Кодзи Судзуки.

Звонок

Глава первая Ранняя осень

Сразу за парком Санкэй начинался пустырь, разбитый на земельные участки, предназначенные для продажи. На северном краю пустыря теснились многоэтажки – многоквартирные башни в четырнадцать этажей каждая. Несмотря на то что построены они были совсем недавно, свободных квартир в них уже не оставалось. Обитатели башен не стремились к общению, и вряд ли кто-нибудь из них знал в лицо своих собственных соседей. И только окна, загоравшиеся по вечерам одно за другим, молчаливо свидетельствовали о том, насколько плотно заселены стоквартирные ульи.

С южного края маслянистое море, подрагивая, отражало сторожевые огни близлежащей фабрики. По внешней стороне фабричной ограды вились бесчисленные трубы. Их причудливые переплетения наводили на мысль о кровеносных сосудах, пронизывающих человеческую плоть. Бетонная стена была усеяна лампами, которые теплились, подобно светлячкам, делая этот промышленный пейзаж гротескным и пугающе прекрасным. Фабрика отбрасывала на черную морскую поверхность еще более черную безмолвную тень.

Здесь, прямо у моря, на расстоянии в несколько сотен метров был приготовлен участок под застройку. С края, немного на отшибе, стоял новый двухэтажный дом. Крыльцо дома выходило на узкую дорогу, пересекающую пустырь с юга на север. Сбоку от крыльца была оборудована аккуратная стоянка на одну машину. На вид — ничего особенного. Такие дома сплошь и рядом встречаются в районе новостроек. Однако этот — единственный на пустыре — выглядел как-то уныло. Быть может из-за того, что сюда было не так-то просто добраться, желающих купить участки не нашлось. Там и сям в суховатом грунте виднелись таблички с объявлениями о продаже. На фоне укомплектованных многоэтажных блоков дом на пустыре казался жалким и одиноким.

Через открытое окно на втором этаже ровный свет флуоресцентной лампы лился на темное полотно дороги. Все комнаты в доме были погружены во тьму, свет горел только у Томоко. Сама Томоко, ученица двенадцатого класса частной женской школы, сидела в своей комнате за столом. На полу работал вентилятор. Томоко, вытянув ноги так, чтобы их обдувало ветерком, корпела над задачником. При этом ее фигурка в белой футболке и спортивных шортах, вся как-то скрючившись, застыла в жутко неудобной позе. Край футболки хлопал в такт неровному гулу вентилятора, ветерок проникал под одежду и мягко касался кожи. Томоко, не переставая, бубнила «фу-у как жарко, фу-у как жарко…», хотя вокруг не было никого, кто бы мог услышать ее жалобы. Во время летних каникул Томоко веселилась как могла. Какие уж там домашние задания?! Ей было не до уроков, которых скопилось за лето неимоверное количество, и теперь она винила во всем жару.

На самом-то деле лето в этом году выдалось не очень жаркое. Ясных дней было мало, и по сравнению со среднестатистическим нынешний купальный сезон разочаровал пляжников. Но стоило каникулам закончиться, началась жара. Проклятое солнце жарит и жарит — пятый день подряд. Томоко злилась на циничные шалости погоды и дулась на весь мир.

«…ну как можно заниматься в такую жарищу…»

Томоко почесала в затылке и сделала громче невнятно бормотавшее радио. Ночная бабочка, до этого сидевшая на москитной сетке, вдруг сорвалась и унеслась куда-то в темноту, как будто не в силах больше бороться с потоком воздуха из-под лопастей вентилятора. После того как насекомое улетело, сетка несколько раз дрогнула и вновь замерла.

Целый вечер сидит Томоко над учебником, но дело не двигается с мертвой точки. Ей ясно, что даже если она просидит так ночь напролет, — вряд ли успеет выучить все то, о чем будут спрашивать завтра на экзамене.

Томоко смотрит на часы. Скоро одиннадцать. Она решает спуститься вниз, посмотреть телетрансляцию чемпионата по бейсболу. Быть может, на одной из центральных трибун ей удастся разглядеть лица родителей. Но что же делать с завтрашним экзаменом? Ведь Томоко так хочется поступить после школы в университет. В какой угодно, лишь бы только поступить… Однако какое гадкое было лето… Из-за плохой погоды ей не удалось как следует поразвлечься на каникулах. Но это вовсе не значит, что она сидела за книжками — от влажной, липкой летней духоты кружилась голова, и ни о какой учебе не могло быть и речи.

«…все-таки это было последнее школьное лето, так хотелось провести его весело и беззаботно. Следующим летом меня уже никто не назовет школьницей…»

Неожиданно Томоко расстроилась. Ей вдруг расхотелось смотреть бейсбол.

«…вот ведь! Единственная дочь потеет весь вечер над книжками, а они вдвоем преспокойненько отправились на вечерний матч. Хоть бы чуть-чуть обо мне подумали…»

Ее родителям через знакомых по работе удалось купить билеты на финал, что было неожиданностью для них самих. Несколько часов назад они выехали из дома и отправились на Центральный стадион. Предположим, они никуда не пошли после матча, а сразу поехали домой. Значит, они уже скоро будут здесь. Самое время. Томоко одна-одинешенька ждет своих родителей в новом пятикомнатном доме.

Вот уже несколько дней не было дождя, но в воздухе чувствуется какая-то странная влажность. Это не только от пота. Такое ощущение, будто по комнате плавают бесчисленные маленькие капельки. Томоко бессознательно хлопает себя ладонью по бедру. Смотрит — под ладонью ничего. Неожиданно очень зачесалось над коленом — думала, комар. Но это, скорее всего, от нервов. Вот раздалось сочное жужжание. Томоко схватилась обеими руками за голову. Обычная муха. Муха, видимо спасаясь от воздушной струи вентилятора, перед дверью набирает высоту и скрывается из поля зрения. Откуда же она здесь взялась? Дверь вроде закрыта. Томоко проверяет, нет ли в москитной сетке щелей. Ей не удается найти ни одной, в которую могла бы пролететь муха. В ту же секунду она чувствует, что ей одновременно хочется и пить, и писать.

Непонятно почему вдруг — не больно, но ощутимо — сдавило грудь. Только что Томоко непрерывно ворчала и жаловалась на жару, а теперь настороженно молчит сама не своя. Спускается по лестнице, а у самой сердце из груди вот-вот выскочит, хотя вроде все как обычно и нет причин волноваться. Свет фар проезжающей мимо дома машины скользнул бесшумно по стене коридора и исчез. Гул мотора удаляется, становится глуше. Машина проехала, и сразу темнота вокруг кажется еще глубже и темней. Томоко нарочно шумит, спускаясь по лестнице. Спустившись, она включает свет в коридоре.

Сделав свои дела в туалете, Томоко некоторое время бездумно сидела на унитазе. Сердце ее учащенно билось. Она попыталась успокоиться, но безрезультатно. С ней еще никогда ничего такого не было. Что же это?.. Несколько раз глубоко вздохнув, Томоко рывком поднялась, натянула трусики прямо вместе с шортами и повернула ручку двери.

«Мамочка, папочка, возвращайтесь поскорее!» — Томоко проговорила эти слова вслух жалобно, как маленький ребенок.

…ужас! неужели я думаю, что меня здесь кто-то услышит?

Она чувствовала, что обращается не к родителям, а к кому-то другому.

…умоляю… не пугайте меня…

Томоко вымыла руки в кухонной раковине. Мокрыми руками достала из морозилки лед, бросила со звоном в стакан. Налила до краев кока-колу, выпила залпом и поставила пустой стакан на стол. Кубики льда в стакане закружились, тая; она остановила их пальцем. Неожиданно она вздрогнула, озноб прошел по телу. Снова захотелось пить. Она опять достала из холодильника колу в полуторалитровой бутылке и налила в тот же стакан. Руки у нее дрожали… Сзади вдруг пахнуло чем-то, как будто в кухне был еще кто-то кроме нее, какая-то тень… Это не человек. По кухне поплыл сладковатый запах гниющего мяса… Это что-то нематериальное.

Томоко крикнула: «Пожалуйста, перестаньте!»

Лампочка в пятнадцать ватт помаргивала над мойкой. Новая лампочка, а вот ведь какая ненадежная. И свет у нее тоже был ненадежный. Томоко пожалела, что не додумалась включить большой свет. А теперь ей было страшно, и она не могла заставить себя проделать несколько шагов до выключателя. Она даже обернуться не могла — боялась. Она поняла, что там, за ее спиной… Там — комната в традиционном стиле площадью восемь татами[1]. У стены стоит дедушкин буддийский алтарь. Если отдернуть занавеску и выглянуть в окно, то через ячейки оконной решетки видно будет поросшие травой незастроенные соседние участки и цепь светящихся многоэтажек. Ничего, кроме этого, там нет! Допив до половины второй стакан, Томоко окончательно оцепенела. Ей кажется или чужое присутствие стало еще более ощутимым? Скованная ужасом, не в силах пошевелиться, она чувствует, как что-то тянется к ней издалека и вот-вот коснется ее шеи.