Между тем, благодаря предательству одних, недомыслию и безразличию других, героическим усилиям третьих… — Украина пришла к теперешнему своему положению, то есть оказалась «у разбитого корыта».

Помимо очевидного для всех хозяйственного развала, сегодняшние украинцы, всецело поглощенные добыванием хлеба насущного, в массе своей не заметили главного: того, что в духовном отношении они скатились с вершины тысячелетней культуры — в первобытное состояние.

В одночасье лишившись духовной опоры на великую русскую культуру, стремительно теряя опору на православие, которое на Украине разрушается с завидным усердием — они утрачивают свою духовную сущность и становятся атомами новейшей глобализации, легкими песчинками, переносимыми всемирными мертвящими ветрами, превращающими нашу планету в духовную пустыню.

До рокового 1991 года украинцы жили в великой стране, одной из двух мировых сверхдержав; в стране, представителей которой если и не везде в мире встречали с распростертыми объятиями и любовью, то, во всяком случае, с должным почтением (что существенно, если вспомнить теперешнее отношение к гражданам «независимой Украины»). Украинцы, испытывающие сейчас огромный сырьевой и энергетический голод, парализующий всю их хозяйственную деятельность и системы жизнеобеспечения, до 1991 года жили в стране с богатейшими в мире ресурсами. Они, бывшие прежде вершителями мировых судеб, решавшие глобальные проблемы человечества, превратились в жителей некоего, раздавшегося в ширину, хутора с государственным (данным будто в насмешку) статусом; стали духовно убогими провинциалами, интересы которых ограничены поиском жалкого пропитания. Да и сама страна, в которой они жили — по огромности ее и разнообразию — представляла собой целый мир, и они с полным правом считали своими не только Москву и Петербург, но и Урал, и Сибирь, и Дальний Восток, и все те центры и регионы, в становлении и развитии которых и их предки сыграли немалую роль.

В этой великой стране украинцы (несмотря на все утверждения самостийнической пропаганды) были нисколько не в угнетенном, а, скорее, в привилегированном положении. Если бывшую нашу страну и можно назвать империей, то украинцы в этой «империи» были частью «имперской нации» — наряду с русскими и белорусами. Однако, пользуясь всеми плодами такого положения, украинцы, в массе своей, в меньшей степени были склонны к несению тягот, выпадавших на долю «имперской нации» — в отличие, к примеру, от русских, для которых была характерна большая жертвенность.

Положение украинцев в дореволюционной России и в образовавшемся на ее месте союзном государстве — СССР — было исключительно выгодным. Русские и украинцы, будучи единым народом, но и обладая определенными отличительными чертами, полностью не сливаясь, удачно взаимодополняли друг друга. Украинцы, с присущей им, в сравнении с русскими, большей приземленностью — большим спокойствием, трезвостью, рассудительностью, хозяйственностью — прекрасно зарекомендовали себя на государственной службе. Даже и теперь в России значительная часть губернаторов — с украинскими фамилиями.

Занимая ведущие позиции во всех важнейших сферах жизни страны, в некоторых из этих сфер (кроме государственной службы и руководящих должностей в народном хозяйстве, можно назвать, например, армию или правоохранительные органы) доля украинцев значительно превышала их долю в населении страны — что видно было даже невооруженным взглядом.

Профессиональные предпочтения украинцев как нельзя лучше вплетались в прежнее всесоюзное разделение труда. К примеру, все прирожденные чиновники или милиционеры легко находили себе применение в огромной стране, рассосавшись и рассосредоточившись по ее необъятным просторам. Теперь же народ, в котором слишком высока доля потенциальных губернаторов и прирожденных милиционеров, предоставленный самому себе и вынужденный вариться в собственном соку, испытывает, скажем так, определенные трудности.

Не отсюда ли раздутый до неимоверных масштабов чиновничий аппарат в новоиспеченной державе, в которой доля государственных служащих превышает все разумные и допустимые пределы? Не отсюда ли и бросающееся в глаза милицейское засилье — без всякого, впрочем, вреда для преступности, скорее даже в дополнение к ней?..

Что же касается культурной сферы, то и тут положение населения Украины было в высшей степени выгодным. Пребывая в едином культурном пространстве, малороссы были культурно богаче великороссов, потому что помимо своей принадлежности к великой русской культуре, они обладали еще и дополнительной, очень яркой местной особенностью. Теперь же, отделившись от русской культуры и оставшись с одной этой особенностью, малороссы стали несравненно беднее, потому что эта особенность, даже возведенная в абсолют, не может заменить великой культуры, которая создавалась тысячелетними совместными усилиями и которую они в прежние времена по праву считали своей.

Что бы там ни говорили самостийники, в ненавистной им «империи» число украинцев из года в год стабильно росло, а теперь, в независимом украинском государстве, стремительно сокращается. И вряд ли кого-либо может утешить то, что подобная участь постигла не одних украинцев, а мы имеем дело с общим процессом, характерным, к примеру, и для нынешней России. Все это только лишний раз подтверждает: гибельные последствия нашего развала никого не обошли стороной (и исправить положение можно лишь снова соединившись в единое целое). Собственно эти-то гибельные последствия для России — распад России и ее ослабление — и были главной целью тех, кто извне всеми силами подталкивал Украину к «независимости». О благе самой Украины речь вообще не шла. «Независимость» Украины всегда была только средством развала и ослабления России. Без Украины Россия обречена быть духовно разорванной и вечно кровоточащей. Все это понимают недруги России. Этим-то и вызвана активная поддержка «независимости» Украины со стороны тех, кто заинтересован в расчленении России и в исчезновении ее с исторической арены. Один из патологических ненавистников России З. Бжезинский неоднократно указывал на исключительную важность для Запада существования независимого украинского государства: ведь, по его мнению, именно отпадение Украины от России должно послужить гарантией того, что Россия не сможет уже воссоздаться в качестве великой державы.

То, что главной целью всех самостийнических прожектов (в том числе и воплощаемых в языковой сфере) является не столько создание чего-то своего, сколько разрушение русской православной цивилизации, в особых доказательствах не нуждается. Тщетность усилий в деле искусственного создания собственной полноценной словесности для подавляющего большинства самих украинствующих выяснилась давно и никогда не составляла секрета. Об этом их многократно предупреждали, в том числе и такие проникнутые искренними проукраинскими симпатиями люди, как, например, Костомаров, который в статье «Малорусская литература» писал: «Поднимать малорусский язык до уровня образованного литературного в высшем смысле, пригодного для всех отраслей знания и для описания человеческих обществ в высшем развитии — была мысль соблазнительная, но ее несостоятельность высказалась с первого взгляда». И тем не менее в наши дни идеологи украинства, при всей скудости своего культурного и духовного багажа, имели несчастье воспользоваться неожиданно открывшейся для них возможностью предстать перед народом в качестве его духовных пастырей и поводырей. Выполняя под видом созидательной разрушительную работу, направленную против России, они понимают, что делают дело угодное нынешним безраздельным хозяевам мира — и потому покровительство со стороны этих хозяев им гарантировано.

В этой связи показательно избрание в качестве главной культовой фигуры для украинского движения — Тараса Шевченко, и то, за какие заслуги он удостоился чести быть возведенным в культ. Ведь, как ни покажется странным, из тех, кто внешне поклоняется культу Шевченко — возлагает цветы к его памятнику, вешает его портрет в своем доме, называет его гениальным поэтом и т. д. — поразительно мало знающих его поэзию и, что называется, живущих ею. Потому что Шевченко для них и для всех, вообще, украинствующих — в первую очередь — символ. Он почитается и превозносится как основатель нерусской — на Руси — литературы, как тот, кто литературно закрепил языковое отличие малороссов от остальных русских (возникшее в результате длительного польского владычества в крае). И хотя случаи применения разговорного языка Малороссии в качестве литературного были и до Шевченко, однако эти попытки по разным причинам (в основном, из-за отсутствия серьезного отношения самих авторов к этим своим попыткам) на символическую роль не подошли. Так что именно Шевченко считается тем, кто своим творчеством оторвал литературу Малороссии от общерусского литературного процесса.