Общеславянские лексические заимствования из иранского единичны. Таковы, bogъ (бог), kotъ (загон, небольшой хлев), gun’a (шерстяная одежда) и toporъ (топор). Кроме первого, все эти иранизмы принадлежат к культурным терминам, обычно самостоятельно передвигающимся из языка в язык, независимо от миграций и соседства самого населения. Так, иранское kata достигло Скандинавии, a tapara — западнофинского ареала.

Фонетическое (изменение взрывного g в задненёбный фрикативный h) и грамматические (выражение совершенного вида глаголов с помощью превербов, появление генетива-аккузатива, беспредложный локатив-да-тив) воздействия иранцев также не охватывают всех славян, а носят региональный характер.[45] Правда, некоторые исследователи (В. Пизани, Ф. П. Филин) предполагают, что переход согласного s в ch после i, u, г, k в праславянском языке является результатом влияния иранских языков.[46] Несостоятельность этого предположения была продемонстрирована А. А. Зализняком.[47]

Отсюда неизбежен вывод, что праславяне на раннем этапе жили где-то в стороне от скифского населения Северного Причерноморья.[48] Движение славянских племен в юго-восточном направлении, по-видимому, началось уже после падения скифского царства. Поэтому значительное иранское воздействие, о чем подробнее будет сказано дальше, затронуло только часть славян, расселившихся в Среднем Поднепровье и Причерноморье.

До недавнего времени лингвисты полагали, что славяне, жившие в Среднем Поднепровье, разграничивали скифо-сарматское и балтское население. Но, как оказалось, балты находились в тесном контакте с иранцами, что зафиксировано десятками балтских лексических заимствований из иранского и совместными новообразованиями. «В итоге, — замечает О. Н. Трубачев, — мы уже сейчас представляем себе балто-иранские лек-сжческие отношения как довольно значительный и плодотворный эпизод в истории обеих языковых групп».[49]

Где-то на юго-западе своего ареала балты, очевидно, соприкасались с фракийским населением. Параллели в балтских и фракийских языках, говорящие о древнем балто-фракийском контакте, неоднократно отмечались специалистами.[50] Определить время этого контакта лингвистика пока не может.

Учитывая все эти наблюдения, можно полагать, что на раннем этапе развития праславянского языка славяне соседили с западными балтами, какое-то время были отделены от северноиранских племен фракийцами и жили, очевидно, где-то в бассейне Вислы.

Теоретически можно допустить, что южными соседями славян были фракийцы и между ними могли быть тесные связи. «Однако выделить фракийские слова в праславянском не представляется возможным, так как наши сведения о фракийской лексике смутны и неопределенны. Нет вполне надежных и фонетических критериев для того, чтобы отделить общеиндоевропейское от заимствованного».[51]

Такие же трудности возникают и при исследовании древнекельтского влияния на праславянскую речь. Можно думать, что славянам в древности приходилось общаться с кельтскими племенами. Однако от кельтских языков Средней Европы не осталось почти никаких следов, а за-паднокельтские диалекты существенно отличны от них. Поэтому гипотезы о славяно-кельтских языковых связях часто не принимаются во внимание. Остаются несомненными лишь несколько праславянских слов, хорошо этимологизирующихся на почве кельтских языков.[52]

В этой связи интересными и важными представляются наблюдения О. Н. Трубачева, исследовавшего этнонимию древней Европы, еще не охваченной государственными образованиями. Оказывается, что тип раннего славянского этнонима ближе всего стоит к иллирийской, фракийской и кельтской этнонимии. Поскольку рассматриваемые этнонимы являются порождением уже обособленных этнолингвистических групп индоевропейцев, то близость этнонимии может быть объяснена только контактными связями славян с кельтами, фракийцами и иллирийцами.[53]

Большой интерес для освещения проблемы прародины и ранней истории славян представляют славяно-германские отношения. Нет сомнения в том, что древние славяне заимствовали много слов от различных германских племен. Однако почти все германизмы в праславянском языке являются не общегерманскими, а Диалектными, и следовательно, отража-славяно-германские связи не древнейшей поры. Поэтому с полной ют уверенностью о славяно-германском языковом взаимодействии можно говорить только с первых веков нашей эры.

В В. Мартынов пытается показать вероятность древнейшего славяногерманского лексического взаимопроникновения, относимого к середине I тысячелетия до н. э..[54] Кажется, в пользу этого говорят не только данные лексики, но и иные языковые материалы.[55] Если так, то славяне уже на раннем этапе жили где-то по соседству с прагерманцами, может быть, не находясь с ними в тесном контакте.[56]

Сказанным, пожалуй, исчерпывается все, что могут дать в настоящее время данные языкознания для освещения проблемы происхождения и древнейшей истории славян. Хотя язык и представляется наиболее надежным признаком этнической единицы, однако в изучении деталей этногенетического процесса славян лингвистика далеко не всесильна. Лингвистическим данным явно недостает пространственной, хронологической и конкретно-исторической определенности. Поэтому привлечение на помощь лингвистике материалов археологии, антропологии и других смежных дисциплин, способных осветить неясные стороны славянского этногенеза, является насущной необходимостью.

Значение топонимики в изучении этногенеза славян

Попытки использовать топонимические материалы для локализации славянской прародины предпринимались многими исследователями. Установлено, что из всех географических названий для этноисторических выводов наиболее полезны ввиду их архаичности гидронимы. На них и было обращено основное внимание.

Однако до недавнего времени в научной литературе господствовало ошибочное положение, согласно которому областью первоначального жительства славян считались районы наибольшего сосредоточения славянской гидронимики или районы с чисто славянскими водными названиями. В действительности наблюдается обратная картина — области сосредоточения гидронимики определенной языковой принадлежности оказываютсярайонами миграции соответствующих этнических групп. «Чистота» славянских названий вовсе не говорит о древности заселения славянами этого региона, ибо последние есть и в областях бесспорно позднего освоения.

Для изучения этногенеза славян, прежде всего, необходимо разработать стратиграфию славянской гидронимики. Вполне очевидно, что чем древнее славянские водные названия, тем более древнюю территорию славян они обрисовывают. Если бы удалось среди славянской гидронимики вычленить праславянскую, а последнюю дифференцировать на несколько слоев, соответствующих трем периодам эволюции праславянско-го языка, то картография этих слоев позволила бы очертить области расселения славян на отдельных этапах их ранней истории.

Однако праславянская гидронимика пока не поддается стратиграфическому членению. На современном этапе развития ономастики среди славянских географических названий могут быть выявлены лишь отдельные общеславянские элементы (например, древнерус. Дорогобуж, чеш. Drahobuz, серб. — хорв. Драгобут; рус. Лупоголова, словац. Lipoglav, серб. — хорв. Лупоглав).[57]