Там, где мы шли, деревья были высокими и прямыми, они образовывали свод над нашими головами. Но многие из них были лиственных пород, поэтому лучи перламутрового декабрьского света свободно проникали сквозь их обнаженные кроны и косо падали на покрытую ковром из листьев лесную землю. Лучи света походили на массивные колонны.

Было холодно и сыро, воздух бодрил, но после получасовой ходьбы у меня на лбу и шее выступил легкий пот, а постоянный свежий ветерок, дувший нам в спину, перестал так сильно ощущаться.

Вначале создавалось впечатление, что день был бесцветным, будто не существовало других красок, кроме черной, в которую были окрашены мокрые стволы деревьев, и неопределенной краски сырых опавших листьев у нас под ногами. Но вскоре вдали, в направлении реки, пояс медных берез замерцал изящной приглушенной позолотой, а увядший папоротник засиял золотом. Лишайники на стволах и пнях деревьев стали неожиданно едко-зеленого цвета. Мох оловянного оттенка оплетал полные сил дубы и кипарисы. По сравнению с тем, что я видела ранее, этот пейзаж был более утонченным, более красивым в своей меланхолии. Утро казалось безмолвным, лишь листья шуршали на ветру. Ни одна птица не пела.

Подходя к берегу реки, в том месте, где проход в тростнике угадывался лишь по темной зелени, Том внезапно взмахнул рукой и остановился. Мы сделали то же самое.

— Что? — прошептала Хилари.

— Олени, — ответил Том негромко, не поворачиваясь к нам и пристально вглядываясь в заросли тростника.

— Я ничего не вижу, — сказала девочка. Я тоже ничего не замечала. Тростник казался мне повсюду одинаковым, пустынным, в нем не было ни оленей ни других живых существ.

— Они где-то здесь, поблизости, — уверял Том. — Возможно, прямо за рекой или за этой линией тростника.

— Откуда ты знаешь? Как ты можешь так далеко видеть? — не сдавалась девочка.

— А я и не вижу, я просто… чувствую, что они там. Просто знаю об этом, и все. Именно там был бы я, если бы был оленем. Через некоторое время начинаешь думать, как они.

— А разве они думают? — спросила Хил.

— Уверен в этом. Они думают о своих оленьих делах намного лучше, чем ты или я можем думать об этом.

— И они собираются прийти сюда?

— Нет. А вот мы переберемся туда. Именно с этого начнется ваше обучение по выслеживанию. Вообще-то все очень просто. Нужно, чтобы ветер дул на тебя, для того чтобы олени не смогли учуять твой запах, а затем ты начинаешь двигаться… как олень. Ты представляешь себе, что олень может делать в данную минуту, и делаешь то же самое. Те олени за тростником, скорее всего, сейчас пасутся. Еще не наступил сезон спаривания, поэтому самцы не сражаются. Звук их рогов ты услышала бы без труда. И далеко уйти они не могут — любое стадо не уходит дальше мили-двух от своей основной территории, если нет очень сильного недостатка в корме, а это не грозит им сейчас. Пока еще нет молодых оленят, которые блеют. Ну и устраиваться на ночлег им еще рано. Поэтому, вероятнее всего, они пасутся. Это самое лучшее время, чтобы подкрасться к ним. Когда олень ест, он щиплет траву в течение примерно десяти секунд, а затем поднимает голову, смотрит, слушает и нюхает. Потом снова щиплет траву десять секунд. Вот на эти секунды ты и можешь рассчитывать. Ты двигаешься только тогда, когда голова оленя опущена вниз, ты идешь очень медленно и ставишь ноги на землю очень спокойно. Никакого шарканья, никаких внезапных движений. Ставишь ногу на носок, а потом опускаешь на полную ступню. Если будешь делать наоборот, то можешь потерять равновесие. Считаешь так: одна Миссисипи, две Миссисипи, три… и так до десяти. Потом останавливаешься и снова отсчитываешь десять секунд. Пока стоишь, будь абсолютно неподвижна. Не моргай, не кашляй, не чихай. Ни один мускул не должен двигаться. Олень не слишком хорошо различает неподвижные предметы, но он моментально замечает малейшее движение. В таком же духе продолжаешь двигаться, пока не подойдешь на выстрел.

— А когда его не видишь? Я хочу сказать, что вначале нужно подобраться достаточно близко, чтобы определить, когда можно идти, а когда остановиться, не так ли? — заметила я. — Ведь стоит пошевелиться, пока он смотрит вокруг и не ест, и тут же спугнешь его?

— Вот именно в этот момент и должно проявиться ваше чувство леса, — сказал Том. — Этому я не могу вас научить. Наверно, это природный дар, который можно усовершенствовать, но которому нельзя научиться. Я подозреваю, что этим чувством обладает Хилари. У тебя, Диана, возможно, оно тоже есть, но потребуется чуть больше времени, чтобы оно сказалось. Может быть, детям этот дар более доступен? Но я могу указать вам некоторые признаки, по которым можно определить, что олени недалеко. Один из признаков — звук трения. Его производят самцы, когда оттачивают рога о кусты и молодые побеги. Вы увидите обломанные веточки и содранную кору на стволах деревьев. Более верный признак — слегка разрытая земля. Так самец помечает границы своей территории, кроме того, это признан его возбуждения. Он обычно скребет землю в тех местах, где сравнительно мало подлеска и где есть нависающая ветвь. Он ударит копытом по земле, помочится на нее, поднимет голову, прочистит концы рогов о ветви и потычется в них носом и ртом.

— Для чего это? — захихикала Хилари.

— Для того чтобы если поблизости находятся дамочки, они узнали бы, что самец дома и готов их принять, — ответил Том. — А также, чтобы другие самцы не пришли браконьерствовать на его территорию. Один из лучших способов поднять оленя в сезон гона, так это вывести его из себя стуком рогов в том месте, где попадаются его отметины. Если он находится поблизости, то выскочит с налитыми кровью глазами, готовый к драке. Почти безотказный прием. Так беспроигрышно, что я не использую этот метод.

— Почему? — удивилась Хилари.

— Помнишь, что я говорил о бездушном „оно" и об обращении к братьям нашим на „ты"? В ту ночь, когда ты увидела оленей на высохшем кипарисовом озере? Можно было подумать, что ты спала, но мне кажется, ты все слышала.

— Да. Слышала, — подтвердила девочка.

— Ну так вот. Я не думаю, что раздразнить самца или обмануть его — поступок порядочный. Так скорее поступит „оно". Более достойный способ — выслеживать зверя. И ты сможешь найти оленя таким путем. Понимаешь, выслеживание уравнивает шансы. А человек, уважающий брата, разговаривающий и поступающий с ним на „ты", больше думает о том, чтобы шансы были равны. Это и есть честь, если вдуматься.

— А вокруг нас есть разрытая оленем земля? — спросила Хилари.

Том кивнул головой:

— Да, парочка мест есть. Позади нас, в четверти мили отсюда. Я покажу тебе, когда будем возвращаться. А теперь посмотрим, прав ли я насчет оленей. Будьте очень, очень спокойны и ждите, когда я подам вам сигнал. А затем делайте то, что делаю я.

Он двинулся вперед к краю прохода в тростнике. В мгновение ока человек превратился в лесное создание, существо с берегов Биг Сильвер. Его гибкое тело, казалось, пригнулось ближе к земле и наклонилось вперед, будто в любой момент он готов был опуститься на четвереньки. Даже мускулы спины и плеч двигались по-другому: более напряженно и более плавно. Он двигался согнувшись, так медленно и осторожно, что это казалось бы абсурдным где-нибудь в другом месте. Время от времени Том останавливался и замирал в тени листьев. Невероятно, но создавалось впечатление, что шаги его абсолютно бесшумны.

Не поворачиваясь, Том сделал знак. Хилари и я двинулись вперед. Мне казалось, что у дочери проявился нений древний ритм выслеживания, и она пробовала сделать первые шаги, повинуясь этому ритму. А я чувствовала себя неуклюжей, смешной и тяжелой.

На секунду я отвела взгляд от Тома, чтобы посмотреть на свои непослушные ноги, а когда подняла голову, Тома не было видно, он исчез. Я только видела Хилари, застывшую с поднятой ногой и неуверенно оглядывающуюся на меня.

— Где он? — прошептала девочка.

Я покачала головой — перед моими глазами были только пятна раннего солнца, пробивающиеся сквозь стволы тростника, черные громады кипарисов и тупело, окаймляющие берега реки Биг Сильвер. Я вспомнила, что Том проделал тот же трюк в ночь, когда мы видели в заводи оленей. Тогда он исчез в диком воздухе лесов и возник вновь так же бесшумно, будто воссоздал себя из частиц воздуха. Я была рада, что кто-то еще, помимо меня, увидел это необычное явление.