— Он самый. Мудрый человек. Голова! А ты за хозяйского прихлебателя стоишь, — кивнул Лифанов в сторону чертежника.

— Смотри, мастеровой, доболтаешься! — сокрушенно, со скрытой угрозой покачал головой чертежник. — И откуда в тебе злость эта самая развелась?

— Ветром надуло на заводе, — отозвался насмешливо Лифанов. И, помолчав, добавил с суровыми нотками в голосе: — У твоих-то, которых ты в думу прочишь, руки-то будут белые, а наша работа черная. Цвет на цвет не выходит!

День проходил за днем. Поезд то набирал, то сбавлял скорость, уходя все дальше на восток. В Харбине стояли утомительно долго. Таисия Петровна нехотя набросила на себя пальто и вышла на платформу. Длинный зал первого класса был набит беженцами из Порт-Артура, ожидавшими поездов на Россию. Кадникова прислушивалась к разноголосому говору. Больше всего говорили о двадцать седьмом января. Все возмущались, что на рейдах не была выставлена надлежащая охрана, пары в котлах не были разведены, а минные сети спущены только на нескольких кораблях.

Какой-то подпоручик, сидя в буфете за столом и беспрерывно требуя водки, графинчик за графинчиком, с пафосом говорил, что героями во время внезапной атаки японцев на Тихоокеанскую эскадру оказались только «Варяг» и «Кореец», погибшие в порту Чемульпо.

— А что было в Порт-Артуре? — свирепо спрашивал подпоручик. — Безобразие, одно только безобразие!

Таисия Петровна отпила глоток из своего стакана и отставила его в сторону. Чай был холодный и невкусный. Просить у буфетчика свежего не захотелось. Она расплатилась и вышла на вокзальную площадь. Вокруг сквера, распластавшегося перед вокзалом, сидели торговцы — китайцы с бритыми черепами и длинными косами. Там и тут стояли китайские полицейские, тоже длиннокосые, в фуражках русского образца, с длинными бамбуковыми палками, которые они то и дело опускали на головы, плечи и спины своих соплеменников. Таисии Петровне стало грустно от этого зрелища. Она уже собиралась пойти назад, на платформу, когда услышала за спиной чей-то взволнованный, приглушенный уличным шумом голос:

— Видно, везде, как у нас… И кому это только надо — натравливать простой народ друг на друга?.. Цепных собак из людей делают. Срам!

Кадникова оглянулась. Около нее стоял широкоплечий, статный мужчина в замасленной одежде рабочего, с короткими густыми усами, прямым крупным носом и гневно прищуренными светлыми глазами, отливавшими синевой.

— Да, безрадостная картина, — откликнулась она невольно. — Кто палку взял, тот и капрал.

— Ну, палка-то тоже о двух концах, — засмеялся Лифанов. — Погуляет она когда-нибудь и по начальственным спинам. В иных странах, сказывали, уже бывало такое. Обида да горе всему человека научат.

Таисия Петровна посмотрела на мастерового в упор. Негромкий смех его прозвучал добродушно, но слова были жесткие, почти злые, и во взгляде холодным огнем горела угроза кому-то.

«А ведь я его где-то видела, — вспомнила Кадникова. — Очевидно, он едет с нами в одном из соседних вагонов».

Лицо мастерового понравилось ей, а смелая речь возбудила желание узнать его ближе, глубже. Перебрасываясь короткими фразами, они пошли вместе назад, к вокзалу, но Лифанов теперь больше спрашивал, чем отвечал, пытливо всматриваясь в нее своими большими, продолговатыми, проницательными глазами.

А над вокзалом и городом по ясному, голубому небу по-прежнему плыли рассыпчатые, мелкие облака; плыли легко и плавно, как лебединые стаи по озеру, и казалось — нет им конца.

Глава 9

«СТЕРЕГУЩИЙ» ПОЛУЧАЕТ ЗАДАНИЕ

«Личное словесное предупреждение» о том, что вновь назначенный командующий флотом выразил желание видеть его немедленно, лейтенант Сергеев получил от флаг-адъютанта наместника, который, в свою очередь, получил его на словах от дежурного флаг-капитана адмирала Макарова.

Немного подивившись сложному порядку передачи приказаний, установленному в Порт-Артуре, лейтенант отправился в морской штаб к адмиралу.

— Одну минуточку, — остановил Сергеева в приемной капитан второго ранга в адъютантских аксельбантах. — Должен обратить ваше внимание, лейтенант: командующий флотом ждет вас, а вы…

Трель электрического звонка оборвала капитана. Он шмыгнул в дверь и, сейчас же вернувшись, объявил тоном человека, хорошо натасканного на обслуживании начальнических кабинетов:

— Адмирал просит!

— Лейтенант Сергеев. Прибыл по приказанию вашего превосходительства, — почтительно застыл Сергеев, не доходя нескольких шагов до письменного стола, за которым сидел Макаров.

— Ну вот и хорошо, что не задержали, — дружески приподнялся навстречу адмирал. Тон голоса был теплым, но лейтенант видел, как глаза Макарова придирчиво обежали его с ног до головы. Адмиральской требовательности Сергеев не боялся, он сам был требователен к себе, и внешний облик его, как морского офицера, был безупречен.

— Рад вас видеть, Александр Семенович, лишний раз, — удовлетворенно продолжал Макаров. — Приказ о назначении вас командиром «Стерегущего» мною утвержден. Присутствующие здесь господа офицеры — командный состав вашего миноносца: лейтенант Головизнин-второй, мичман Кудревич, инженер-механик Анастасов.

Николай Семенович — балтиец, штурманский офицер, три года тому назад плавал на «Корейце», получил на нем боевое крещение. Это, конечно, не все, но много. Мичман Кудревич, мне уже насплетничали, забияка, охотно кладет иностранцев на обе лопатки. Последнее неплохо в нашей стране, где прослыть заграничным умником многие считают счастьем.

И что забияка — ничего. Забияки — сквернословы, пустельги нам не нужны, а забияки со светлой головой и большими мыслями куда как России требуются.

«Ах, умница, милый!» — растроганно подумал Кудревич, чувствуя, как в душе его всколыхнулось от слов адмирала что-то большое и светлое. Макаров повел широкими плечами и медленно оглядел офицеров дружелюбным, внимательным взором.

— Теперь речь пойдет о вас, инженер-механик. Я уже слышал о вас от профессора Алексея Николаевича Крылова. Он показывал мне последние чертежи ваших «мух-торпедоносцев». Да, на ваших корабликах можно разгромить флот любого неприятеля. К сожалению, реализация ваших чертежей отложена до конца войны. Но во мне вы всегда найдете горячего защитника ваших идей.

Анастасов краснел от гордости и смущения. Похвалы боевого адмирала, признанного авторитета в вопросах кораблестроения, не только льстили его самолюбию, в них он слышал одобрение своих творческих планов конструктора и был счастлив.

Макаров торжественно продолжал:

— Поздравляю вас, господа офицеры, с назначением на миноносец. Вручая вам «Стерегущего», я не только таю надежду, но уверен, что вы блистательно проявите все великолепные качества русского человека. Создайте на «Стерегущем» железную дисциплину, воспитывайте в команде храбрость и самоотверженность, отвагу и разумную инициативу, основанную на знании порученного каждому дела.

Еще посоветую вам, господа офицеры, неустанно учиться в условиях, максимально приближенных к боевой обстановке. Меньше отстаиваться на внутреннем рейде, меньше торчать на внешнем рейде, больше плавать, плавать при всякой погоде.

Сейчас мы вынуждены бездействовать, пока «Цесаревич», «Ретвизан» и «Паллада» не возвратятся в строй. Это время мы должны использовать для выяснения, где находится японская эскадра, чтобы затем, по мере возможности, взять в свои руки инициативу и выиграть бой за обладание морем.

Макаров внимательно вглядывался своими умными, совсем молодыми глазами в лица офицеров, точно пытаясь прочесть в них ответ на свои слова.

И когда Кудревич поймал на себе его взгляд, он почувствовал, как легкий холодок восторга вдруг снова пробежал по его коже, заставив зябко поежиться.

— Вернемтесь теперь к ближайшей задаче. На «Стерегущего» возлагается подробный осмотр побережья и островов Эллиот и Блонд с бухтой Торнтон. Цель разведки — выяснить местонахождение неприятельской миноносной базы в девяностомильном районе от Порт-Артура.