Хоть и было приятно, что её наконец-то заметили, как женщину, но всё же была поражена.

— Как можно при такой болячке ещё про что-то думать.

Он тут же отбурчался.

— Одно другому не мешает. Я ж на евнуха не похож. Ой! Что ты там делаешь, садистка?

Она ноготками развела на всю глубину рану. Попросила:

— Потерпи, ещё раз вбрызну.

Он покосился на тюбик.

— Что это за хреновина такая?

— Ты не поймёшь. Ложись на живот, — откинув одеяло, подсунула она ему подушку под щёку.

Он, удивляясь такой заботе и нежным ноткам в голосе, опять пробурчал:

— Принеси воды, пить хочу и замочи мои брюки тоже, иначе кровь не отойдёт потом.

Ответ не запылился.

— Выброси.

"С какой горы она упала?" Он тут же полез с этой бестолковой на вилы.

— Умная какая, в нашей армии ничего выбрасывать нельзя, пробросаешься.

Непонимание нарисовалось не только на её лице, но и в голосе.

— Зачем же служишь?

— Трудный вопрос ты задаёшь, — попробовал посмеяться он, — надо укол вколоть. Там на полке возьми.

Она хотела возразить, мол, всё что надо она сделала, но передумала. "Что бы и не кольнуть ему в попу" И покладисто спросила:

— А шприц?

Фёдор хотел махнуть в нужном направлении, но передумал и простонал:

— Там же в коробочке и вата со спиртом тоже.

Он, не отрываясь наблюдал за тем, как она ищет в шкафчике препараты. Вскрывает ампулу и заправляет шприц. Не дожидаясь укола, уткнулся в подушку.

Она усмехнулась: "Ах! какие мужики всё же трусы". Так и есть, дождавшись конца экзекуции, он взвыл:

— Ой! Больно! Руки крюки.

Ира поняла, что про «крюки» было добавлено для маскировочки. И потакая ему, произнесла:

— Извини, в сосуд, наверное, попала. Тебя укрыть?

— Да, — муркнул он.

Накрыв его, аж двумя одеялами, Ира почувствовала себя совсем хозяйкой.

— Где у тебя то, чем стирают? — потоптавшись, возле тазика, спросила она.

— "Чем стирают", — передразнил он. — Ты умеешь это делать-то? Нет. Так и не суйся. Залей водой просто и засыпь порошком. Я отлежусь, перестираю.

Она потопталась и на всякий про всякий уточнила:

— А где его взять, порошок этот?

"Бывают же такие…" это просто стояло в его глазах. Но он сдержался от красноречивых выражений и ограничился тем, что просто проныл:

— На полке, что около раковины в туалетной комнате. Поняла?

Она поняла, что может получить и ушла, но тут же вернулась, трепля в руке обрадовано пачку.

— Это?

— Оно, — облегчённо выдохнул он.

Тронув его за плечо, вежливо поинтересовалась:

— Сыпать сколько?

Терпение не безгранично. Он вырвал порошок и прорычал:

— Тащи сюда таз, я насыплю. Не думал, что бывают такие безрукие. Ну не может же быть такого, чтоб ты в куклы не играла?

Она, держа на вытянутых руках тазик, захлопала глазами. Ей было непонятно, зачем он к ней пристаёт. На дворе 21 век.

— Играла, но там были стиральные машинки.

Он закатил глаза. Ооо! "Об этом я как-то не подумал" Пытаясь руководить и держать эту обезьянку — неумеху под контролем, ткнул пальцем возле себя.

— Куда ты поволокла таз, стирай тут под моим руководством.

Ира покрутившись всё же выжала из себя.

— Мне на кухне надо.

— С чего вдруг? — насторожился он ожидая опять какого-нибудь подвоха.

Она обиженно поджала губы.

— С себя бельё перестирать, чтоб до утра высохло.

Поймав её смущение, он удивился: "Откуда у такой шустрихи стыд или это ход?" Расстарался поддеть:

— Не понятно. Бегала, крутилась передо мной нагишом, а теперь здрасте вам, она стесняется стирать бельё.

Девочка аж ножкой топнула на бесчувственного чурбана.

— Неужели не понятно, что то в горячке. Интеллигентный человек не стал бы заострять на этом внимание.

Он не оценил ни её откровенность, ни замечание.

— Ой, не смеши меня. У меня и так не важнецкие дела.

Она повернулась к нему задом и принялась жамкать. Но у неё плохо получалось. Ему было смешно наблюдать над тем, как девушка посасывала сломанные ногти и поскрипывала, должно быть, ругаясь про себя. Пополоскав мелочь, на топике она заскулила, кровь не отходила. Фёдор, чертыхаясь, встал, натянул шорты, переставил таз с табурета на стол и выстирал сам и топик, и свой камуфляж.

— Отправляйся спать. Я сам сполосну и развешу.

Но она, топчась рядом, не торопилась уходить.

— Я покупаться ещё хочу. Жаль, что у тебя нет душа или ванны.

Капитан широко ухмыльнулся.

— А мне то, как жаль ты даже не представляешь.

Она не понимала такой жизни.

— Как же ты моешься?

Капитан посверлил её глазами. Раз очень хочет, то он объяснит.

— Баня. Суббота солдатский день, а по воскресеньям наш, а каждый день вот этот тазик. Летом есть душ, вон за тем строением или озеро. Его ты тоже видела. Теперь всё обрисовал.

— А как же мне быть? — растерялась она.

— Сейчас нагреем воду в вёдрах, — объяснил он.

Она всё равно ничего не поняла.

— Но как?

— В тазике. Хочешь, могу из ковшика полить тебе сверху, — улыбнулся он.

Она вернулась к первоначальной маске. Вздёрнув носик презрительно, проскрипела:

— Ставь воду на плиту, шут гороховый.

А он вдруг в лоб, спросил:

— Ты с каких пирогов посреди дороги из машины выскочила? С мужем поругалась или женихом?

Она сначала испугавшись, всё же решила ничего не скрывать. Ну, если только саму. чуточку, про жениха…

— Не угадал. С отцом.

— Даже так. Позвонить надо бы милая, утешить старика. Все, без вопросов, на ушах стоят. — Посоветовал он, не собираясь верить ей. "Какой- нибудь папик цацку не купил, вот и взбрыкнула"

— Не хочу? — упёрлась она.

Не собираясь из-за неё влезать в неприятности, он настаивал:

— Ира!

— Ладно. С братом поздороваюсь, — сдалась она.

Никита, услышав её голос в трубке, с ходу принялся ругаться, требуя немедленно приехать к нему или отцу. Но сестра заверила, что с ней полный порядок и она находится у хорошего человека и в надёжном месте. Сегодня вернуться не может, так как человек этот влетел из-за неё в неприятность и она не настолько гадкая, чтоб оставить его без помощи. Завтра тоже навряд ли, а вот после завтра в самый раз. Никита не прочь был с ней и ещё поговорить, потому как от её звонка сразу возникло больше вопросов чем ответов, но сестра отключилась. Не успела появиться, уже обросла проблемами и неприятностями. Это у неё особый талант. Непременно всех вокруг озадачивать. Но, однако ж, надо позвонить отцу, успокоить. О чём только думает эта девчонка.

А Ира думала сейчас об одном, как бы умудриться помыться. Фёдор морщась снял ведро с плиты. Разлил его в два и смешал с холодной водой. Получилось целых два ведра тёплой воды, пригодной для купания. Покончив с процедурой, он объявил ей:

— Одного тебе хватит помыться, а второго полить на себя. Так что удовольствия тебе отвалилось сразу два ведра.

Она растерялась.

— И как же это интересно знать делается?

— Встаёшь в большой тазик, черпаешь ковш и льёшь на себя. В одной руке мыло, другой обливаешься и порядок, — ознакомил с инструкцией пользования он.

Она опешила от такого сервиса.

— Безумие какое-то. Я не смогу.

Куда его понесло, он и сам плохо соображал. И главное с чего. Ещё минуту назад он готов был её прихлопнуть, как надоедливую муху. А сейчас Фёдор, нагло глядя в глаза, непонятно с какой стати, предложил:

— Ну давай поливать буду я, а ты намыливаться.

— А ты не ослепнешь, — состроила она ему глазки игриво.

— За это не ручаюсь, как уж получиться. — В тон ей отыграл капитан. — Но думаю, страшного тебе ничего не грозит.

— Неужели? Это почему ж так то? — скосила глазки она.

Капитан нехотя, растягивая слова промычал:

— Ты не в моём вкусе. Женщиной в тебе и не пахнет. Готовить не умеешь. Руки вообще не оттуда растут.

У девушки вспыхнули недоверием глаза, а в словах засквозила обида.