Конечно, умом Женька понимала, что, наверное, всё было правильно – и человек этот очень обидел Кристину… Но сердце не могло понять. И рвалось от непонимания.
– Мелкая! Ты там утонула, что ли?, – Лёка уже третий раз постучала в дверь ванной и Женя обреченно завязала на животе пояс халата.
Когда она вошла к комнату, Лёка уже была в постели – в своей привычной голубой пижаме, белых носках и очках на кончике носа. Эти очки и это вечное вечернее чтение обычно заставляло Женькино сердце сжиматься от радости и умиления. Но сегодня… Сегодня всё было иначе.
Женя сбросила халат и влезла под одеяло, привычно прижавшись к горячему Лёкиному боку. В ответ Лёка убрала книгу и сняла очки.
– Спрашивай, мелкая…, – вздохнула.
– О чем?
– Ты знаешь, о чём. И я знаю. Ладно, можешь не спрашивать. Я сама отвечу.
Лёка развернулась на кровати и заглянула в Женькины глаза.
– Я не отказываюсь ни от единого слова, которое сказала тебе сегодня вечером. И я понимаю, что мои поступки пошли несколько вразрез с этими словами. Но когда я увидела кровь на Кристином лице…, – Лёка запнулась, – Впрочем, нет. Не так. Это пустые оправдания. Да, я была в бешенстве. Да, я позволила своему телу действовать по воле инстинктов, а не разума. И знаешь, Жень… Я не жалею об этом. Нет, вру. Я жалею об этом. И прекрасно понимаю, что это неправильно. Что я не должна была бить этого мальчика. Но я это сделала, потому что хотела это сделать. И расплачиваться за это мне, понимаешь? И это вовсе не значит, что теперь и всегда я начну со всеми выяснять отношения кулаками. Прости меня… Вижу – я тебя разочаровала. Но… я иначе не смогла. Извини.
Женя молча слушала Лёкины слова. Она головой понимала, что перед ней сидит всё та же девчонка, что и несколькими часами раньше. Но душой Женька уже воспринимала Лёку иначе. Теперь она видела перед собой не девочку… А взрослую женщину. Готовую отвечать за свои поступки.
– Я люблю тебя, Лен, – улыбнулась Женя и скользнула в Лёкины объятия, – Я очень-очень тебя люблю. Никогда этого не забывай.
Следующим утром Женька проснулась с острым ощущением радости в груди. Потянувшись, она посмотрела на спящую Лёку. Во сне девушка казалась совсем молоденькой, невинной девочкой. И даже покрашенные разноцветными перьями волосы не сбивали этого ощущения.
– Я… Тебя… Люблю…, – прошептала Женька, кончиком пальца проводя дорожку по Лёкиному носу. Вряд ли кто-нибудь сумел бы понять, как дорога стала ей эта маленькая девчонка. Девушка. Женщина.
В приливе острой-острой нежности Женя всё водила и водила пальцами по Лёкиному лицу, нащупывая каждую ямочку, каждый перегиб кожи.
– Ты настоящая…, – снова шепнула, – Настоящая и правильная. Я рада, что ты такая. Я так сильно люблю тебя… Так люблю…
– Ммм, – промычала Лёка сквозь сон и, неловко протянув руку, обняла Женьку, – Мммелкая… Ты спи… Я с тобой…
– Чудовище…, – улыбнулась Женя, – Моё чудовище. Смешное. И любимое-любимое.
Долго-долго длилось это утро, наполненное негой и свежестью. Долго-долго Женька ласкала родное лицо.
Пока, наконец, лицо не приобрело осмысленное выражение и не спросило ворчливо:
– Мелочь… Выходной же. Ты чё не спишь?
Это «чё», сказанное спросонья, окончательно развеселило Женю и она принялась щекотать Лёку, попутно пытаясь потрогать её живот под курткой пижамы.
Потрогать не получалось – Лёка сопротивлялась с хохотом и уворачивалась.
– Ленка!, – наконец, скомандовала Женя, – А ну не дергайся, я твой пупок хочу…
Её слова потонули в глубоком Лёкином поцелуе.
– Ты хочешь мой пупок?, – хриплым голосом прошептала, забираясь ладошками под ночнушку, – Мелкая, а я думала, что в этой жизни ты хочешь только меня… А не мой пупок…
– Глупая… Посмотреть… Хочу… Ох… Ленка… Ленка…
И их голоса потонули в звуках раннего любовного утра.
Встали поздно. После того, как девушки долго занимались любовью, оказалось, что их одежда разбросана по всей комнате и её не так просто найти. Потом долго завтракали и принимали душ. Потом сбегали на рынок за цветами для больной Кристинки.
А потом пришла Юля.
– Привет, Жень!, – на пороге стояла она, та самая, Светлова, – А я к Кристинке. Слышала, что случилось…
– Привет, Юлька, – радостно улыбнулась, – Заходи. Кристя там с Ксюхой о чем-то спорит уже полчаса. Может, ради тебя как раз и спор закончится.
Юля быстро разувалась, а Женя смотрела на неё улыбающимися глазами. Совсем взрослая стала эта Юлька. И раньше она казалась старше всех остальных, а сейчас и совсем – взрослая женщина. Солидная. В брючном костюме и со светлыми, спадающими на плечи, волосами.
– Ну, пошли?, – пригласила Женя и, опомнившись, по студенческой привычке закричала громко, – Лёк! Иди сюда! У нас гости!
– Что это еще за… гости?, – Лёка запнулась на секунду, выходя из кухни и быстро сняла очки с носа, – Привет, Юль.
– Привет!, – Юлька накинулась на Лёку с объятиями, – Куда же ты пропала-то совсем, бессовестная? Я тебя в общаге искала, и у родителей… Что случилось?
– Я потом тебе расскажу. А ты как… Здесь?
– Да я к Кристинке пришла! Где она?
– Да тут, тут… Проходи.
Втроем они ввалились в Кристину комнату и захохотали, глядя на её красное, возмущенное лицо. Она что-то выговаривала Ксюше, стоя на коленках на кровати и подняв вверх руку.
С приходом гостей спор оборвался. Ксюха совершенно спокойно уселась на свою кровать, а остальные расселись на стульях.
– Ну как, Кристь?, – спросила Юлька, – Голова болит?
– Болит, – улыбнулась, – Только в основном от Ксюхи. Она мне с утра мозги так прополоскала, что никакой «Тайд» уже не поможет.
– А зачем ты в драку полезла? Каждый год наши с чучреками дерутся – никакой новости в этом нет, зачем лезть-то было?
– Ну среди кавказцев мой парень бывший был…
Кристина с явной неохотой рассказывала заново всю историю. Лёка смущенно смотрела в пол, когда рассказ дошел до её «выступления». Потом все вместе обедали и пили чай. Смотрели кино по телевизору. И снова пили чай.
Только поздно вечером Лёка, накинув куртку, пошла провожать Юлю. А, вернувшись, быстро скользнула в кровать и уснула, не отвечая ни на какие вопросы.
Субботний день целиком был наполнен приятными хлопотами. Лёка проснулась радостная и какая-то просветленная. Но о вчерашнем вечере говорить отказывалась. С Женькой и Ксюхой они съездили на рынок за продуктами, купили новый набор бокалов, и еще один букет для Кристины. Потом Женя убирала квартиру, готовила любимые блюда к завтрашнему дню, и полотенцем отгоняла Лёку, пытающуюся засунуть свой любопытный нос в каждую тарелку.
А потом пришло воскресенье. Квартира наполнилась друзьями. Кристина как королева восседала во главе стола, замотанная в одеяло и против обыкновения странно молчаливая.
Невеселый в этот раз получился праздник. Лёка сидела молча, вопреки себе не произносила тосты, не рассказывала анекдоты, а только смотрела на всех мутным взглядом синих глаз. И чёртики в них, пьяно покачиваясь, строили Женьке совсем не радостные рожицы. Много раз Саня пытался развеселить народ, но всем словно передалось настроение Лёки и веселья не вышло.
Только около двенадцати часов, когда количество выпитого алкоголя превысило допустимые нормы, народ словно проснулся. И полетели радостные речи в честь новоселов, и танцы начались веселые, и игра в «бутылочку». И во всей этой суете никто не заметил, как Женька тихонько пробралась в другую комнату и, упав на кровать, долго лежала, глотая соленые капли слёз и пытаясь заснуть.
А наутро, проснувшись, обнаружила рядом с собой только плюшевого кота. И никого больше…