В итоге все остались довольны. И христианско-демократические волки были сыты (а значительная часть руководства ХДП имела теснейшие связи с мафией, хотя о Моро этого сказать нельзя). И коммунистические овечки... тоже сыты. А что касается обмана подавляющего большинства избирателей, по привычке считавших ХДП и ИКП непримиримыми противниками, то о такой мелочи участники сделки вовсе не думали.

Существовал ли аналогичный договор между «партией власти» и верхушкой КПРФ в России 1990-х годов? Прямых доказательств пока нет. Но некоторые косвенные основания предполагать наличие подобной сделки имеются. По какой-то необъяснимой странности за сельское хозяйство в правительствах Ельцина — Черномырдина с 1993 по 1998 год неизменно отвечали представители очень близкой в то время к коммунистам Аграрной партии: А. Заверюха, А. Назарчук, Г. Кулик. Следует напомнить, что аграрная фракция в Госдуме 1995-1999 годов существовала только благодаря тому, что коммунисты делегировали в неё внушительную группу своих депутатов. Так что распределение субсидий и кредитов для сельскохозяйственных предприятий — пусть и небольших по размерам — находилось всецело в ведении дружественных компартии чиновников. Попадала ли часть этих денег в партийную кассу? Исключать такую возможность не стоит, тем более что, по свидетельству «Новой газеты», видный деятель КПРФ Илья Пономарёв в 2003 году признал, что компартия получала-таки деньги от «антинародного государства». Но, во всяком случае, прокоммунистические вице-премьеры и министры были полны решимости не допустить каких-либо аграрных реформ и в этом преуспели.

Если в России действительно был свой «пакт Моро — Берлингуэра», то можно с большой уверенностью вычислить время его заключения. Это либо самый конец 1993-го, либо самое начало 1994-го. Именно тогда и правительство Ельцина — Черномырдина, и верхушка КПРФ явно повернули от действительно жёсткого противостояния к «номенклатурному примирению».

Вряд ли нужно объяснять, что судьба отечественного сельского хозяйства обе стороны мало интересовала. «Партия власти» мечтала о «стабильности» и беспрепятственном проведении «прихватизации». Коммунисты считали, что при сохранении колхозно-совхозного строя голоса сельского населения на выборах им обеспечены. Ведь ни для кого не тайна, что большинство сельских избирателей голосует так, как прикажет начальство. А колхозное и совхозное начальство тогда было сплошь красным. Вот только расчёт коммунистов на то, что такое положение сохранится навсегда, не оправдался. В последние годы основная часть агрочиновников перебежала на сторону «партии власти».

Итак, «радикальные реформы» не могли вызвать кризис сельского хозяйства 1990-х годов, потому что в сельском хозяйстве их просто не было. Но при этом производство упало сильно, а реальная зарплата работников сельского хозяйства — ещё сильнее. Следует выявить подлинные причины этого падения. Начнём с макроэкономики.

Во всех развитых странах сельское хозяйство получает более или менее значимые государственные дотации. Этот факт часто упоминают, но на удивление редко хоть как-то пытаются объяснить. Но не найдя ему объяснения, мы ничего не поймём и в нашем собственном кризисе.

В любой стране сельское хозяйство — это та отрасль экономики, которая менее других поддаётся монополизации. Независимых производителей всегда много. Если цены рыночные, то эти независимые производители конкурируют между собой и в ходе конкурентной борьбы сбивают цены на сельскохозяйственные продукты. Такое положение выгодно для потребителя, но самим производителям наносит ущерб.

Однако те отрасли, от которых в высокой степени зависит нормальная работа сельскохозяйственных предприятий, как правило, организованы иначе. Так, электроэнергетика в большинстве стран мира представляет собой государственную или контролируемую государством монополию. За последние десятилетия из этого правила появились исключения, главное из которых — США. Но там ослабление (отнюдь не полная отмена!) государственного регулирования отрасли положительных результатов пока что не дало. Вместо всеобъемлющей монополии под государственным контролем образовалась сеть частных монополий регионального масштаба. И вероятность «конца света» (электрического) в одном отдельно взятом регионе даже возросла. А реальной конкуренции как не было, так и нет.

В ряде других отраслей существует не монополия, а олигополия. Например, нефть и нефтепродукты в западных странах находятся под контролем примерно десятка крупных ТНК. Похожую картину можно увидеть в производстве минеральных удобрений и химических средств защиты растений. В основном на западном рынке удобрений и ядохимикатов господствуют шесть гигантских корпораций. Есть и более мелкие независимые производители, но их роль невелика. Олигополия отличается от монополии тем, что конкуренция не исчезает. Поэтому олигополия не ведёт к технологическому застою. Но ценообразование в таких условиях нельзя считать вполне рыночным. Всегда возможен прямой сговор между немногими крупными фирмами. Однако и при отсутствии такого сговора компании могут одновременно «играть» таким образом, чтобы поддерживать цены на выгодном для себя (= высоком) уровне.

Несколько лучше для фермеров западных стран обстоят дела в производстве сельскохозяйственных машин и орудий. Конкуренция между производителями в этой отрасли сильнее. Но всё равно число независимых производителей в с.-х. машиностроении не слишком велико.

Итак, цены на сельскохозяйственные продукты оказываются заниженными вследствие острой конкуренции. А цены на товары и услуги других отраслей, от которых зависят с.-х. предприятия, наоборот, обычно завышены. Об этом «заботятся» моно- и олигополии. Так возникает диспаритет цен. Ничего самобытно российского в этом явлении нет. Оно существует и в западных странах.

Но в условиях демократии (без кавычек) никакое правительство не может быть заинтересовано в массовом разорении своих фермеров и упадке сельского хозяйства в своей стране. Поэтому государство придумывает разные способы возмещения тех потерь, которые несут аграрии. Частично это открытые субсидии, к разряду которых относятся и закупки продукции в государственный фонд по высоким ценам, частично — налоговые льготы. Существование такого механизма возмещения действительно необходимо и неизбежно.

В СССР цены назначали чиновники. В конце советской эпохи, в 1970-1980-х годах, соотношение цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию стало относительно благоприятным для аграрного сектора. Выгодность этого соотношения не стоит преувеличивать. Современный российский экономист-аграрник Е.И. Царегородцев отмечает, что и в 70-х годах паритета цен не существовало, ибо ценовые пропорции всё равно были искажены в пользу промышленных товаров[38]. Но в последнее 20-летие советского режима уровни цен на продовольствие и промтовары всё же можно признать терпимыми для сельхозпроизводителей.

Следует отметить, что так было не всегда. При Сталине, проводившем политику систематического ограбления деревни, существовали весьма разорительные для крестьян «ножницы» цен. Это тот же диспаритет, только возникший вследствие сознательных действий государственной власти. Да и в 1960-е годы соотношение цен никак нельзя было назвать выгодным для деревни. В то время рентабельность колхозов и совхозов зависела преимущественно от наличия у них подсобных цехов. Если такие цеха существовали (скажем, гнали плодово-выгодное вино), то хозяйство получало доход, в противном случае оно обычно оказывалось убыточным. Но к концу советского периода положение действительно несколько изменилось в лучшую для села сторону.

После отмены государственного контроля над ценами в постсоветской России вновь возникли «ножницы» цен. Но механизма возмещения, подобного существующим в западных странах, не было создано. Отчасти это объясняется объективной причиной — бедностью нашего государства. Государственная поддержка сельского хозяйства в тех масштабах, которые свойственны странам «большой семёрки», у нас просто невозможна — шишей не хватит! Но совершенно очевидно, что и при нынешних скромных финансовых возможностях государство могло бы возмещать сельскохозяйственным предприятиям гораздо большую долю их потерь от диспаритета цен. Хватило же у российского государства денег на две безусловно вредные и позорные войны в Чечне! Следовательно, дело не только в ограниченных возможностях, но и в полном нежелании поддерживать отечественное с.-х. производство.