Говорят, собаки жрут дерьмо, чтобы опьянеть. Люди для этого пьют алкоголь. Раньше по утрам, во время похмелья, я хорошо понимал, что алкоголь – дерьмо. Но в течение дня не мог себя удержать и выжирал /выпивал/ порцию-другую дерьма, совершенно не чувствуя себя собакой.

Маринка встретила меня радостными криками. За три часа моего отсутствия она даже не оделась. Не обращая внимания на то, что мои руки заняты сумками с продуктами, она запрыгнула на меня, обхватила руками и ногами и начала целовать, словно мы не виделись неделю. За месяц нашей совместной жизни я привык к таким встречам и знал, что от Маринки отбиться нелегко. Поэтому я опустил сумки на пол и ухватился за Маринкину попку. Минуты три мы целовались, а потом Маринка спросила:

– Мой мужчина вернулся с охоты, и удача сопутствовала ему, да?

Я заулыбался:

– Да, моя немаленькая скво, если ты с меня слезешь, то твой мужчина приготовит котлеты по-киевски и пюре из картофеля по-петербургски.

Маринка слезла с меня, подхватила сумки с пола и пошла на кухню, а я, с удовольствием глядя на движения ее обнаженного тела, сказал:

– Маринка, ты в голом виде открываешь дверь, совершенно не думая, что за дверью могу оказаться не я.

Маринка засмеялась:

– Ты знаешь, полчаса назад это действительно оказался не ты. Я читала твоего Лимонова, и вдруг звонок. Боцман убежал на балкон, он, почему-то все время убегает на балкон после звонков. Я открываю дверь, а на площадке стоят мужчина и женщина, свидетели Иеговы, женщина сунула мне журнал и что-то говорила о боге, а мужчина с открытым ртом разглядывал меня, словно никогда не видел голой женщины, хотя на вид ему за пятьдесят, а женщина смотрела мне в глаза и говорила о боге минут десять, а потом перевела взгляд на мою рыженькую красотку, замолчала, и ее глаза увеличились вдвое. Оказывается, эта дамочка и не видела, что я голая. Дамочка фыркнула, а мужчина за ее спиной поднял вверх большей палец. И они исчезли.

– Маринка, а ты что же, и не стеснялась?

– Да в начале я просто забыла, что на мне ничего нет, я увлеклась твоим Лимоновым и обо всем забыла, к тому же я была уверена, что звонишь ты, а потом мне стало любопытно, как же эти люди среагируют на меня – голенькую.

Я засмеялся:

– Маринка, ко мне могли зайти несколько моих приятелей, которые, увидев тебя голенькой, не смогли бы не трахнуть тебя прямо в прихожей.

– Шурик, а я думала, что ты дружишь только с интеллигентными людьми.

Если бы все молодые женщины ходили по городу обнаженными, то мужчины признали бы этот наряд самым красивым.

Говорят, от Дон Жуана исходил такой властный самцовый запах, почувствовав который, женщина теряла рассудок и хотела только одного – отдаться обладателю волшебного запаха, несмотря на то, что Дон Жуан был некрасивым и недалеким мужчиной.

Мы болтали с Маринкой и одновременно готовили ужин. Она чистила картошку, а я жарил котлеты. Боцман, прибежавший с балкона на вкусные запахи, сидел на стуле, махал одной передней лапой в воздухе и время от времени протяжно мяукал. Иногда я шел ему навстречу, отрезал треть котлеты и отдавал. Он мгновенно проглатывал. И снова начинал размахивать лапой и мяукать.

– Шурик, а ты купил Боцману рыбу?

– Забыл, теперь придется с ним делиться нашими котлетами и ветчиной.

– Бедненький Боцман сегодня остался без рыбы.

– Ничего, ему иногда полезно сменить свое меню.

Маринка поставила кастрюлю с картошкой на огонь, поцеловала меня в губы и убежала в комнату. Через минуту она вернулась в моей рубашке, которая скрыла от моих взглядов все ее прелести. Я доделал салат, сходил в прихожую и принес оттуда свежую белую розу, которую сразу при входе мне удалось спрятать.

Маринка засветилась:

– Ах, какая шикарная роза, это символ нашей любви.

Маринка принесла из комнаты вазу с красной розой, которую она подарила мне утром и вставила туда же мою. Поставила вазу на стол, открыла яблочный сок, разлила по фужерам. Подняла свой и сказала:

– Шурик, давай выпьем за то, что судьба позволила нам встретиться, мне очень хорошо с тобой, уже второй месяц я ощущаю себя самой красивой, самой сексуальной, самой значительной женщиной на земле, и все это благодаря тебе, самому лучшему мужчине в моей жизни.

Маринка пьет сок. А мне вдруг становится немного неловко: ну какой же я самый лучший мужчина – час назад трахал Люсю, совершенно забыв о Маринке. Сейчас бы сто граммов водки, и все бы прошло и забылось, но Маринка не пьет, а мне одному пить неудобно.

Женщина, заметив, что я загрустил, поставила пустой фужер на стол, подошла ко мне вплотную, обняла и спросила:

– Шурик, а что случилось, почему ты заскучал, может быть, я сказала что-то лишнее?

Я тоже обнял Маринку, заглянул в ее красивые добрые карие глаза и ответил:

– Ты меня перехваливаешь, я обычный мужчина, грешник и пьяница.

Маринка засмеялась:

– Ну какой же ты грешник, мы же любим друг друга, значит, все, что мы делаем в постели – это нормально и естественно, вот я – грешник: два года назад, когда мы еще не были знакомы, я изменила своему мужу.

– Правильно и сделала, ты же рассказывала, что он по четыре месяца не спал с тобой.

Маринка перестала улыбаться:

– Я изменила ему с двумя неграми, они трахали меня одновременно и очень грубо, мне было больно, противно и стыдно.

Маринка уткнулась носом мне в плечо:

– Ты можешь меня за это презирать.

Я усмехнулся с облегчением и спросил:

– Марина, но тебе с ними хотя бы чуть-чуть было приятно?

Маринка, заметив, что я улыбаюсь, успокоилась:

– Ну, немножко было приятно, я тогда впервые в жизни кончила.

– Вот видишь, негры разбудили в тебе женщину.

– Да, они разбудили, но муж ее не замечал, пришлось с ним развестись.

Я поднял стакан с соком и сказал:

– За негров, которые разбудили в тебе женщину.

Выпил сок, поставил стакан на стол и поцеловал Маринку, она горячо мне ответила. В это время вода в кастрюльке с картошкой выкипела, и картошка начала пригорать. Мы перестали целоваться. Я снял с плиты картошку, и ужин начался. Маринка ела за двоих, я, конечно же, ей не уступал и ел за троих. Боцман стоял на задних лапах рядом со столом, а передней хватал с края стола куски ветчины, которые ему подкладывала Маринка, и мгновенно их проглатывал. Из радио изливалась музыка Вивальди. Солнце за окном прямо на наших глазах исчезало за соседним девятиэтажным домом.

В открытую форточку влетел воробей, сел на середину стола и, совершенно не обращая внимания на нас, начал склевывать рассыпанные хлебные крошки. От удивления мы с Маринкой перестали есть и минуты две смотрели на этого нахала, потом Маринка сказала:

– Похоже, что он здесь основной, в смысле – главный.

– Да нет, скорее всего, он пьян, а пьяному море по колено.

Оборзевший воробей прыгал потихоньку к краю стола, еще сантиметров тридцать – и Боцман сможет его достать своей когтистой лапой.

Маринка вдруг предложила:

– Давай не будем вмешиваться и посмотрим, чем все это закончится.

– Это закончится тем, что Боцман получит на десерт свеженького воробья, но я не против посмотреть.

Наглый воробей доскакал до опасной зоны, абсолютно не сомневаясь в собственных возможностях, добрался до ее середины, и в этот момент над столом показалась голова кота, мелькнула его лапа с выпущенными когтями, но ничего не поймала, потому что воробей успел взлететь, опуститься на голову Боцмана, клюнуть того в глаз и вылететь в форточку. Боцман завыл и умчался из кухни. А мы с Маринкой, хором громко захохотали. Воробей действительно оказался ушлым. Маринка отсмеявшись, спросила:

– Саша, это наверняка был твой воспитанник, он слишком уверен в своих силах, да?

– Да нет, я вижу его впервые. Скорее всего, это мужчина в расцвете сил, тьфу, я имел в виду, воробей в расцвете сил.