– Проводишь? – повернулся он к Косте.

– Не-е, Мишаня, – покачал головой главврач. – Ну его на фиг. Что обо мне подумают, если увидят?

– А обо мне что подумают? – рассмеялся священник. – Об этом ты не подумал?

– Тебе не привыкать, – отмахнулся Костя.

Ничто так не любил отец Василий, как раннее поволжское утро. Когда солнце еще светит, не раскаляя и не ослепляя. Когда суматошные воробьи, радуясь наступающему дню, устраивают свои шумные, базарные разборки. Когда воздух свеж и ароматен, а земля отдает накопленную за ночь прохладу.

– Классно как, Бача! – поделился он со свисающим с плеча, как шинель-скатка, злодеем.

– Иди ты! – мрачно отозвался Бача.

– Дурак, – легко констатировал священник. – Дыши. Запоминай. Потом неделями в камере только это спасать и будет.

Но Бача был непреклонен и делить радость утра со своим главным врагом не желал. Мимо шли редкие прохожие, удивленно глядящие на странного бородатого человека в рыбацкой куртке и его не менее странную ношу. Промчалась в центр города поливальная машина. Какой-то парень звонил по сотовому телефону... Городская жизнь набирала обороты.

Священник пересек центральную площадь, поздоровался с милицейским нарядом, охранявшим всю ночь «Белый дом», а теперь вышедшим покурить и размять затекшие за ночь от сна в неудобных креслах члены. Затем он прошел мимо юных елочек, но на самом подходе к зданию ФСБ его окликнули.

– Эй, поп! Подожди!

Отец Василий обернулся. Прямо к нему от небольшой сверкающей лаком импортной машины шли два молодых человека с короткими стрижками и почти одинаковыми резкими чертами лица.

– Тормози, поп, дело есть.

Отец Василий охнул и метнулся к дверям ФСБ. Но он уже не успевал. Сказывались выпитое вчера спиртное, усталость и двойной вес, повлияло и то, что их было двое и они были готовы ко всему. Священника сбили с ног, ударили по голове чем-то тяжелым, отняли Бачу, а когда он все-таки сумел подняться, снова налетели, опять ударили по голове и вслед за Бачей поволокли к машине.

Если честно, то не выскочи из дверей дежурный офицер, неизвестно, как все сложилось бы. Конечно, отцу Василию винить себя не хотелось, он действительно устал за минувшую бессонную ночь, хотя, наверное, мог бы поспать попеременно с Костей, если бы относился к делу серьезнее. Но случилось так, как случилось.

– Как вы? В порядке? – заглянул ему в глаза фээсбэшник.

– Более-менее, – хмуро отозвался священник и сел. Голова гудела, как Царь-колокол.

– За что они вас?

– Пошли, дорогой, – с трудом поднялся на ноги отец Василий. – Это долгая история. Без показаний по всем правилам не разберешься.

Офицер сразу посерьезнел. Понял, что это не обычные пьяные разборки между кутившими всю ночь вместе дружками.

– Ну, пойдемте, – кивнул он. – Только у нас народ раньше восьми не появится, посидите в комнате для гостей...

– А москвичи? – прищурившись, глянул на дежурного священник.

– Москвичи здесь, – побледнел офицер.

– Что и требовалось доказать... Веди к ним.

Священник начал с главного – с описания похитителей предпринимателя Бачурина. Москвичи сразу врубились, в чем дело, и разложили перед ним с десяток фотографий, среди которых отец Василий без колебаний выбрал две.

– Вот они.

Московские чекисты переглянулись. Похоже было, что для них это большой новостью не явилось.

– Вы можете нам все подробно рассказать? – очень вежливо спросил один из чекистов.

– Могу... – вздохнул отец Василий, сразу подумав, что тогда его утренняя служба сорвется. Но долг обязывал.

Он давал показания часа четыре – ровно столько, сколько слушал ту галиматью, что вешал ему на уши Бача. Хочешь или не хочешь, а надо было рассказывать все и как можно ближе к оригиналу. Но москвичи отнеслись к Бачиным россказням в поповском изложении намного серьезнее, чем он ожидал. Они расспрашивали и уточняли, несколько раз возвращались к той части разговора, где Бача говорил о Чичере, и было видно: их это задевало всерьез.

Священник не стал задавать ненужных вопросов типа «А что, правда, этот Чичер так опасен?». Ему за глаза хватало и малой доли информации в виде мимики, жестов и вздохов, чтобы понять: да, Чичер – это очень серьезно.

– Вы бы поосторожнее... себя вели, – предупредил напоследок один из москвичей. – Я думаю, вам вообще надо взять семью и на некоторое время уехать из города.

– Думаете, я им нужен? – на всякий случай спросил отец Василий.

– Вы многое знаете. Конечно, Чичер понимает, что все уже рассказано и нам тоже, но Бачурин верно говорил: Чичер – полный псих. Он вполне может быть неадекватен.

– Что ж, я это учту, – прокашлялся священник.

– Этого мало, – покачал головой чекист. – Вам спрятаться надо.

– И надолго?

– Пока не поймаем.

Отец Василий покачал головой – это было нереально: службы, общение с прихожанами... он не мог так просто взять и швырнуть это козе под хвост. Он вздохнул, встал со стула и начал прощаться. Дело было сделано, на службу он опоздал, но вот Ольгу к Анзоровой родне, пожалуй, отправить не мешало бы. И прямо сейчас.

Домой он шел быстро. На подходе к Татарской слободе отец Василий уже перешел на бег, а возле дамбы плюнул на все, зашвырнул в кусты рюкзак с добычей и снастями и помчался по дамбе через речку Студенку по колено в воде изо всех сил. И уже на подходе к дому понял: что-то произошло.

Его старая и наблюдательная кобыла Стрелка металась по двору и тревожно храпела. Священник бросился к черному ходу, замер возле самых дверей, прислушался и осторожно потянул за ручку.

– Заходи, поп, – пригласили его. – Мы тебя уже минут десять как дожидаемся.

Священник вполголоса матюгнулся и шагнул вперед. Но в коридоре было пусто.

– В спаленку проходи, в спаленку... – гулко отозвалось от стен.

Внутри у него все похолодело. Священник прошел по коридору к спальне и заглянул внутрь.

Ольга сидела на кровати с Мишанькой на руках – ни жива ни мертва. А справа и слева стояли два плечистых парня в натянутых на физиономии стандартных спецназовских масках, с массивными, длинноствольными пистолетами в руках.

– Поехали с нами, поп, – предложил один. – С тобой поговорить хотят. Дергаться не надо. Баба твоя нам не нужна. Будешь паинькой, все будет чики-тики. Ты понял?

Священник быстро кивнул. По тому, как спокойно, как размеренно с ним говорили, ему стало совершенно ясно: это не простые бандиты; это... пожалуй, да, это – профессионалы. И у чекистов были основания опасаться их. Серьезные основания.

– Руки назад, – скомандовал один.

Священник подчинился.

– Кру-гом! – снова по-армейски четко скомандовал бандит.

Священник выполнил команду беспрекословно. «Лишь бы не тронули Ольгу с Мишанькой! – вертелось в голове. – Лиц их она не видела, не должны...»

Сзади металлически щелкнули наручники, и отец Василий вздохнул – он очень не любил это ощущение металла на запястьях, особенно когда руки заведены за спину.

– Вот и молодец, – похвалили его. – Вперед.

Отец Василий вышел в коридор, направился к выходу, дождался, когда перед ним откроют входную дверь, и безропотно спустился по ступенькам крыльца. И только здесь оглянулся. Ольга стояла у окна с Мишанькой на руках и старалась не плакать. Он кивнул ей на прощанье и пошел меж взявших его с двух сторон в клещи бандитов к той самой сверкающей импортным лаком машине.

Ему сразу же, прямо у машины, завязали глаза, и это как бы оставляло надежду, что везут не убивать. Но отец Василий в такие приколы не слишком верил: сколько раз на его памяти подобные трюки использовались лишь для того, чтобы жертва не поднимала ненужного шума и не ерепенилась. Его сунули на пол у задних сидений машины, и священник, хоть и не сразу, но все-таки провалился в узкое пространство меж спинками кресел первого ряда и сиденьями второго. Теперь он был зажат так плотно, что и не повернуться.