Сексуальные аппетиты тинэйджеров - или отсутствие таковых - могут быть настолько пугающе огромными, что, если их регулярно не удовлетворять, получишь гигантский взрыв гормональной шрапнели.

7. Толстушка

В начале пятидесятых отцу подняли зарплату, и мы переехали из маленького домика, который снимали в Сан-Франциско, в большой двухэтажный дом в пригороде. Пало-Альто, штаб-квартира Стэнфордского университета, был студенческим городком, создававшим спокойное и "правильное" окружение для детей из "благополучных" семей. Сами того не желая, мы выглядели карикатурой на традиционную семейную жизнь "настоящих белых американцев" с двумя детьми, двухэтажным домом, гаражом на две машины и грядущими благами на горизонте.

Меня расстроил не столько переезд, сколько то, что родители продали наш старый черный "Бьюик" 1938 года, моего толстого друга, жившего в гараже. Просто пошли и продали его - автомобиль, который честно возил меня с самого рождения! Я редко плакала (обычно либо тихо ворчала, либо громко ругалась), но тут слезы так и брызнули из глаз. Я долго оплакивала своего четырехколесного друга. В полной уверенности, что у машин есть чувства, я считала предательством замену "Бьюика" в качестве члена семьи двухтонным серым "Олдсмобилем" 1949 года.

И все-таки Пало-Альто был довольно интересным - не цирк, конечно, но для десятилетней девочки как минимум вместительный. В отличие от холмистого Сан-Франциско, здесь дороги были прямыми и ровными, поэтому можно было ездить на велосипеде весь день и ни капельки не устать. А еще здесь было спокойно. Можно пойти куда угодно, и мама не будет волноваться.

Правда, я редко бывала одна. Через пару дней после переезда я встретила девчонок, которые стали моими подругами на следующие несколько лет. Они предпочитали более подвижные игры, чем те, к которым привыкла я, но, поскольку никто не собирался идти в музей, а друзья мне были нужны, я тоже играла в "колдунчики", "прятки", "казаки-разбойники", плавала и каталась на роликах. Сама того не осознавая, я начала понимать разницу между социальными группами и разбираться в их иерархии. Там были "клевые парни" и "ботаники", и я быстро поняла, что должна перестать "ботанеть", если хочу быть в компании.

Это было время, когда начинается переход от индивидуального к стадному. Забрось художественные альбомы - достань комиксы, сними каблук - надень платформу, забудь Шопена - врубайся в Чака Берри, взрослые тормозят - да здравствуют дети! Не слишком ли ты толстая? А прическа у тебя нормальная? Вот оно - большое тинэйджерское стадо. Основной вопрос: Я ПОДХОЖУ?

А еще были парни. В 1950 году, когда мне было десять лет, моим одноклассником был соседский парень, Джерри Слик. Мне этот круглолицый очкарик казался занудой, но в 1961 году я вышла за него замуж.

Такие вот рассуждения десятилетней девочки.

А вот Ред Хендрикс - с ним все было по другому. Он был крутым парнем, членом "Борцов за свободу Ирландии", с выбитым передним зубом, набриолиненным "коком" и здоровенными мускулами под черной кожаной курткой. Жаль, что я сама была толстой занудой, и он мной не интересовался.

Помню еще козла по имени Рики Белли, который жил на нашей улице (его отцом был Мелвин Белли, один из самых преуспевающих адвокатов Сан-Франциско). Они с моей подругой Сьюзан запирались в гараже. Интересно, они трахались? Она говорила, что нет, а он - что да. Но никто не затаскивал в гараж меня. Никто не обсуждал, трахалась ли я с кем-нибудь. Никто не бегал за мной, чтобы поцеловать, даже по приколу.

Что-то во мне было не так. Может, пластинка на зубах или пухлость?

Когда я первый раз пришла в новую школу, у меня была не та одежда, не та прическа, не та сумка и полное отсутствие тинэйджерских привычек. Но я смогла заметить блондинистую девчонку в крутом прикиде, с широкой улыбкой и большой грудью. Вот она, догадалась я. Этой девчонкой была Дарлин Ермакофф. Я знала, что она раньше училась в одной из начальных школ в центре, где дети были поумнее. Ее парнем был Джонни Шварц, темноволосый красавчик с голливудской улыбкой, а его отец, "Марчи" Шварц, был тренером местной футбольной[6] команды. Когда я видела проходящих мимо Дарлин и Джонни, я понимала, что вижу короля и королеву школьного бала. Поэтому я попросту скопировала ее одежду, прическу, сумку и манеру говорить. А раз я была блондинкой, то мы должны были идти ноздря в ноздрю в марафоне девочек-Барби.

Но все пошло наперекосяк. Когда мне исполнилось тринадцать, волосы резко потемнели, большая грудь так и не появилась, я похудела - и стала просто очередной тощей темноволосой саркастичной девицей из баскетбольной группы поддержки. Я тогда не понимала, что женщина без труда может мысленно исправить недостатки своего внешнего вида - и они действительно исчезнут. У нее есть огромные резервы, и она должна понимать, что любой комплимент, полученный ею, является следствием ее работы над собой, а не того, что дано природой.

Но в школе это "золотое правило" ни хрена не срабатывало.

Дарлин была из тех девчонок, у которых было все: хорошая внешность, хороший юмор и хорошая голова. Мы стали подругами на всю жизнь. Пару месяцев назад, когда она несколько дней гостила у меня, я спросила, почему же она решила водиться с такой дурой. Мы вспоминали прошлое: годы, ошибки, парней/мужиков, наркотики, все, - и она сказала, что всегда думала, что это я была симпатичной, умной и так далее, а она - некрасивой дурой. Ох, знать бы об этом тогда! Не помню, чтобы я тогда чувствовала себя полным изгоем, но до двадцати четырех лет, пока я не попала в число "властителей дум", мне всегда казалось, что до остальных мне еще идти и идти.

Путь, который я так и не прошла.

Играя, по крайней мере, вторую скрипку в школьной компании, я высоко подняла семейный флаг иронии. Я поняла, что язык - это все, что у меня есть, и сарказм стал моим проводником к популярности. Все было нормально до тех пор, пока мне не исполнилось четырнадцать. Я была дома, празднуя день рождения в кругу семьи, когда мне позвонили подружки. Я рванулась к телефону, уверенная, что они хотят меня поздравить. Вместо этого они сообщили, что мое наплевательское отношение к чувствам других людей - вот он, мой сарказм - вынуждает их исключить меня из компании.

Совсем без друзей?

Слезы. У моей матери было бриллиантовое кольцо, которое я всегда любила. Когда она увидела, что я плачу, она отдала мне его, чтобы я прекратила. Бриллианты в обмен на друзей? Кольцо меня совершенно не утешило, я поняла, что эта симпатичная безделушка, так привлекавшая меня, - всего лишь металл и минералы.

Это меня чему-нибудь научило? Наверное, нет. Люди редко важнее металла, минералов, черного юмора и машин.

Упорная, зараза.