— Здравствуйте, — он услышал незнакомый женский голос: "Наверное, ее мать", — подумал Кедров. — А Настю можно позвать к телефону? — Владимир звонил и волновался. Волновался, что Насти не будет дома, что она ушла, уехала на турбазу и т. д. и т. п. За окном все же лето, а Настя молодая очаровательная девушка и сидеть сейчас дома ей вовсе не обязательно. Но страхи оказались напрасны.

— Сейчас, — и через несколько секунд, — я слушаю.

— Здравствуйте Анастасия Михайловна. Это Вас Владимир Кедров беспокоит.

— Здравствуйте Владимир Сергеевич.

— Анастасия Михайловна, мне с Вами необходимо встретиться по поводу работу.

— Когда?

Володьке захотелось сказать: "Да хоть сейчас", но надо обуздывать желания, чтобы достигнуть более весомого результата:

— Сегодня в час дня, в офисе. Сможете?

"Сможешь, ну конечно сможешь. А ну немедленно говори, что сможешь".

— Ммм. Хорошо я буду в час дня.

— До встречи.

— До встречи.

"Так, что там дальше, — Владимир мельком пробежал глазами по ежедневнику, — теперь Дима со своим многострадальным сценарием по этому чертовому «Борисфену». А может — ну его к черту, снимем по последнему варианту. Тем более я и сам не знаю, что я толком от него хочу. Ладно. Пусть парень немного попотеет, напишет еще один. А там посмотрим".

Кедров поднял трубку телефона, соединился со своей секретаршей и сказал:

— Катя, позови ко мне Диму.

— Хорошо, Владимир Сергеевич. Через пару минут в его кабинет вошел Дима.

— Присаживайся. Прочел твой очередной вариант. И опять он мне не понравился.

— Но почему?

— Когда ты показываешь шторм, огромные волны бьющие в берег, смывающие все и вся, то это подходит для рекламирования жидкости по удалению микробов в унитазах, перхоти на голове, блох на животных, но не для жидкости, которую принимают внутрь для удовлетворения жажды. После такого принятия воды человека можно отправлять в морг с диагнозом: «Утопление». Ясно?

— Ясно.

— А вот мне самому еще не ясно. Ну ладно, иди, думай. И понеслась дальше череда насущных, не совсем насущных, ненасущных и просто ненужных дел. Но где-то там внутри у Володи Кедрова отстукивал метроном: "До часу дня осталось два часа. Тик-так, тик-так… До часу дня осталось полчаса. Тик-так, тик-так". Анастасия пришла ровно в час.

— Еще раз здравствуйте, Владимир Сергеевич.

— Здравствуйте Анастасия Михайловна. Присаживайтесь.

Подождав пока девушка сядет, Владимир Кедров продолжил:

— У меня к вам необычное предложение.

Заметив как напряглась девушка, он, усмехаясь, уточнил:

— Нет, Настя. Об интиме речи не идет. А то вы прямо, смотрю, закаменели.

— Была мимолетная такая мысль, но я ее отбросила еще до того, как Вы уточнили.

— Даже так?

— Даже так. Человек вы неглупый и после нашего конфликта с этим платьем должны были понять, что на что-нибудь подобное я не соглашусь.

Кедров любовался девушкой — густая копна русых волос, высокий чистый лоб, тонкий изящный нос, крупные чувственные губы, на грани вульгарности, но все-таки не перешагнувшие эту грань. Большие, чуть раскосые серые глазища. Мягкий овал лица. Прямо женский вариант ангела любви. Если Мэрлин Монро — это была помесь чистой, детской невинности и похоти крупной зрелой телки, желающей быка, то у Насти второй компонент лишь угадывался, даже не угадывался, а незримо, на грани мужского инстинкта, чувствовался.

— Так вот, Анастасия Михайловна, работа деликатная. Быть моим помощником в одном щекотливом дельце.

— Не совсем законном?

— Гм. Вот именно — не совсем.

— А немного подробнее.

— Немного подробнее? Извольте. Помочь установить некое устройство, — Владимир указал рукой на скромно стоящий в углу атташе-кейс, обошедшийся ему вчера в пять тысяч долларов, — в один некий офис и помогать осуществлять слежку. Более подробно сейчас сказать не могу.

— Промышленный шпионаж?

— Можно сказать и так.

— Оплата.

— Операция продлиться не более месяца. После ее завершения — двести пятьдесят долларов плюс аванс сто.

— Я согласна.

— Смелая вы девушка. Все-таки о работе я Вам рассказал довольно туманно. А вы почти без всяких раздумий согласились.

Девушка посмотрела прямо Владимиру в глаза и после секунды колебаний спросила:

— Вам можно задать один вопрос, Владимир Сергеевич?

— Естественно.

Почему вы выбрали меня?

Кедров уперся своим взглядом в глаза девушки. Та их не опускала. Пауза длилась секунд двадцать. Наконец мужчина произнес:

— Анастасия…Настя, я потом отвечу на этот вопрос…Но отвечу обязательно.

— Хорошо. Ну а счет моей смелости… Если бы об этом попросили не Вы, я бы не согласилась. И еще, — девушка немного замялась, но затем решительно тряхнув головой произнесла, — кстати, ради этой встречи я отменила свидание.

И снова девушка не опустила глаз под пристальным взглядом Владимира.

— С твоим парнем? — Кедров почувствовал как у него что-то оборвалось внутри.

— Мог стать моим.

— Ну и…?

— Я же сказала, ради этой встречи я отменила свидание.

Кедров привстал из-за стола и взял девушку за руку. Анастасия мягко освободила руку и сказала:

— А вот ускорять темп не стоит. Если последние слова девушки и мужчины может и не претендовали на первые слова в повести о любви, но на слова эпиграфа к этой повести они подходили. Они как первые порывы ветра в предстоящей грозе. Даже не капли, а лишь порывы ветра. Но за этими порывами следует гроза, обязательно следует.

— Послезавтра, двадцать четвертого, в семь утра я жду вас в офисе. Да чуть не забыл — Вы машину водить умеете?

— Умею. И права имею.

— А фотографировать?

— Естественно.

— Замечательно. И еще, Настя, кгм, Анастасия, у меня к Вам просьба. С этого дня называйте меня на «ты». А я Вас.

Девушка взглянула на Владимира улыбнулась и сказала:

— Когда Вы меня чихвостили, Вы вроде по отношению ко мне уже перешли на "ты".

— Так то ж когда чихвостил. Так согласны?

— Согласна. Значит в семь…, Володя?

— Да в семь.

— В семь так в семь.

— Тогда до послезавтра.

— До послезавтра. До свидания.

— До свидания.

"А поеду-ка я домой. Надо же и с аппаратурой этой шпионской потренироваться. Послезавтра же будем ее устанавливать. И необходимо что бы все прошло тип-топ".

9

Днепропетровская область. Электричка "Пятихатки — Днепропетровск". Пятница, 24 июля 1998 г. Около семи часов утра.

— Ма, долго еще? — восьми-девятилетний пацан, в джинсовых, потертых шортах, в стоптанных кроссовках и голубой футболке тоскливо смотрел в окно, на проносящийся мимо пейзаж.

Его мать, женщина двадцати пяти — тридцати лет, крашенная блондинка, с короткой стрижкой, одетая в темно-синие джинсы и желтую блузку чуть вздрогнула, очнувшись от собственных мыслей, посмотрела в окно и сказала:

— Еще с полчасика, сынок. Электричка "Пятихатки — Днепропетровск" подъезжала к станции Сухачевка. Еще минута и очередная порция пассажиров вошла в вагон. Напротив женщины с ребенком сел пожилой, лысовато-седой, полный мужчина. Это для среднего поколения. Для молодого — просто старик примерно шестидесяти пяти лет. Он степенно, не спеша, поставил у своих ног сумку, из кармана старого, потертого пиджака, в котором может быть сидел еще за своим свадебным столом, кося нетерпеливым взглядом на невесту, вытащил платок и вытер обильный пот на лице. Женщина мельком, безразлично взглянула на подсевшего к ним пассажира и вновь углубилась в свои мысли. "Господи, ну да чего же все надоело. Эта работа на заводе, где платят гроши, да еще и задерживают на пол-года, эта вечная нервотрепка с муженьком, так сказать. То пьяный придет, то вообще не придет. И на кой черт он мне такой сдался. Нет, все еще раз придет на рогах выгоню к чертовой матери. Квартира на мне — слава Богу первый порядочный оказался: ушел, квартиру мне оставил. И алименты платит. А этот…", — мысли женщины даже самый большой оптимист не назвал бы радужными.