Голанчский керамический тип отличается многообразием форм. Сюда принадлежат баночные сосуды, яйцевидные горшки, сосуды, близкие к биконическим, широкие горшки, близкие к мискам. Большинство сосудов не орнаментировано. Но среди них имеются и с узорами — волнистыми, линейными и вертикальными штрихами. Появляются сосуды, подправленные на гончарном круге. Голанчская керамика получила распространение в польскопоморских землях в VII — первой половине VIII в..[354] Представляется несомненным, что эта посуда появилась в результате эволюции дзедзицкой керамики.
Жилищами на поселениях, характеризуемых голанчской керамикой, служили наземные бревенчатые дома срубной конструкции. Иногда нижние части домов несколько опущены в грунт. Отапливались дома очагами, сложенными из глины или из глины и камней.
Погребения этого времени в Польском Поморье не найдены.
Вопрос о происхождении славянской группировки, представленной памятниками с дзедзицкой и голанчской керамикой, пока не поддается разрешению. Можно предполагать, что эта группа славян вышла из ареала пшеворской культуры, но для изучения деталей ее происхождения нужны новые археологические материалы.
В VII–VIII вв. в отдельных местах Польского Поморья распространяется и фельдбергская керамика.
Характеристика северо-западного региона славянства была бы неполной, если не упомянуть племенную группировку, представленную торновской керамикой (рис. 30). Название ее происходит от городища Торнов, расположенного в Нижней Лужице. В 1961–1963 гг. этот памятник был исследован почти целиком.[355]
Рис. 30. Керамика из поселения Торнов.
К торновской керамике принадлежат в основном биконические горш-кообразные сосуды. Ярковыраженный или ослабленный излом стенок приходится у ранних сосудов на середину их высоты. Но уже в VII в. вместе с ними широко представлены горшки с переломом стенок в верхней части их высоты. Некоторые сосуды имеют на стенках рельефные пояса, обычно орнаментированные штриховым узором. И. Херрманн разработал типологическую классификацию торновской керамики.[356]
Полевые исследования в Торнове и его окрестностях — Борхельте и Лютьенберге[357] — выяснили взаимоотношения славянских племенных группировок, представленных керамикой пражско-корчакского облика и торновской посудой. Установлено, что это были различные племенные группировки славян, генетически не связанные между собой. Первыми в окрестностях Торнова появились славяне — носители керамики первой группы. Их поселение Лютьенберг I датируется VI — началом VII в. Во второй половине или в конце VI в. по соседству возникает поселение Лютьенберг II, основанное славянами, которые употребляли торновскую керамику. Какое-то время оба поселения сосуществовали. В начале VII в. славяне — носители торновской керамики основывают городище Борхельт А и прилегающее к нему селище. Преобладание торновской культуры в этой местности привело к тому, что культура поселения Лютьенберг I прекращает здесь своё существование.
Подобная или близкая картина наблюдается и в других местах рас селения славян — носителей торновской керамики. В начале VII в. она плотно заселяют весь регион Нижней Лужицы. На этом основании И. Херрманн полагает, что ареал торновской керамики соответствует области расселения средневекового славянского племени лужичан, а саму керамику считает этнографическим признаком его культуры.[358]
С этим положением можно согласиться лишь частично. Характерной для племени лужичан следует считать, по-видимому, торновскую керамику IX–X вв. В рассматриваемое же праславянское время эта керамика была распространена не только в Лужицкой области, но и в более восточных районах Одерского бассейна. Её носители, вероятно, составляли отдельную племенную группировку праславян. Их расселение привело к сложению средневековых племен, в числе которых, очевидно, были и лужичане.
Керамика торновского типа известна на некоторых поселениях территории Польши, в частности на таких памятниках, как Бониково, Брущево, Гостын, Далешин, Кленица и др.[359] Нижние горизонты (слои V и IV) культурных напластований в Боникове 3. Раевский и 3. Хильчерувна по находкам фибулы с подвязанной ножкой III–V вв., шпоры и пинцетки VI в. отнесли ко времени от рубежа V и VI до конца VII в.,[360] с чем нельзя не согласиться. Для определения начальной даты других памятников с торновской керамикой материалов нет. Обычно считается, что эта керамика получает распространение с VII в., но не исключено, что в отдельных районах торновская посуда бытовала уже в VI столетии.
Жилищами рассматриваемой группы славян были наземные дома столбовой конструкции. Могильные памятники VI–VII вв. пока не выявлены. Поэтому вопрос о происхождении этой славянской группировки может быть поставлен и решен пока лишь на керамическом материале.
Анализ торновской керамики привел И. Херрманна к заключению, что она сформировалась в VI–VII вв. на территории Силезии и Лужицы на основе биконических сосудов более раннего времени.[361] Действительно, среди керамики позднеримского времени и эпохи переселения народов имеется немало сосудов, от которых могла произойти торновская посуда славян. В особенности это касается Силезии, где на памятниках доброд-зеньской группы пшеворской культуры, датируемых IV–V вв. (например, Олштын), встречаются и гончарные, и лепные биконические сосуды, иногда с пластическими орнаментальными поясами, как на торновской керамике. Выводы И. Херрманна о формировании торновской керамики на основе керамики, распространенной в эпоху переселения народов на территории Силезии, являются ныне наиболее аргументированными. Славянская принадлежность торновской керамики несомненна. Очевидно, можно полагать, что предками славян — носителей торновской керамики была какая-то часть пшеворского населения. Это племенная группировка славян вышла не из Висленского региона, а из Одерского, занятого в основном германскими племенами. По-видимому, на Одере в римское время среди германских племен имелись относительно небольшие группы славян, но выявить их на конкретных археологических материалах пока не представляется возможным.
VI–VII веками завершается последний период праславянской истории. Расселение славян на обширнейших пространствах, их активное взаимодействие с иноэтничными племенами привели к культурной дифференциации славянского мира и членению единого языка на отдельные славянские языки. С VIII в. наступает новый этап славянской истории, когда в результате сложных миграционных пертурбаций и ассимиляционных процессов формируются средневековые племенные объединения: славян, известные по письменным источникам, а на отдельных славянских землях складываются первые государственные образования.
Попытка некоторых исследователей видеть в трёх славянских группах Иордана — славянах, антах и венедах — отражение трехчленной дифференциации современных славянских языков (восточные, западные и южные славяне) остается догадкой, не имеющей под собой фактологического материала. Существующее ныне трехчастное членение славянства является продуктом не праславянского периода, а более позднего исторического процесса.
Три группировки славянства середины I тысячелетия н. э., выделяемые теперь по данным археологии, нужно полагать, отражают диалектно-племенное членение на последней стадии эволюции праславянского языка. Как свидетельствуют языковые материалы, распад общеславянского единства был весьма сложным процессом, состоявшим не только в делении славянской территории, но и в перегруппировках различных праславянских племен. Поэтому диалектное членение праславянского языка и позднейшее трёхчастное деление славянства никак не связаны между собой генетически.
354
1 Losinski W. Poczatki wczesnosredniowiecznego osadnictwa grodowego w dorzeczu dolnej Parsety (VII–X/XI w.), s. 36–39.
355
Herrmann J. Tornow und Vorberg. Ein Beitrag zur Fruhgeschichte der Lausitz. Berlin, 1966.
356
Hermann J. Tornow und Vorberg, S. 53–78.
357
Herrmann J. Die germanischen und slawischen Siedlungen und das mittelalterliche Dorf von Tornow. Kr. Calau. Berlin, 1973.
358
Herrmann J. Siedlung, Wirtschaft und gesellschaftliche Verhaltnisse…, S. 51–57.
359
Petersen E. Der Burgwall von Kleiniss Kr. Guhrau. — In: Altschlesien, Bd 7. Breslau, 1938, S. 59–75; Hilczerowna Z. Wczesnosredniowieczne grodzisko w Daleszynie w pow. gostynskim. Poznan, 1960, rys. 34, 35; eadem. Dorzecze gornei i srodkowej Obry…, s. 50–139.
360
Rajewski Z. Zur Frage der Chronologie der fruhmittelalterlichen Keramik in Polen. — Praehistorische Zeitscrift, 37, 1959, S. 197; Hilczerowna Z. Early Mediaeval Fort in Bonikowo, Distrikt Koscian. — In: Archaeologia Polona, V. Wroclaw — Warszawa — Krakow, 1962, s. 64–91; eadem. Naszynjmk brazowy z wczesnosredniowiecznej osady w Bonikowie w pow. koscianckim. — In: Munera Archaeologica Josepho Kostrzewski Poznan, 1963, s. 343–349.
361
Herrmann J. Tornow und Vorberg, S. 124–126.