Ни читателей, ни составителей не смущали исторические несуразности, сплошь и рядом встречающиеся в тексте. Например, Бородатый пришелец, якобы передавший трактат Ли Цзиню, жил почти на 200 лет позже него, а Ню Гу называет такие воинские звания, которые появились в Китае лишь столетиями позже. Любой, кто получал трактат в руки, становился непосредственным участником истинной передачи, вступая в духовное общение с Дамо и Юэ Фэем – людьми, которым приписывается создание нескольких десятков стилей кунфу. В то же время краткость и предельная простота «Ицзиньцзина» создавали ощущение всеобъемлемости знания, изложенного в трактате, и сущности двенадцати упражнений, описанных в нем.

В начале XIX в. трактат, сотни раз переписанный от руки, обрел широкое хождение во многих школах кунфу и, вероятно, именно в это время попадает в Шаолиньский монастырь. Известный мастер по нэйгун Ван Цзуюань после долгих поисков в архивах монастыря обнаружил две копии одинакового содержания, называющиеся, однако, по-разному: первая именовалась «Схема внутреннего искусства» («Нэйгун тушо»). Центральную часть труда занимали «Ицзиньцзин», а также пособие «12 кусков парчи» и «Песнь о классифицированной внешней работе» («Фэнсин вайгун цзюэ»). Все рисунки и объяснения были взяты из более раннего труда Сюй Минфэна «Передача истины о мировом долголетии» («Шоуши чжуаньчжэнь»), изданного в 1771 г. С момента выхода этого ксилографа (до того были лишь рукописные копии) «Ицзиньцзинь» приобретает свой канонизированный вид.

Гимнастическая система «Ицзиньцзина» состоит из двенадцати основных упражнений, выполняемых в общей сложности от получаса до часа. В настоящее время китайские медики рекомендуют ее как общеукрепляющую и стимулирующую, так как она благотворно действует на деятельность эндокринной системы и коры головного мозга. Описание упражнения давалось предельно кратко: рисунок и речитатив с равным количеством иероглифов в строке, что позволяло их проговаривать перед выполнением упражнения и представляло собой медитацию.

Три первых упражнения назывались одинаково: «Вэй То протягивает палицу», остальные – «срывать звезды и перемешивать Большую Медведицу», «волочить за хвост девять коров», «выпустить когти и расправить крылья», «десять чертей крутят ножом для лошадей», «три уровня приседания», «черный дракон выпускает когти», «лежащий тигр бросается на пищу», «бить поклоны», «махать хвостом». Каждое упражнение соответствовало не только определенной позиции, но и внутреннему состоянию, что позволяло сочетать внутреннюю крепость (то есть укрепление внутренних органов) и внешнюю крепость и духовную отвагу (то есть движения членами и телом для приобретения силы и гибкости).

В ранних комплексах не было столь тесного сочетания внешнего и внутреннего. Концепция двуединства и изначальной нераздельности человека достигнет своего апогея лишь столетием позже в стилях тайцзицюань. Однако уже в упражнениях «Ицзиньцзина» за скупыми объяснениями видна четкая проработка основных принципов системы, которая использовала всевозможные факторы для достижения наибольшего эффекта движения, внутреннюю концентрацию, даже выражение лица. Например, первое упражнение объяснялось следующим образом: «Тело непременно надо держать прямым, руки, согнув, соединить перед грудью. Успокоить и сгустить весь дух. Душа зеркально чиста и внешний вид также достойный». В некоторых упражнениях приводились методики, как выделять слюну, которая в соответствии с даосскими представлениями являлась одним из жизненно важных соков человеческого организма. Для этого, например, следовало провести языком по нёбу.

По существу, комплекс представляется сильно упрощенным вариантом древних даосских методик даоинь, ибо массовость несоединима со сложностью. В этом смысле дань традиции древним системам платилась уже обесцененной монетой. Так, «Ицзиньцзин» был практически самостоятельным произведением, как, впрочем, и вся система кунфу к тому времени, но пользовавшимся традиционными даосскими формулами объяснения упражнений типа «успокоить ци» и «сгустить дух», «породить сок» (то есть выделить слюну), «отрегулировать дыхание». К этому времени системы даосского и буддийского цигун настолько тесно переплелись, что как в теории, так и в своем внешнем виде утратили первоначальную самобытность.

Например, в большинстве трактатов, вошедших в «Объяснение схемы внутреннего искусства», в том числе и в «Ицзиньцзине», изображены люди, одетые в буддийские одежды, но нередко выполняющие изначально даосские упражнения. Вообще одежду на рисунках упражнений цигун можно считать важным показателем принадлежности к той или иной системе. В книге Фань Вэйвэя «Путь здоровья», вышедшей в 1935 г. и практически без изменений воспроизводившей все объяснения упражнений XVII–XVIII вв., люди изображены уже в современных одеждах.

Скрывался ли какой-то смысл, помимо оздоровления посредством движения, за внешне простыми упражнениями «Ицзиньцзина»? Безусловно, да. Непритязательность письменного изложения имела и оборотную сторону. Надо учитывать, что этот трактат никогда не был учебником, он лишь выполнял роль своеобразного транслятора традиции кунфу. Несомненно и то, что сама система изучалась под руководством опытнейших учителей, передававших «свой образ и след», используя опыт учительства, накопленный за столетия в Китае. Трактат же, подобный «Трактату об изменениях в мышцах», оправдывал такое преподавание кунфу, подтверждал нескончаемую ценность постигаемого метода.

Парадоксальность заключалась в том, что простота книги опосредовала сложность изустного преподавания. Вместе с тем за каждым иероглифом для знатока открывался целый комплекс, сочетающий движение и внутренний настрой, которые, как уже отмечалось, тесно связывались в системах цигун XVII–XVIII вв. В «Ицзиньцзине» к внешней работе причислялись восемь способов: поднимание, приподнимание, толчок, натягивание, нажим, удержание, наклон, поворот. «Эти восемь способов необходимо выполнять три раза в день, долго добиваясь успеха, и тогда сила наполнит все тело», – сказано в трактате.

Подавляющее большинство упражнений никак не соотносилось с боевой техникой, хотя (это может показаться парадоксальным неискушенному человеку) «Ицзиньцзин» считается базовым трактатом по кунфу. Но в упражнении «черный дракон выпускает когти» читаем: «достичь заслуг монашеского аскета», «успокоив дыхание и сделав безмятежным сердце» и др. В описании упражнения «лежащий тигр заглатывает пищу» говорится, что «дела бессмертных небожителей, укрощающих драконов и усмиряющих тигров, учат нас, что истинность формы также есть гигиена». Эта фраза имеет двойной смысл: а) обладать огромной силой; б) усмирять страсти посредством выработки пилюли бессмертия. Последнее значение характерно для средневековых даосских текстов. Отметим здесь мотив достижения могущества через усмирение страстей.

Таких ключевых трактатов по кунфу, не имеющих видимой связи с рукопашным боем, каким нередко и представляется система кунфу, в XVII–XVIII вв. появляется несколько десятков. В основном в своих предисловиях они повторяли в качестве основной цели даосскую формулировку «продления жизни и излечения всех болезней». Емкие и краткие объяснения снимали необходимость подробного описания упражнений. Само состояние, вызываемое этими системами, настолько хорошо (хотя бы теоретически) было известно всем тем, кто практикует даоинь, что все слова считались излишеством. Достаточно было намека, упоминания о вселенском переходе инь-ян, как сознание начинало автоматически воспроизводить образ пустоты, свободно изливаясь в движении. Именно это, а не боевые приемы, связывали воедино и оздоровительные комплексы цигун, и прикладные действия шаолиньцюань.

В объяснениях слова сводились до минимума, работая как бы символически, обрисовывая не упражнения, но, как бы сказали в Китае, его механизм-пружину, внутренне невидимое и не выявленное действие – недеяние (увэй). Краткие пояснения к рисункам в трактатах того времени лишь обрисовывали намеком контур неразрывной связи между силами космоса и человеком.