Изменить стиль страницы

Земледельцы, пришедшие из среднеевропейских земель, в новых местах проживания постепенно приспосабливались к местным условиям. Жизнь и быт их стабилизировались. Они вступили в контакты с аборигенным населением и вместе с ним создавали новые культуры (рис. 74).

Славяне. Историко-археологическое исследование i_076.jpg

Рис. 74. Культурные новообразования в лесной зоне Восточной Европы после расселения среднеевропейского населения

а — памятники с находками среднеевропейских провинциальноримских типов;

б — ареал культуры псковских длинных курганов;

в — тушемлинской культуры;

г — мерянской культуры.

^^^Кривичи

Обширные области бассейнов озер Ильменя и Псковского до середины I тыс. н. э. принадлежали прибалтийско-финскому населению. Иx древности составляют культуру текстильной керамики. Этот вывод полностью соответствует заключениям лингвистов — на всей территории этой культуры известно большое количество водных названий западно-финского происхождения. Значительную роль в экономике этих племен играли присваивающие формы хозяйствования, хотя им были известны и земледелие, и скотоводство.

Около середины I тыс. н. э. культура текстильной керамики на рассматриваемой территории прекращает развитие. Зарождается и развивается новая — культура псковских длинных курганов, эволюционно никак не связанная с предшествующей.

Ареал этой культуры простирается от юго-западного побережья Псковского озера и бассейна р. Великой на западе до бассейна р. Меты и верхнего течения Чагодощи включительно на востоке. На юге он захватывает верховья Западной Двины и бассейн ее правого притока р. Дриссы, на Полотчине (рис. 75). Наибольшая концентрация памятников культуры псковских длинных курганов наблюдается в бассейне р. Великой и на побережье Псковского озера.

Славяне. Историко-археологическое исследование i_077.jpg

Рис. 75. Распространение памятников культуры псковских длинных курганов

а — могильники с длинными курганами псковского типа;

б — места находок браслетообразных незамкнутых височных колец середины I тыс. н. э.;

в — ареал тушемлинской культуры;

г — позднедьяковской культуры.

Наиболее характерными памятниками ее являются длинные курганы — невысокие (около 1 м) валообразные насыпи от 10–12 до 100 м и более длиной.[611] Обычно они расположены в могильниках вместе с круглыми в плане (полусферическими) насыпями, среди которых есть и синхронные длинным, и более поздние, относящиеся к древнерусскому времени. Каждый длинный курган (или синхронный круглый) заключал несколько, иногда десятки захоронений по обряду трупосожжения. Кремация умерших совершалась на стороне, а собранные с костра остатки сожжения помещались в различных местах погребальных насыпей. Основная часть погребений помещалась в небольших ямках в основаниях курганов или в уже насыпанных курганах, некоторые захоронения рассыпались непосредственно на поверхности насыпей. Курганы окольцовывались ровиками шириной от 1,5 до 5,5 м и глубиной 0,5–1,2 м. Грунт из ровиков использовался для сооружения курганных насыпей. Вместе с тем ровики несли и культовую нагрузку — в моменты захоронений в них зажигались ритуальные костры.

При сооружении курганов места, избранные для насыпей, предварительно ритуально выжигались («очищались огнем»), для чего использовали хворост или солому. Следами таких ритуалов являются выявляемые в длинных курганах подошвенные зольно-угольные прослойки толщиной от 2–4 до 15–30 см. Этот ритуал, по всей вероятности, был наследием обрядности прибалтийско-финского населения, в среде которого он имел распространение уже в начале нашей эры. Площадки, избранные для эсто-ливских каменных могильников с оградками, предварительно выжигались, в результате образовывались подстилающие зольно-угольные прослойки. Они зафиксированы также в более поздних погребальных памятниках води и корелы,[612] что свидетельствует о широком бытовании ритуала в древнем прибалтийско-финском ареале.

В единичных курганных насыпях встречены выкладки из камней, изредка камнями обставляли и отдельные захоронения, очень редко камнями прикрывались остатки погребений. Применение камня не было свойственно славянскому погребальному обряду. Отмеченные выкладки следует рассматривать как наследие местной прибалтийско-финской обрядности. На основании косвенных данных устанавливается, что носители культуры текстильной керамики хоронили умерших по обряду трупосожжения, рассыпая остатки кремации в специальных местах (могильниках), обозначенных грудой камней или отдельными камнями.[613]

Один из длинных курганов в Северике имел покров из валунных и плитняковых камней, что весьма характерно для курганов ятвягов. С ятвяжскими погребальными насыпями сопоставим и один из курганов в Выбутах. Оба они расположены в регионе нижнего течения р. Великой и говорят о том, что в среде среднеевропейских переселенцев, несомненно, были переселенцы из ятвяжских земель.

Большинство погребений культуры псковских длинных курганов являются безурновыми и безынвентарными, что типично для славянской обрядности. Только в немногих курганах встречены единичные находки — бронзовые бляшки, пряжки, в том числе В-образные рифленые, железные ножи, глиняные пряслица, стеклянные бусы, часто оплавленные, и др. (рис. 76). Глиняная посуда рассматриваемой культуры неоднородна. Сравнительно небольшая часть сосудов имеет баночную форму и, скорее всего, восходит к керамике местного прибалтийско-финского населения. Другая часть керамического материала сопоставима с глиняной посудой тушемлинской культуры и вместе с тем с керамикой поселения Шелиги, упомянутого при характеристике суковско-дзедзицкой культуры.

Славяне. Историко-археологическое исследование i_078.jpg

Рис. 76. Находки из памятников культуры псковских длинных курганов

1 — равноплечная фибула;

2, 6, 17 — гребни;

3, 10, 14–16, 20 — бляшки;

4, 5, 13 — височные кольца;

7 — пинцет;

8 — булавка;

9, 11, 12, 19 — привески;

18, 21–25, 29 — пряжки;

26, 28 — браслеты;

27 — накладка;

30 — блоковидное кресало.

1, 3–5, 7–16, 18–29 — металл;

2, 6, 7 — кость;

30 — камень.

1 — Изборск;

2, 6–9, 12, 17, 19 — Псков;

3, 25, 27 — Жеребятино;

4, 13 — Казиха;

5, 28 — Городня;

10, 11 —Арнико;

14, 18 — Лезги;

15, 20, 22 — Полибимо;

16 — Светлые Вешки;

21, 30 —Линдора;

23 — Северик;

24 — Липецы;

26 — Горско;

29 — Верепково.

Селища рассматриваемой культуры пока изучены слабо. На поселении Варшавский шлюз-III при впадении р. Горюнь в Чагоду, занимающем площадь 140 х 60 м, раскопками исследованы остатки трех наземных жилищ размером от 4,1 х 5,3 до 5,1 х 8,4 м с печами-каменками. По углю, взятому из отопительного сооружения, получена дата 1600 ± 80 лет назад.[614] Жилая постройка со стенами столбовой конструкции и очагом-каменкой выявлена и при раскопках селища на озере Съезжем.[615] В западной части территории культуры псковских длинных курганов устраивались городища-убежища.[616]

вернуться

611

О длинных курганах псковского типа см.: Седое В. В. Длинные курганы кривичей // САИ. Вып. Е1–8. М, 1974; Он же. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 46–58; Он же. Славяне в раннем средневековье. М., 1995. С. 211–217; Он же. Древнерусская народность… С. 117–128; Носов Е. Н. Некоторые общие вопросы изучения погребальных памятников второй половины I тыс. н. э. // СА. 1981. № 2. С. 42–56.

вернуться

612

Шмидехельм М. X. Археологические памятники периода разложения родового строя на северо-востоке Эстонии. Таллин, 1955. С. 238; Nordman С. A. Karelska järnåldersstudier // Suomen muinaismuistoyhdistyksen aikakaukirja. XXXIV. Helsinki, 1924. S. 100; Седов В. В. Этнический состав населения северо-восточных земель Великого Новгорода// СА. Т. XVIII. 1953. С. 202–203.

вернуться

613

Седое В. В. Прибалтийские финны // Финны в Европе в VI–XV веках. Прибалтийско-финские народы: Историкоархеологические исследования. Вып. 1. М, 1990. С. 20.

вернуться

614

Башенькин А. Н. Сопки и длинные курганы в Юго-Западном Белозерье // Славянская археология. 1990. Этногенез, расселение и духовная культура (Материалы по археологии России. Вып. 1). М., 1992. С. 136.

вернуться

615

Носов Е. Н. Поселение и могильник культуры длинных курганов на о. Съезжее // КСИА. Вып. 166. 1981. С. 66–68.

вернуться

616

Фурасъев А. Г. Городища-убежища Псковщины второй половины 1 тысячелетия н. э. // Петербургский археологический вестник. № 9. СПб., 1995. С. 143–150.