Изменить стиль страницы

7

– Саня! Шурик!, – Женька, запыхавшись, догнала парня и с жалкой улыбкой посмотрела в его смущенные глаза, – Привет!

– Привет, Жень. Ты извини, я того… Тороплюсь…

– Куда торопишься? Давай провожу – и поговорим заодно?

– Да нет, Жень… Потом… Ладно?

– Сань… Что происходит? Неужели я не имею права знать?, – против Женькиной воли из её глаз полились слёзы, – Где она? Что с ней?

– Женька!, – Саша испугался, быстро обнял девушку и зашептал ей на ухо отчаянно, – Жень, она жива и здорова. Всё нормально у неё. Женька… Я ничего больше не могу тебе сказать.

– Но почему, Шурик? За что? Чем я заслужила? Неужели она не может хотя бы поговорить со мной?, – сквозь всхлипы вырывались отчаянно-горькие слова, – Она с Юлькой, да? С ней?

– Нет! Нет, Жень. Они… общаются. Но Юлька… Нет.

– Тогда почему?, – отчаянно закричала Женя, – Почему всё вот так?

– Жень… Я не знаю… Не знаю. Женя, да перестань ты реветь!, – тоже заорал вдруг Саня, – Не стоит она того, слышишь? Ушла она – и скатертью дорога!

– Нет…, – Женька вырвалась из его рук и посмотрела с каким-то ужасом, – Нет, ты не прав… Она хорошая. Она просто… запуталась. Я пойду, Сань. Пойду.

Саша не стал её останавливать. Смотрел, как скрываются за поворотом страшно-поникшие плечи и ему казалось, что он сам ощущает всю глубину боли, обрушившуюся на девушку.

А Женька поплотнее запахнула воротник куртки и пошла по слякотной улице, слизывая с лица соленые дождевые капельки. То и дело навстречу ей попадались студенты, веселые и радостные в своей беззаботности и вдруг годы, прожитые в общаге, огромным камнем обрушились на девушку. Она вспомнила, как тогда всё было легко и просто. Были друзья. Была Лёка. Были сильные руки, всегда готовые обнять и успокоить. А теперь ничего не осталось.

Вот и не осталось ничего…

Вот и не осталось ничего…

А лето пахнет солнцем…

Дома, как ни странно, почти никого не было. Только Кристина сидела с сигаретой на кухне и работал магнитофон, из которого – вот странное дело – вылетал и ударялся о сердце голос Арбениной. На холодильнике горели свечи. Свечи, которые Женька никогда не разрешала зажигать при ней. Но сегодня они были даже к месту.

Женька сбросила куртку на пол, села за стол. Молча вытащила из Кристиной пачки сигарету и закурила неловко. Курила глубоко затягиваясь и заходилась кашлем. А Арбенина продолжала дергать за истрепанные жилы и бить в сердце.

На границе хмурых мужей

И очень нервных подруг

Где празднуют годы совместной и тихой войны

Я тебя сберегу от старческих мук

Наши счеты и дни уже сочтены

– Я тебя сберегу… От старческих мук… Наши счеты и дни… Уже сочтены…

Потушила бычок в пепельнице и замолчала, вдыхая в себя острый запах свечей и никотина.

– Женька, – тихо прошептала Кристина, – Не лезь так глубоко в это болото. Там плохо. Темно и холодно.

Женя не ответила. Через минуту только кивнула. Она боялась, что если скажет хоть слово – снова вырвутся из горла рыдания, а рыдать уже не было сил. Ни на что не было сил. Ничего не было.

– Женя!, – чей-то голос колокольчиком прозвенел в прихожей и кто-то большой с грохотом протопал на кухню.

Вскочила. Заметалась взглядом, сжимая кулаки. Острое-острое в своей безысходности чувство надежды вонзилось в сердце. Широко раскрылись глаза.

– Жень!, – Ксюха, запыхавшись, влетела в кухню, – Как ты?

Это стало последней каплей. Женька потом не могла вспомнить, кто и как укладывал её, бьющуюся в истерике, в кровать. Не могла вспомнить ни слов, что ей говорили, ни воплей, которые издавала она сама. Только через несколько часов, открыв глаза, она удивилась, почему лежит на Кристиной кровати, и почему к Ксюхи с Кристиной такие испуганные встревоженные лица.

***

– Привет, Лен, – Женька поймала Лёку на выходе из общаги. Шагнула к ней и удивилась – внутри только что-то горячее разлилось. Острой боли не было. Впрочем, уже целых две недели прошло с той памятной истерики, когда Женя перепугала Кристину и Ксюху. Много за эти две недели слез было пролито, и слов горьких выкрикнуто.

– Привет…, – Лёка растерялась и сделала шаг назад. Она была совсем незнакомая с новой короткой стрижкой, одетая в джинсы и черный свитер, – Извини, я… Тороплюсь.

– Лена, – Женя устало посмотрела в синие глаза, – Поговори со мной. Просто поговори. Как ты?

– Я… Нормально. А ты?

– Я тоже хорошо. Диплом заканчиваю. Даже не верится, что скоро уже конец вояжу под названием «высшее образование».

Лёка засмеялась.

– Ну да. А я вот тоже думать начала: может, всё-таки в институт поступить? А то за плечами ПТУ и куча всяких курсов, а вышки-то так и нету.

– Конечно, стоит поступать! Высшее образование не помешает.

Женя почти физически ощутила, как расслабилась Лёка от её спокойного, веселого тона. И только Бог знал, каких усилий стоило девушке поддерживать этот тон и улыбку на бледном лице.

– Ты где живешь-то сейчас?, – спросила, продолжая улыбаться.

– Да это… У знакомого одного с мехмата. На работу сейчас устраиваюсь. Может, потом квартиру сниму.

– О! Поздравляю, – радостно, – А что за работа?

– Да сисадмином. Буду сетки прокладывать в одной фирме. Жень, мне правда бежать пора.

– Ясно… Ладно, Лен, давай тогда. Ты бы хоть в гости как-нибудь забежала. Мы все скучаем периодически.

– Забегу, конечно. В общем, я позвоню. Пока, Жень.

– Пока.

Лёка махнула рукой и ушла. А Женька долго стояла, прижав руку к груди. Ей казалось, что если отнимет сейчас руку – сердце выскочит из грудной клетки и размажется кровью об асфальт.

Поздно вечером, вернувшись домой, Женя застала там встревоженных Ксюху и Кристину. Последние две недели обе они старались не выпускать Женьку из виду: ходили с ней в универ, гулять и вообще всегда были рядом.

– Привет!, – куртка приземлилась на вешалку, а сумка на кресло, – А по какому поводу мировая скорбь?

– Привет…, – Ксюха аж растерялась, – Жень, ты где была?

– Гуляла, – беспечно получилось. Хорошо. Правильно, – А вы чем занимались?

– Да мы так… Есть будешь?

– Обязательно. Я сегодня в универе была, вроде бы эпопея с дипломом закончена, осталось только плакаты нарисовать и всё.

– Здорово! Молодец!, – подключилась к разговору Кристина, настороженно посматривающая сквозь челку, – Жень, ты… Всё нормально?

– Угу. Я сегодня Лёку видела.

Бабах. От неожиданности Ксюха уронила тарелку и сразу кинулась за веником.

– И как… Лёка?

– Нормально. На работу устроилась, квартиру собирается снимать. Да она, наверное, зайдет как-нибудь.

– Жень, вы… помирились?, – Кристина совсем ничего не понимала.

– Да мы вроде и не ссорились. Ладно вам о Лёке, давайте есть лучше.

И они ели. Женька старательно запихивала в себя еду, не ощущая вкуса, и нахваливала поварих. Держала на лице улыбку, сосредоточенно держала – чтобы не отвлечься, не дать отчаянью отразиться на уставшем лице. Она так решила. Хватит. А то Кристина и Ксюха и так уже с ума сошли от беспокойства. И Шурик каждый день начал приходить. И Толик преувеличенно заботлив стал. Пора прекращать этот маразм. Люди-то вокруг ни в чём не виноваты.

Женя старательно запретила себе вспоминать и думать о том, что было раньше. Как будто построила себе новую жизнь, вырвав из неё кусок начиная от памятной июльской игры и заканчивая недавним новосельем. Ничего не было. Лёка друг. Старый друг. Хороший друг.

Кажется, помогало. И когда через неделю Лёка зашла-таки в гости, Женька была на высоте. Улыбалась, смеялась, рассказывая про научного руководителя их кафедры. Слушала Лёкины рассказы о новой работе. Насмешливо журила Ксюху за её новый имидж. И снова улыбалась, улыбалась.