Когда я вижу парня, танцующего на улице, поющего или разговаривающего с самим собой, первой мыслью обычно бывает: "Блин, как ему плохо-то..." Но что я в этом понимаю? Может быть, они счастливее, чем я когда-либо буду, ведь мое суждение основано на так называемой "норме поведения". Я постоянно себе напоминаю, что без "придурков" - без братьев Райт, Моцарта, Джима Кэри или Ганди - действительность была бы значительно скучней.

Пока мы жили в "Тропикане", я начала не только учиться музыкальному бизнесу, но и "знакомиться" с ребятами из "Airplane". Хотя, как утверждали законы штата Калифорния, мы с Джерри Сликом все еще были женаты, я видела его всего пару раз за несколько лет. Он занимался своим делом (кино), я - своим (музыкой), разве что столкнулись пару раз в аэропорту...

К счастью или к несчастью, я всегда была во власти своих страстей - мне нравились живопись, архитектура, музыка... Думаю, это эгоизм, но я так живу. Поэтому рок-н-ролльная сцена Сан-Франциско, с ее страстностью и свободой самовыражения, была просто создана для меня. Мой брак с Джерри, напротив, отбрасывал меня назад, в пятидесятые, и это сильно повлияло на наши отношения. Страсти там не было никогда. Начав активно выступать и писать песни, я нашла наиболее подходящий мне стиль жизни. Именно об этом я мечтала в детстве. Хотя мы с Джерри не разводились до 1971 года, уже в 1967 я чувствовала себя незамужней женщиной.

Я легко восприняла популярную в шестидесятых идею сексуальной революции, хоть и была воспитана совсем в другом ключе. Для меня новый стиль жизни означал всего лишь еще один костюм - а разве переодеваться сложно? Кому приятно носить одно и то же каждый день? Даже если вы очень любите бананы, вы ведь не будете есть их на завтрак, обед и ужин? Мы хотим разнообразия во всех областях - так почему же не в постели? В то время все так думали, и я не была исключением. Поэтому неудивительно, что именно среди музыкантов, с их талантом, юмором и душевным сходством, я нашла большинство своих любовников. Когда играешь в группе, чаще видишь ребят, чем родственников; вот я и начала посматривать на парней, с которыми я пела каждый вечер. В "The Great Society", "Airplane" и "Starship" я была замужем сразу за семерыми одновременно.

Мне всегда было наплевать на правило "Никогда не проси мужчину тебя проводить, жди, пока он сам предложит". Не просить меня проводить? А как насчет спросить, не хочет ли он меня ТРАХНУТЬ? "Тропикана" не располагала к романтическим чувствам, но, если не обращать внимание на обстановку, сразу становилась приятнее. Вот, например, я знала, что Джек Кэсэди будет в своей комнате с утра; было слишком рано, чтобы куда-то идти, и слишком поздно, чтобы спать. Я позвонила ему под предлогом того, что у меня нет штопора, и попросила помочь. Вино в 9 утра? Гм. Но Джек был очень вежливым и всегда был готов прийти на помощь, поэтому он лично принес штопор ко мне в комнату.

Мы с Джеком считали себя людьми опытными. Разговор, однако, состоял только из улыбок, шуток и намеков, хотя оба мы понимали, что через пять минут займемся любовью. Мы были слишком смущены и возбуждены, чтобы понимать, что говорим. Мы делали все очень мягко, боясь нарушить очарование - прикосновение, сближение, тишина, смех и, наконец, поцелуй, который перевел тела в горизонтальное положение.

Джек был очень хорош в постели. Надеюсь, что его жена, Диана, которую я очень люблю, простит мне такое дурацкое описание, тем более, что тогда они еще не были знакомы. Но у меня также были хорошие отношения с девушкой Мирандой, которая была знакома с Джеком в то время. Миранда также была "знакома" еще кое с кем из техников группы, с Полом Кэнтнером, еще с кем-то... У нас в группе были очень хорошие отношения, мы много времени проводили вместе, поэтому многие из нас хорошо "знали" друг друга. Когда мы вернулись в Сан-Франциско и я рассказала Миранде о происшедшем между Джеком и мной, она только рассмеялась: "Ты поимела его в Лос-Анджелесе, а я поимею в Сан-Франциско, вот и все!"

Ну и ладно.

Не чувствовал ли Джек себя куском мяса, который перекидывают друг другу две сучки-сексистки? Не думаю. Мы тогда не заботились о политкорректности в социальных или моральных вопросах, которая проявилась в Эру СПИДа. Мы все были друзьями, а лучшее, чем можно заняться с другом - секс. Заодно и от венерических болезней лечились вместе...

Много позже Пол Кэнтнер сказал об этом: "Забудьте про "Лето Любви" - его нужно назвать "Золотым веком траха".

19. Пена

Следующим в списке моих любовников стал Спенсер Драйден - хотя я такие вещи не планирую. Мне не свойственно тащить человека в постель сразу после (или даже до) знакомства; мне надо, чтобы все развивалось постепенно. У меня была подруга, которая, увидев человека, который ей нравился, тут же сбрасывала одежду и заваливала его на пол. Я всегда завидовала этой легкости, потому что ценю в мужчине не только внешность. Я хорошо чувствую красоту, но секвойи красивы, а трахаться с ними почему-то не хочется. Вот если у мужика все в порядке с внешностью, мозгами и юмором, тогда гормоны начинают движение. Медленно. Это не какие-нибудь моральные ограничения; просто я, как какой-нибудь восемнадцатиколесный грузовик, трудно разгоняюсь. (Зато потом...)

У Спенсера было хорошее чувство ритма, стучал он неплохо, но супербарабанщиком не был. Он играл так же, как думал, всегда следил за происходящим вокруг, готовый подстроиться под обстановку. (До "Airplane" он играл в ночных стрип-клубах Лос-Анджелеса, где мог часами отстукивать монотонный ритм.) Но лучше всего он чувствовал себя в длинных импровизационных кусках, там было, где развернуться. Хрупкий и изящный, он был не только самым маленьким из ребят (всего 170 сантиметров), но и самым деликатным. Легко ранимый и замкнутый, он мог часами создавать причудливые орнаменты странных песен, которые группа так никогда и не сыграла. В свои двадцать девять он был самым старшим из нас, но казался совсем ребенком. Его большие карие глаза всегда смотрели с легким укором. Вечный аутсайдер. Остальные, казалось, с трудом его переносили, не желая принимать его лос-анджелесскую уязвимость (которую считали лос-анджелесским отсутствием тактичности).

Мне же он казался очень красивым и очень одиноким. Несмотря на печальные глаза, он часто смеялся. Казалось, он смеялся, чтобы не плакать. И у него не было проблем с женщинами, которые хотели одновременно трахаться и нянчиться с ним. Если бы я была такой, мы бы, наверное, продержались вместе подольше.

У нас со Спенсером была общая способность легко забывать о реальности и погружаться в собственные фантазии. Благодаря ей мы и сблизились. Первый вечер "вместе" мы провели в автобусе по дороге в гостиницу. Лил дождь, вокруг был Манхеттен, ребята сзади смеялись и шутили... А мы сидели рядом, склонившись друг к другу, и тихонько шептались, как дети, которые не хотят, чтобы их услышали. Мы становились все меньше и меньше, а сидения автобуса - все больше и больше, а мы прятались за ними от взрослых и разговаривали на собственном языке.

Я пришла к нему в комнату, как только мы разместились в гостинице. Остаток ночи мы провели в темноте, только мягкий отсвет городских огней пробивался через плотные шторы. Так хотел он - ему нужно было убежище, куда никто и ничто не сможет проникнуть. Мягкий и впечатлительный, он занимался любовью так же, как думал и играл. Я написала песню "Lather" ("Пена") про Спенсера и про наше восприятие тридцатилетнего человека с глазами вечного ребенка: