Скотта прервал передатчик Анны: она сообщала, что заметила Дока Хопера или его сообщника. Среди скал находился сундук, имевший неправильную форму и покрашенный так, что походил на обломок скалы. Его трудно было заметить даже в подзорную трубу. В этом сундуке наверняка мог разместиться только один человек, в нем имелось и отверстие для стрельбы, в котором кто-то время от времени мелькал.

— Хорошо придумано и хорошо сделано, — заметил Скотт. — Наверное, ему было нелегко в скалах в такой туман. Наши девочки ликвидируют его в последний момент.

— А если он их опередит?

— Есть довольно мест, откуда можно послать ему пулю. Они не нажмут на спуск до тех пор, пока не увидят дуло, направленное на Тома. А сейчас им надо найти гнездышко другого убийцы, не в воду же он спустился с вертолета. Дуглас удивил меня. Я ожидал, что скорее летчик услышит его храп, чем Дуглас — шум вертолета. Это заставляет меня думать, что в мозге человека есть еще много тайн, о которых наука даже и не подозревает.

В любом раю существует свой маленький ад — укромное местечко среди райских кущ, куда господь посылает согрешивших праведников покаяться. Так думал угнетенный и замерзший Сото, проснувшись утром в мрачном укрытии среди скал. Укрытие походило на каменную келью с неровными и влажными стенами, через щели в которых, свистя, просачивались усталые ветры, чтобы отдохнуть. Из одной такой щели было видно только синее небо, а из другой — бездна, в которую должны провалиться Молчаливые. В это укрытие можно было войти только через брод в трясине, а выйти — из другой пещеры, длиной около двести футов. Скотт положил взрывчатку в двух местах — там, где кончался брод, и у выхода из пещеры, а площадь между этими двумя точками заполнил другой взрывчаткой по специальной схеме.

Судьба решила, что эта утонувшая в молчании и упоенная собственной красотой долина должна стать свидетелем самой кровавой драмы.

Из укрытия не было видно кустов, у которых стервятники клевали скелеты трех мертвецов, поэтому Сото и Брюсу казалось, что они кружат над призраками. Они молча завтракали, и их тела занимали то же положение, что и ночью — сведенные, потому что укрытие не позволяло им выпрямиться.

— Что мы такого сделали мистеру Саливану, раз он заставил нас тут сидеть? В багажнике кадиллака я чувствовал себя намного удобнее, — проворчал Брюс. Сото был в таком же мрачном настроении и охрипшим голосом ответил:

— Это укрытие показалось нам самым подходящим и безопасным. Жалко, что нам отсюда не видно ни солнца, ни красоты вокруг. Как бы я ни поворачивался, не могу распрямить онемевшую ногу. Не пойму, отчего она онемела — от холода или от сиденья, но уже на свои ноги рассчитывать не приходится.

Во сне Сото увидел себя маленьким мальчиком: он вместе с братом бежал через поле, а потом оба они бросились в реку. Вдруг ослепительное солнце закрыли облака, полил ливень и он оказался один, чувствуя, как весь дрожит от холода и страха. Сото долго лежал с закрытыми глазами, не шевелясь. В нем зародилось плохое предчувствие. Он не верил в сны, но этот смутил его. Они не виделись с братом столько лет, а так любили друг друга в детстве. Он очень часто думал, что настоящее счастье бывает только в раннем детстве и кончается, когда ребенок переступает порог школы. Вот и сейчас Сото подумал, что дал бы всю оставшуюся ему жизнь за счастье снова прожить свои детские годы. Его прервал голос Брюса:

— Что бы ты сказал на предложение жить вместе со мной в Нью-Йорке?

— Но мне хорошо и с Баком!

— Я думаю, что Бак уйдет от нас.

Сото тоже чувствовал, что скоро потеряет своего друга, он даже примирился с этой мыслью, но внезапно ему стало жаль:

— С тобой я бы умер со скуки. Ты или проводишь акцию, или как крыса копаешься в книгах. Наверное, ты ждешь, что там наверху святой Петр будет тебя экзаменовать. А сейчас прими мои поздравления за номер с ежами.

— Поздравления относятся к Скотту — он его придумал. Тот несчастный еще две ночи будет спать на иголках.

— Так ему и надо. Но признаюсь, мне непонятно великодушие Скотта к этой банде разбойников. Мне даже кажется, что он стал непохожим сам на себя. А вот Удуерт — совсем другое дело, он ясен как белый день. Я бы посоветовал тебе поехать с нами в Чикаго — это будет хорошо и для тебя, и мы сможем повысить свой интеллектуальный уровень.

— Ты меня искушаешь, — засмеялся Брюс. — Стоит подумать.

— Ты не ошибешься и будешь твердо знать, что черное и что — белое. А серый цвет это только туман — коварный и прилипчивый.

— Но я больше всего люблю носить свой серый костюм. И чувствую в нем себя шикарным.

— Да, в нем ты действительно почти как Ууди Алан. Но этот костюм исключение, потому что серость остается серостью. Дуглас совершенно прав, когда говорит, что в жизни самое главное — это разобраться в самом себе. В ясности нет коварства, даже самая жестокая истина переносится хорошо, когда она ясна. Она очищает душу.

— Я бы не хотел, чтобы мне так чистили душу — на железной терке. Душа — нежная штука, она может остаться в ее зубьях. И все-таки не понимаю, почему Скотт не хочет взорвать начало и конец брода, когда банда войдет в болото? Это же самый надежный капкан!

— Нет, нет, болото слишком велико для капкана и совсем ненадежно, а здесь мы их изловим, как мух в бутылке: спустим им веревку, поднимем поодиночке, свяжем, камеры будут снимать, газеты, конечно, об этом раструбят. Ну и риск, естественно, большой — их около пятидесяти человек, неизвестно, сколько останется после перестрелки, которую, наверное, придется вести. Черт их знает, какое у них оружие, но в болоте и в темноте вообще ничего не получится.

— Сестры, наверное, думают, как Скотт.

— А как же иначе, не забывай, что они все-таки женщины.

Брюс усмехнулся, ничего не сказав, но Сото рассердился больше, чем если бы он ему возразил:

— Слушай, дорогой, я давно хочу тебе сказать, что в отношении женщин, по сравнению со мной, ты просто ребенок, несмотря на твои сорок два года, потому что у меня за спиной два развода со всеми их материальными и эмоциональными последствиями. Меня утешает только чистая и верная любовь двух моих сыновей. Я говорю верная, потому что из них вырастут настоящие мужчины. Только пережив все это, можно понять, что за хаос кроется под понятием "женщина". И в конце позволь мне дать тебе совет, как младенцу: уходит твой последний поезд, закрывай глаза и прыгай в него. Не думай, что можно перехитрить жизнь — тебе уже пора платить по счету, а то потом много чего соберется всего сразу.

— Ты же мне всегда говорил до сих пор, чтобы я не усложнял свою жизнь, какая муха тебя сегодня укусила? Где же твоя сентенция: "Для одних мужчин свобода прежде всего, а для других — удобство? И вот вторые мужчины-рохли терпят своих проклятых жен". Да и вообще, нужно ли рожать детей, и так на земле слишком много людей. Я же не гений, чтобы человечеству были так уж необходимы мои дети.

— Почему? Ты еще ничего! Как детектив ты уступаешь только Скотту. Лично я бы не рискнул стать гангстером при наличии таких, как вы двое. А человечеству потребуются детективы, потому что отбросов становится все больше.

— Нет, нет, раньше ты был более убедительным. А сейчас советуешь мне броситься с закрытыми глазами в хаос только для того, чтобы познать самого себя.

— Ну хотя бы раз, чтобы перестать быть младенцем, да и болтать о тебе перестанут. Наверное, некоторые доброжелатели думают, что у тебя есть какой-нибудь физический недостаток.

— Ну после всего, что ты мне здесь наговорил, я подозреваю, что у тебя кто-то на уме.

— Конечно — Рита!

— Глупая шутка, — улыбка исчезла с лица Брюса.

— Глупая, но пикантная. А кроме того, может быть, вообще это не шутка.

— Как более проницательный в этой известной тебе области, я почувствовал, что она к твоей особе не совсем безразлична.

— Глупости…

— Почему, у некоторых женщин странный вкус. И даже иногда им нравятся такие стариканы, как ты…