Той ночью Джей Би впервые принял Нами в объятия. Он подумал: как бы со мной ни играла судьба, я никогда не буду роптать на нее, если смогу касаться этой белой, как воск, гладкой кожи.

Медовый месяц, который они провели в доме на холме, был недолог. Не прошло и двух месяцев, как военное информационное управление дало Джей Би новое задание.

«Место назначения Маньчжурия тчк Заняться новой разведдеятельностью тчк».

Секретарь, любитель «Мрачного воскресенья», следил за Джей Би и доложил о том, что сомневается в его преданности звездно-полосатому флагу. Развлекаться с японскими женщинами – это одно, а жениться – означает допускать эмоции в разведывательную деятельность. Кроме того, существуют опасения, что сверхсекретная информация, поступающая в здешнее консульство из Вашингтона, через японскую жену Джей Би может просочиться на японскую сторону. Эти сведения о Джей Би побудили военное информационное управление отослать его в Харбин. Чем нежиться в Кобе, лучше пусть исследует японский национальный характер в Маньчжурии, наблюдая там за зверствами Квантунской армии, тогда, глядишь, и ненависти в отчетах прибавится, – таково было мнение руководителя военного информационного управления госпожи Бертон.

Джей Би и Нами, стараясь улыбками обратить беспокойство о будущем в светлые надежды, сели на корабль, который отправлялся из Цуруги к еще одному «другому» берегу. Нами в то время носила ребенка, которому впоследствии дадут имя Куродо.

8.3

День рождения сына, 23 декабря 1933 года, стал днем смерти Нами. Для Джей Би в этот день умерла радость и родилась печаль, но его плач утонул среди голосов, славящих рождение будущего императора. И на следующий день, и после он непрестанно вздыхал, слыша поздравления с Рождеством. Смерть была настолько внезапна, что он не успел впустить ее к себе в сердце. Для него Нами продолжала жить. Просто потеряла сознание от мук при родах. Вот она придет в себя к концу Рождества и вместе с ним порадуется их здоровенькому сыну. Но ни дыхание Нами, ни ее голос, ни улыбка, ни память не вернулись к ней, ее такое знакомое лицо постепенно приобретало чужие расплывчатые черты, а тело начало разлагаться.

Может быть, это было наказанием за то, что он полюбил японку, или возмездием за легкомыслие отца, или проклятьем за то, что его мать порвала связь с предками, или насмешкой над тем, кто живет «между»… Впервые Джей Би не мог справиться со свалившимся на него испытанием. Ему самому хотелось умереть от смертельного приступа. Так было бы гораздо проще, чем давать надежду новорожденному сыну.

Но прошло три дня, и ему захотелось взять ребенка на руки. Не чувствуя материнской ласки, не получая груди, малыш тем не менее не знал отчаяния, он спал, давал понять, что проголодался, сучил ручонками, какал. Медсестра передала ему мальчика, он взял сына на руки, и ему тотчас показалось, будто это он сам сорок с лишним лет тому назад. Но ему больше повезло, чем малышу, – он, по крайней мере, смог провести три года с матерью.

Джей Би перестал ходить в больничный морг и смирился с тем, что тело Нами положат в гроб. Лежать в гробу – не то что сидеть в чайной комнате, веселья мало. Но если он не похоронит Нами, то не сможет позвать ее дух прийти к ним в чайную комнату и посмотреть на сына.

Джей Би верил в бессмертие души больше, чем в физическое воскрешение, поэтому он предал тело Нами огню. Он считал, что лучше положить прах в урну, чтобы его можно было брать с собой куда угодно, чем зарывать останки в промерзшую зимнюю землю Харбина. Будь она жива, наверное, захотела бы когда-нибудь вернуться в Кобе или Ёсино, поехать в Нагасаки, где родился Джей Би, или в Соному, где он провел детство, или в Сан-Франциско. Но прах тоже имел право на свободу передвижения. К тому же Джей Би и сам не знал, куда ему предстоит отправиться дальше. Ясно одно: уехав однажды из этих мест, он, возможно, никогда сюда не вернется. Похоронить ее здесь означало бы бросить навсегда. Он прошептал, обращаясь к Нами, ставшей прахом:

– Я сам стану тебе могилой. Тебя нет, но любовь продолжает жить.

Джей Би попрощался с Нами и забрал сына из роддома. Но воспитание ребенка было для него слишком тяжелым делом, и он решил взять в няни медсестру, которая ухаживала за мальчиком в роддоме. Сын получил имя через тринадцать дней после рождения. Джей Би назвал его Куродо, подобрав иероглифы к имени Дебюсси, которого очень любила Нами. Он колебался, не зная, какое выбрать для ребенка гражданство, американское или японское: ведь мальчик, так же как и сам Джей Би, был рожден «между». Станет взрослым, сам и решит, паспорт какой страны получить, а пока Джей Би заполнил два бланка заявления о рождении. Один он подал в американское консульство в Нанкине, указав имя ребенка: Клод Пинкертон. Другой бланк отправил в японское консульство, написав в нем имя: Куродо Нода, сын покойной Нами Ноды. Графу с именем отца он оставил незаполненной, намеренно выступая не отцом Куродо, а его гарантом, отчимом. Благодаря этому у Куродо будет право сделать собственный выбор: стать американцем или японцем.

8.4

В заботах о воспитании ребенка и напряженной разведывательной работе пролетело три года.

Постепенно в Харбине стали поселяться вооруженные японцы. Большинство из них составляли крестьяне-переселенцы из северных районов Тохоку и Нагано, но появились также работники военных предприятий, кинокомпаний, они обживали центр города с архитектурой, напоминающей русский стиль. В воздухе Харбина смешивались разнообразные запахи. Джей Би заговаривал с этими людьми на вежливом японском, за рюмкой саке они делились с ним своими мечтами, надеждами, он выслушивал их ворчание, жалобы, тревоги и продолжал отсылать отчеты в военное информационное управление, прогнозируя действия японцев на тот случай, если они занесут Америку в список своих врагов. Формально Джей Би числился внештатным корреспондентом газеты «Дейли ньюс». В его квартире, которая также служила ему офисом, был телефон, пишущая машинка, радиоприемник и граммофон, доставшийся ему от одного русского. В городе практически не было американцев, и связь с консульством в Нанкине осуществлялась всего два-три раза в неделю. Создавалось впечатление, что Джей Би отправили в ссылку, и ему ничего не оставалось, как смириться с невыносимыми условиями. Никто не принимал его за американца. Пока он не заговаривал по-японски или не произносил несколько фраз по-китайски, его считали то полукровкой от брака русского с маньчжуркой, то казаком. Некоторое время за Куродо присматривали по очереди несколько медсестер, но когда он научился ходить и говорить, Джей Би нанял ему гувернантку. В квартиру Джей Би стала приходить преподавательница музыки из России, еврейских корней. Ее семья покинула родину, бежав от революции и последовавшей за ней гражданской войны. Они перебрались из Петербурга в Харбин, а после Маньчжурского инцидента,[46] когда Квантунская армия оккупировала Маньчжурию, уже не смогли вернуться в Россию – боялись преследований, но и уехать им было некуда, у них не было гражданства, так что пришлось остаться здесь, в Харбине. Девушка играла на фортепиано, немного говорила по-японски и по-английски, звали ее Наоми, чтоу евреев означает Радость. Джей Би ее имя напоминало имя покойной жены и притягивало его. Куродо тоже легко привык к Наоми.

День ото дня Наоми совершенствовалась в японском, читая Куродо книги и разговаривая с Джей Би. Жизнь у нее была тяжелая: она потеряла отца и жила с больной матерью. Девушка мечтала перебраться в Америку, получить помощь от соотечественников и начать там новую жизнь. Втайне она надеялась, что Джей Би, будучи американцем, поможет ей превратить мечту в реальность.

В июле 1937 года неподалеку от Пекина произошел вооруженный конфликт между японскими и китайскими войсками, по всему Китаю вспыхнули очаги войны. Японцы отправили войска в Шанхай и Нанкин, и начались резня и погромы. Это тотчас же возбудило живущих в Харбине японцев, в воздухе запахло кровью, а к русским, таким как Наоми, и китайцам стали относиться как к животным. Маньчжурия превратилась в военную базу, противостоящую Советскому Союзу, в нее поступал огромный капитал для производства военных ресурсов и провианта. Но японо-китайская война словно погрязла в болоте, все шло не по плану, это вызывало гнев и раздражение как военных, так и предпринимателей. Мало того, что у китайцев и корейцев отобрали весь урожай, так еще их принуждали к рабскому труду. Если кого-либо признавали непригодным к работам, то его, еще живого, безжалостно швыряли в «шахту тысяч смертей». «Шахты тысяч смертей» устраивали в угольных шахтах или на рудниках, земля вокруг была усеяна костями. Если так реально выглядит гармоническое сосуществование пяти народов на счастливой земле со справедливым правлением, то в Маньчжурии нет ничего вечного и безграничного, – думал Джей Би.