Чинг улыбнулся.

— Однако у нас нет такой привычки — ставить наших гостей перед свершившимися фактами. Мы предоставляем вам право выбора, господа. Не обижайтесь, если выбор ограничен: или вы летите на “Прометее”, или выбираете легкую смерть без страданий — вам это гарантируют. Что же вы мне ответите?

Джонсон кивнул головой — отчасти машинально, отчасти в знак согласия. Он был сбит с толку. Пережив крушение всего, присутствовав в качестве бессильного свидетеля гибели всех иллюзий, он получил возможность начать новую жизнь, потенциальные возможности и перспективы которой он впервые так ясно различал. Битва, которую он вел, была битва за свободу. Речь шла об освобождении человека от особой формы тирании и даже не от тирании вообще, а о свободе воплощения. Свобода — это право выбрать судьбу, а сколько людей, столько судеб. В бесконечной Вселенной человек сам становился бесконечным и поэтому, может быть, бессмертным. А сам он, освобожденный от Гегемонии, мог наконец вздохнуть свободно. И не в отдаленных мечтах, а сейчас и здесь!

Он кивнул на этот раз с выражением полной уверенности.

— Я полечу, — сказал он. — И с радостью.

— А вы, Горов? — спросил Чинг.

— Я возмущен, — отвечал Горов, даже без тени юмора. — Я возмущен тем, что вы угрожаете мне смертью, если я не приму невероятное предложение восполнить огромный пробел в моих знаниях. Вы принимаете меня за идиота? Какой нормальный человек отказался бы от такого предложения? В результате контакта с неземной цивилизацией мы можем мгновенно получить такие знания, на которые в обычных условия у нас ушли бы тысячелетия. Вы предлагаете мне бесценное сокровище. Конечно, я согласен!

— Я подумал, что может быть, храня верность Гегемонии…

— Гегемония является переходным этапом, — возразил почти что обиженным тоном Горов. — Структурой, которая была полезной человечеству в данной, конкретной ситуации. А теперь условия изменились, и наш долг — измениться вместе с ними. Только Знание неизменно и бессмертно!

— Вы сделали правильный выбор, господа, — сказал Роберт Чинг. — Я сожалею только о том, что не могу улететь с вами. Возраст у меня уже не тот, да и столько текущих дел ждет меня здесь… Дело Братства можно считать завершенным только тогда, когда все человечество сможет свободно достичь звезд, как это сделаете вы. “Прометей” всего лишь начало. Как и герой, у которого он позаимствовал свое имя, он принесет человеку небесный огонь — Хаос, бесконечность. Но необходимо, чтобы этот дар исходил с небес, а не от Лукавого… И пока существует Гегемония, Братство будет существовать в этой системе, которая до сих пор была нашей… Однако я слишком далеко забрался, ведь еще столько предстоит сделать в течение месяца. За работу, друзья мои!

12

Аркадий Дунтов находился в помещении центрального поста “Прометея”, того самого “Прометея”, которого он начал считать своим после целого месяца подготовки. И месяц кончался завтра.

И в самом деле корабль будет полностью принадлежать ему, по крайней мере в течение всего полета к Синюсу 61. Его назначили капитаном. Как только цель будет достигнута, он уступит свое место другим, среди которых и прежний недруг Горов… Но на время полета это был его корабль.

Завтра наступит долгожданный день. Все необходимое оборудование и запасы были погружены, а завтра наступит черед экипажа. Дунтов обвел взглядом экраны и переключатели, которыми он мог теперь пользоваться с закрытыми глазами.

Корабль был оборудован двумя автономными системами управления: одна была классической, другая была непохожа на все остальное до сих пор известное. Для старта, посадки и полетов в пределах Солнечной системы применялась обычная антигравитационная система двигателей. И только за орбитой Плутона включится сверхсветовая… Дунтов в сомнении покачал головой перед пультом управления этой системой. Целый месяц он не покидал профессора Шнеевайса. И если система ему показалась достаточно простой, то в теории он чувствовал себя далеко не так уверено. Сейчас он старался по возможности точно вспомнить слова профессора:

“Существование “Прометея” никоим образом не противоречит уравнениям Эйнштейна, определяющим скорость света как конечную скорость тел, которые двигаются в пространстве (он представил себе Шнеевайса, объясняющего, что необходима определенная конечная скорость, чтобы разогнать корабль до сверхсветовой скорости в том, что он называл “первичным пространственно-временным континуумом”). Затем нам надо выбраться из него. Вы применяете обычную систему двигателей, чтобы направить корабль по курсу к Синюсу 61 и достичь обычной высокой скорости. Затем вы включаете стазовый генератор. “Прометей” и часть пространства вокруг него окажутся заключенными во временную капсулу или, точнее попадут в “трещину” во времени по отношению к первичному пространственно-временному континууму. По отношению к этому микроконтинууму корабль не превышает скорость света, однако сама капсула перемещается по первичному континууму со скоростью света. Но, в силу того, что корабль уже не занимает определенное пространственно-временное положение в первичном континууме, выводам теории Эйнштейна это не противоречит”.

Для Дунтова теория полета была не более ясна, чем “Теория Социальной Энтропии”, которую дал почитать ему Чинг. Он понимал все слова, однако то, что они означали, оставалось затянутым густым туманом…

Во всяком случае все это не так уж и трогало его: знаний вполне хватало, чтобы действовать, чтобы правильно выполнять приказы и вести корабль к намеченной цели — вот что было главным. Теорией занимались другие. И, вспомнив о приготовлениях последних недель, он спросил себя, нет ли среди тех, кто умел только думать, но не действовать, людей, способных тайно завидовать ему (кроме Чинга, естественно) хоть в какой-то мере…

Константин Горов парил рядом с Чингом в просторном помещении сферической обсерватории, в глубине астероида. Он чувствовал нечто вроде странного головокружения, ощущая это почти материальное пространство, которое как будто обволакивало его со всех сторон. Чувство восхищения, смешанное с почти религиозным ужасом. Это место притягивало его — как и сама личность Роберта Чинга.

Чинг был и в самом деле необыкновенным человеком. Он был во многом похож на самого Горова: он точно так же стремился к знанию, у него был изощренный ум, он точно так же уважал тягу к Знанию у других — редкостное свойство у представителей человеческой расы.

Некоторые аспекты личности Чинга в то же время отталкивали Горова. Как такой умный человек мог поддерживать явно устаревшие, почти религиозные нравы. А его приверженность теории Хаоса… Как мог человек такого ума всерьез восхищаться пустотой, случайностью на грани мании неуверенности Гейзенберга… Это было смешно и в то же время ужасно.

— Смотрите, Горов, — говорил в это время Чинг. — Эти мириады звезд, каждая из которых является солнцем, потенциальное местожительство человека… Бесконечность Хаоса, действительные размеры Вселенной…

Но вот уже несколько секунд Горов не слушал его. Он только что отметил несколько движущихся тел, летящих со стороны Солнца, — со стороны Земли…

— Смотрите! — воскликнул он, указывая пальцем. — Космические корабли!

Чинг вздрогнул и повернулся в ту же сторону.

— За нами охотятся! — сделал он вывод. — Эти корабли приближаются к астероиду! Можете вы определить их принадлежность? Тотчас вычислить их траекторию!

Наступила продолжительная пауза, в течение которой Чинг сначала еще на что-то надеялся, а потом глухое отчаяние охватило его. Кто же еще, кроме Гегемонии, мог послать эти корабли? И как их задержать? Все старания пойдут прахом, когда до цели рукой подать, когда только и оставалось коснуться звезд…

Голос дежурного офицера раздался в зале:

— Это крейсеры Гегемонии, Главный Агент. Тридцать кораблей. Они двигаются прямо на нас, как будто уверены в нашем присутствии. Они будут здесь примерно через три стандартных часа.