Осторожно покосившись на дверь, взяла за руку.

— Пойми, Ваня, обстоятельства… Но это в последний раз! Иван Степанович покачал головой.

— Сфера услуг, Кира, не имеет конца. Она беспредельна, как Вселенная. И так же вечна, в отличие от нас…

Строгое «директорское» выражение исчезло с лица Киры Анатольевны. Оно стало мягким, нежным и даже, страшно сказать, ласковым.

— Обещаю тебе… Как только ты вернешься — обещаю… Киврин грустно улыбнулся и предостерегающе поднял руку.

— Не надо! Я устал ждать, надеяться, разочаровываться и снова — ждать. Как видишь, волшебники тоже бывают в заколдованном кругу. Пусть все идет своим чередом, без дат, чтобы мне хоть не считать дни.

Кира печально посмотрела на него.

— Трудно ведьму любить?

— Трудно, когда тебя не любят, — возразил он.

— Любят…

И, приподнявшись на цыпочки, Кира Анатольевна неожиданно крепко поцеловала Ивана Степановича. Сделала она это так самозабвенно и решительно, что Киврин даже слегка отпрянул и выпучил глаза, потому-то он и заметил нечто, ускользнувшее от затуманенного искренним порывом внимания Киры Анатольевны.

Дверь в кабинет тихо приоткрылась, и в щель просунулась физиономия Сатанеева. Увидев застывших в поцелуе Киврина и Шемаханскую, он сначала зажмурился, потом отшатнулся. Дверь в кабинет бесшумно закрылась.

— Гм-кхм, — произнес Сатанеев, бессмысленно глядя перед собой.

— Будьте здоровы, — не поднимая головы от бумаг, пожелала ему Ольга, приняв невнятный звук за чихание.

— Что? — повернулся к ней не совсем очнувшийся Сатанеев. — Ах, да! Спасибо… Здоровье здесь нужно железное…

Он вышел, задумчиво поглядывая на директорскую дверь.

Кира и Киврин, улыбаясь, стояли друг против друга.

— Не знаю, успею ли повидать тебя до Нового года в спокойной обстановке. Поэтому… Вот, это для тебя…

Он протянул ей изящный кулон на тонкой цепочке. В центре кулона сверкали миниатюрные часики. Кира сделала протестующее движение.

— Только не это, прошу тебя!

— Но почему? — искренне удивился Киврин.

— У меня дома уже лежит тринадцать подаренных тобой часов. Давай остановимся на этой волшебной цифре.

Киврин растерялся.

— Но я не приготовил другого подарка.

— Знаешь что, привези мне вот это. — Она быстро чиркнула что-то на листе бумажки, протянула ему. Он прочел и неожиданно рассмеялся.

— Нет, на тебя, действительно, сердиться нельзя… Ты все еще дитя, Кира!

Она тонко улыбнулась.

— Я — женщина. Этим сказано все!

Гордо подняв голову, Иван Степанович вышел из кабинета. В приемной он заметил Сатанеева, победоносно улыбнулся ему и вдруг — неожиданно, совершенно по-гусарски подмигнул, приложил к губам палец. Сатанеев вздрогнул, попытался изобразить ответную улыбку, но у него это получилось плохо.

Оказавшись в коридоре, Киврин улыбнулся еще шире.

— Так! — сказал он сам себе. — Сплетня гарантирована! Очень хорошо! Да здравствует сплетня!

В прекрасном настроении, напевая знаменитую арию о клевете, Иван Степанович спускался по лестнице в вестибюль. В некотором отдалении за ним следовал Сатанеев, упорно наблюдая сутулую спину зама по науке. Он мучительно пытался осмыслить увиденное и приспособить для своих целей.

Через стеклянные двери с улицы в вестибюль вошла Алена. Следом тащился разочарованный гость с Кавказа.

— Ах, девушка! Что за девушка. Только «нет» говорит!

— Почему же, — весело возразила Алена. — Один раз я сказала «да».

— Когда? — встрепенулся гость.

— Вы спросили, хорошо ли я слышу…

Гость сразу несколько поотстал. Чтобы окончательно от него избавиться, Алена подошла к одевавшемуся у гардероба Киврину.

— С наступающим, Алена Игоревна, — живо приветствовал девушку Иван Степанович. — Рад видеть вас, особенно с такими сияющими глазами… Что-то здесь нечисто, а? — добавил он лукаво.

— Чисто, чисто, — улыбнулась она. И тихо добавила: — Замуж выхожу.

— Да ну! — Киврин искренне удивился, обрадовался, чуть не уронил уже надетую в один рукав шубу. — От всей души! Примите самые сердечные поздравления.

Он подозрительно покосился на топтавшегося в стороне кавказца.

— Ой, да что вы! — рассмеялась Алена, помогая ему поймать второй рукав. — Он в Москве меня ждет. Сегодня вылетаю.

— Вечерним? — спросил Киврин. Алена кивнула.

— Вы представить себе не можете, как мне сегодня везет, — воскликнул Киврин. — Я тоже лечу этим рейсом!

— Вот здорово! — Алена протянула ему обе руки. — Вы будете на моей свадьбе. Свидетелем с моей стороны!

Киврин осторожно и бережно взял протянутые руки девушки.

— С величайшей радостью принимаю приглашение. — Он неловко поклонился и даже чуть шаркнул ножкой.

Сатанеев, наблюдавший с лестницы эту сцену, до предела вытянул шею, чтобы ничего не пропускать.

— Примите и вы, чтобы, так сказать, не мешкая… — Киврин повесил на шею Алены кулон с часами на цепочке. — Надеюсь, вам понравится. — Он сделал ударение на слове «вам».

Алена даже покраснела от удовольствия.

— Большое спасибо, Иван Степанович! — растроганно проговорила она и, привстав на цыпочки, поцеловала Киврина.

Он ласково погладил ее по голове.

— Жду вас в аэропорту. Надеюсь, не опоздаете?

— Теперь нет! — сияя сказала Алена и посмотрела на часы.

— Так… — сказал сам себе Сатанеев. — Так-так-так! Мне, кажется, тоже наконец повезло…

Алена вошла в кабину лифта, автоматические двери сомкнулись. С неожиданной резвостью Сатанеев несется вверх по ступенькам. Плавно движется лифт, чуть отставая от него. Сатанеев, сопя, наддает и… опережает медленно ползущую кабину. С трудом переводя дыхание, Сатанеев входит в приемную директора, быстро пересекает ее и открывает дверь кабинета. Двери лифта открываются. Алена выходит и направляется к приемной.

— Все делается, Кира Анатольевна, — чуть запыхавшейся скороговоркой докладывает в директорском кабинете Сатанеев, преданно глядя в глаза Шемаханской, — Заявки в Госконцерт уже посланы… но вот… Алена Игоревна улетать собралась. А я ведь в музыке не силен. Могут подсунуть что-нибудь… неподходящее…

Бросив пробный шар, он ждал реакции.

— Когда улетает? Зачем? — Кира нахмурилась. — Вы сказали ей про распоряжение?

— Конечно, конечно, — преданно соврал Сатанеев. — Только она и слышать не хочет…

— Что ж ей так… не терпится? — с нарастающим раздражением спросила Шемаханская.

Сатанеев замялся, всячески изображая тяжкие муки внутренней борьбы.

— Да говорите же! — прикрикнула на него Кира.

— Тут, понимаете ли, такое обстоятельство… Бракосочетание, в общем. Свадьба завтра у нее…

Грозовые морщинки на лбу Шемаханской разгладились.

— Да, это несколько меняет дело, — задумчиво произнесла она.

— …с Кивриным Иваном Степановичем, — осторожно продолжил фразу Сатанеев.

— Что?!

Кира вскочила. Сатанеев тоже немедленно встал, соболезнующе опустив голову.

— Что за вздор вы здесь говорите? — гневно воскликнула Кира. — Как это вам в голову взбрело?!

— И не взбрело бы, но факты, — невозмутимо ответил Сатанеев. — Как говорится, упрямая вещь… И потом что же здесь такого… Он человек видный, свободный… Она тоже… Так что имеет полное право. И в Москве пожениться умно придумали — все-таки в одном институте работают, разговоров меньше будет.

— Господи, чепуха какая-то! — Кира вышла из-за стола и принялась ходить по кабинету. — Да я сама только что Киврина в Москву отправила!

— Вот видите! — тут же подхватил Сатанеев. — Он же мог отказаться, но не стал этого делать. Зачем? Лишнее удобство для него. Вашими руками создано…

Киру передернуло от его слов. Она остановилась у окна спиной к Сатанееву.

— Может, мне уйти? — дипломатично предложил он. — А то вы чего-то расстроены…

— Изложите факты, — бесцветным голосом потребовала она.