дальше?! У меня не было никакого плана. Я даже не представлял, о чем буду с ним разговаривать. Вся надежда была на экспромт.

— Как жизнь? — поинтересовался я.

— Движется, и движется целиком в трудовом ритме.

— Как самочувствие?

— Благодарю, не кашляю. Чего и всем желаю. Ну, что у тебя там наболело?

Замявшись, я посмотрел через его голову в окно. На глубокое, бездонное небо и на голубую ель под окном, освещенную косыми лучами солнца. Потом мой взгляд упал на единственный ровный в поселке участок дороги, что вел к зданию администрации. И возникшую на нем еще одну «девушку» из числа местных — дворничиху Земфиру, немолодую женщину восточной внешности, которая вдохновенно орудовала метлой.

— Не стесняйся, дорогой, говори, А то мне некогда, — поторопил Пахом Максимыч. — Наступила весна, и работы с ней на нас свалилось непочатый край. Мозги прямо закипают. Поэтому давай не тяни. Я тебя внимательно слушаю.

— Задумка у меня, Пахом Максимыч, следующая. Я хотел бы поставить в нашем поселке игровой аппарат. Желательно в центре. В районе автобусной остановки. Или, на худой конец, около магазина на улице Парижских коммунаров.