Изменить стиль страницы

Любопытно было так же, какую роль во всей этой истории играет Паша Свисток? Помимо того, что является дружком Кривоноса. Как расценить странные намеки Генки, отпускаемые в его адрес? Вероятно, роль Паши была значительнее, чем представлялось на первый взгляд.

Мысли о страшной гибели Крохли на полигоне незаметно отошли на второй план. Но, несомненно, его смерть была каким-то образом связана со смертью моего дяди. Следовательно, она напрямую затрагивала и меня.

Оглушительно затрезвонил дверной звонок.

Я предположил, что это вернулась Татьяна. Поспешно вскочил с постели, нащупал ногами шлепанцы, отлепил с синяков под глазами свинцовые примочки и вытер насухо лицо полотенцем. Не хотелось, тут же сразить ее на повал своим внешним видом.

За мною увязалась одна моль. Та, что была смелее.

Но это оказалась не Татьяна. На пороге стоял мой сосед Марек. Одет он был, будто на первомайскую демонстрацию времен брежневского застоя. Не хватало разве только алого революционного банта на лацкане пиджака. И, в качестве дополнительного украшения, транспаранта с портретом кого-нибудь из членов политбюро КПСС.

— Добрый день, Володя! Или скорее — вечер! — с юношеским задором произнес он, проникая в мою прихожую. — Как дела?

— Отлично! Доброе! Будем считать, что утро!

— Извини, наверное, ты спал, а я тебя разбудил!

— Да нет. Я бодр… бодр-ство-вал, — не справился я с первого раза с этим словом и выговорил его по слогам.

Марек быстро шагнул дальше в прихожую, пригнулся и прихлопнул ладонями моль. Бедная-бедная моль! Трагически оборвалась ее и без того короткая жизнь! Погибла, как говорится, в самом расцвете сил!

Впрочем, туда ей и дорога.

— Ну, Володя! Развел ты в своей квартире насекомых! — упрекнул меня сосед.

— Она была моей подружкой.

— Тоже мне нашел себе замечательную компанию. Но не переживай, наплодятся новые. Значит, ты бодрствуешь? Чудесно! Татьяна уже вернулась из Москвы?

— Нет пока. Сам вот жду.

— Ничего, не расстраивайся. Поездка в столицу — история долгая. Сегодня она может и не возвратиться домой… Ой, батюшки! Что с тобой, дорогой, случилось?! — испуганно спросил Марек, поправил очки, сползшие на кончик носа, и принялся внимательно меня изучать. — Моль-то я разглядел, а тебя в упор не видел!

— В принципе, сущая ерунда. Встретился кое с кем.

— Догадываюсь, с кем именно. Но я ведь тебя предупреждал, чтоб ты не связывался с Генкой Кривоносом. Чтоб держался от него подальше. Эх, молодежь, молодежь! Вечно вы ищите себе приключений на одно место, — укоризненно произнес он. — В милицию заявлять будешь?

— Обязательно. Так как желаю, чтобы у меня прибавилось хлопот и неприятностей, — ответил я.

— И то верно. С ними тоже лучше не связываться. Пускай без нас борются с преступностью, — кивнул Марек. — Но я пришел, собственно, узнать, что ты планируешь делать сегодня вечером?

— Вроде бы, ничего особенного. Собирался придумать имя для моли. Но ты ее прикончил.

— И к какому же имени ты склонялся?

— К Джулии Робертс. Это — моя любимая киноактриса. Согласись, та моль походила на ее «Красотку». Она была такая же милая и непосредственная.

— Моль Джулия Робертс. Что ж, впечатляет!

— Но судьба ее напоминает больше судьбу принцессы Дианы.

— Однако куда тебя занесло. Выходит, что я вовремя прихлопнул эту моль. Не заказывай по ней только панихиду, — заключил мой сосед. — Понимаешь, Володя, ко мне приехала дочка из Москвы. Она нечасто балует меня своими визитами. И, стало быть, я приглашаю тебя разнообразить нашу компанию.

— У тебя есть дочь? — удивился я.

— Здрасьте! А как же! Я тебе о ней рассказывал!

— Да-да, прости, вспомнил. Есть. Ей еще требуется в Москве много денег.

— Чего-чего, а это точно.

Мне совсем не хотелось сейчас идти к Мареку. Общаться с его дочерью и, попивая жидкий чай с засахаренным вареньем, вести скучные и нудные разговоры. В лучшем случае, о книжных новинках и театральных премьерах. В худшем — о погоде и столичных да поселковых сплетнях. Впрочем, одно другому не мешало. Не исключало и не противоречило. Длиться же это обещало до самого позднего вечера. Раньше они меня вряд ли отпустят.

Но моему соседу разве откажешь? Разве возразишь? Он расшибется в лепешку, а настоит на своем. Поэтому я сразу, хоть и состроив кислую гримасу, согласился.

Марека моя гримаса нисколько не смутила. Он — сама любезность и предусмотрительность — бережно взял меня под руку, словно опасаясь, что я либо рассыплюсь, либо сбегу, и проводил в свою квартиру. Но не на кухню, где, бывало, мы коротали с ним время за бутылочкой самогона, а в большую парадную комнату. С зеркальным сервантом. С ядовито-красным ковром на полстены. С корейским телевизором и музыкальным центром.

Почему? Догадаться было не трудно. В этой комнате на почетном месте сидела Вика — продавщица из моего московского бутика.

От изумления у меня разинулся рот. Как у того еврея, которому вдруг разрешили выехать из Советского Союза на историческую родину, в Израиль.

Надо же — Вика! Вот кого уж я ожидал меньше всего здесь встретить! Весь необъятный мир сужается иногда до размеров обычной коммунальной квартиры!

Вика проворно поднялась со своего кресла, подобно легкой пушинке порхнула ко мне и, привстав на цыпочки, звонко чмокнула в щеку. Где-то в районе носа.

— Я безумно рада, что ты пришел, Володя! Здравствуй! Дай-ка на тебя поглядеть! Как давно мы с тобой не виделись! Кажется, что минуло целых сто лет! Честно, я так соскучилась! — восторженно затараторила она.

Мы с Викой всегда дружили, испытывая друг к другу взаимную симпатию. Но у нас с ней никогда не было слишком близких отношений, и, признаться, я не рассчитывал на столь бурное проявление чувств с ее стороны. Поэтому, естественно, несколько смутился.

— Здравствуй, Вика! Я тоже рад тебя видеть!

— Но что у тебя с лицом?

— Ерунда! Не поладил сегодня с работниками мусорного полигона. В общем, не заостряйся на пустяках, — ответил я и свою очередь задал вопрос: — Но почему ты молчала, что твой отец живет в этом поселке? Ты же знала, куда я еду.

— Ну, как тебе объяснить? Даже не знаю. Да ты располагайся удобнее, — торопливо произнесла Вика, посадила за стол и пододвинула ко мне несколько блюд. — Поешь вот. Выбирай: заливной язык, маринованные шампиньоны, винегрет, пирожки с рисом, красная икра. Почти все привезла из Москвы.

— Благодарю. Но дай немного отдышаться.

— Прекрасно тебя понимаю. Со всеми бывает. Но попробуй хотя бы фаршированную щуку.

— Ты не отказывайся. Не вороти нос. Вика сама ее готовила, — заметил Марек, притулившийся на стуле, на краю стола. — Как начнешь есть — не остановишься.

— Непременно попробую, — заметил я. — Но чуть погодя.

— Тогда выпей, что ли, — предложила Вика. — Я захватила с собой из столицы отцу армянский пятизвездочный коньяк. Правда, московского розлива. Не все же ему, несчастному, хлестать один свой самогон. Да и тебе, Володя, с ним на пару.

От рюмки выпитого коньяка у меня неприятно заныло в желудке, и слегка закружилась голова. Вероятно, сейчас мне бы следовало воздержаться от спиртного. Но встреча с Викой оказалась очень неожиданной. Прямо как гром среди ясного неба. Коньяк же был хорошим средством, позволяющим быстро придти в себя.

Вика выпила вместе со мной, как, впрочем, и Марек. Поморщила носик, съела дольку лимона, облизнулась и пустилась в путаные объяснения по поводу того, почему она не сказала мне, что ее родной отец живет в Вихляево. Причин набралось великое множество. Причем причин часто взаимоисключающих.

— Но главное, Володя, я хотела сделать тебе сюрприз, — заявила она под конец.

— И этот сюрприз вполне удался, — сказал я.

Однако, вероятнее всего, причина была гораздо прозаичнее. Ничего общего с сюрпризом для меня она не имела. Вика просто скрывала, что родом из захолустного поселка, который, вдобавок, граничил с городской свалкой. Ей было неудобно, что об этом узнали бы ее подруги-продавщицы из модного столичного бутика. Она же всегда выдавала себя за коренную москвичку.