— Хочешь победить военный гений Суворова? — удивился комиссар.

— А что нам остаётся, товарищ комиссар? — пожал плечами комбриг. — Только плеть, рваные ноздри и Сибирь, а, скорее всего, топор или петля. Будем переигрывать в штабах. И эта обязанность ложится на нас, военного опыта у нас меньше, практического, а вот теоретического — больше. И это, комиссар, наш главный козырь, из которого надо выжать всё, что сможем. Что докладывает разведка?

— К Рождеству армия Орловых и Суворова выступит, — ответил Омелин, — но как именно, ещё неизвестно.

— Скорее всего, они пойдут двумя колоннами, — склонился над картой Кутасов. — Это будут два достаточно мощных кулака, при этом с не слишком растянутыми коммуникациями. И наша задача быстро и эффективно разгромить эти две армии, пока они не соединились для удара по Москве.

— А не проще ли, Владислав, — комиссар перешёл на обращение по имени, чтобы сгладить зародившийся было конфликт, — запереться в Москве и выдержать осаду. Солдат у нас для этого вполне хватит.

— Ты позабыл уроки польской интервенции, Андрей, — покачал головой комбриг. — Им не удалось усидеть в Москве, не смотря на всю мощь армии и наёмников.

— Против них поднялась вся Россия, — возразил Омелин, — а сейчас на нашей стороне поддержка народа!

— А ты забыл Украину, — мрачно напомнил ему Кутасов, — как её быстро замирил Потёмкин и двадцать полков с турецкой границы. То же будет и всюду, как только нам на смену придут екатерининские солдаты. Мы очень быстро лишимся хлеба и огнеприпаса, нас отрежут от Урала, а значит, от подкреплений, от новых пушек и мушкетов. Нас окружат и заморят голодом, как поляков в шестьсот двенадцатом, а после выбьют из города. С Уралом у них выйдет, думаю, не сложнее, как только там узнают о нашем поражении.

— Убедительно, — кивнул на это Омелин. — Однако достанет ли у нас сил на то, чтобы разгромить две армии поочерёдно?

— Должно достать, — резко ответил Кутасов, — иначе грош цена всей нашей революции. Но для того, чтобы сделать это, нам нужно знать маршруты движения вражеских армий. И очень желательно, до того, как они выступят из Великого Новгорода.

— Голов докладывает, что вести разведработу почти невозможно, — сказал Омелин. Согласно негласному разделению обязанностей разведка и контрразведка, а также слежка за деятельностью особых отделов, относились к ведомству комиссара. Кутасова на это просто не хватало. — Новгород просто наводнён агентами Тайной канцелярии, как явными, так и скрытыми, да и полиция старается вовсю. Всех неблагонадёжных или тех, кого сочли таковым, хватают и волокут в околотки, откуда хорошо, если один на десяток выходит. Всех рабочих объявили неблагонадёжными и держат прямо на заводах, отдельно от семей. И так будет продолжаться до конца войны. Чтобы попасть в число благонадёжных надо сдать товарища, замеченного в сочувствии нашему делу. И сейчас не семнадцатый год, сознательных рабочих слишком мало, и потому доносят постоянно. Преступный элемент полностью под контролем, им разрешили совершать мелкие преступления, кражи там, карманной воровство, но ничего больше. С теми же, кто нарушает этот сговор, поступают по законам военного времени. В общем, — резюмировал всё сказанное комиссар, — даже самому Голову, с небольшой группой самых опытных агентов, удалось только закрепиться в дальних предместьях города. Единственное, что он обещает, это доложить о том, что армия вышла, как только они выступят из Новгорода. Большего ждать, по всей видимости, не приходится.

— Ну что же, как говорится, с паршивой овцы, хоть шерсти клок, — философически пожал плечами комбриг. — Будем действовать так, будто никакого Голова с его разведчиками просто нет.

— Я думаю, нам надо полагаться на кавалерию, — сменил тему Омелин. — Она у нас лучше пехоты и уж подавно артиллерии.

— Вот только вся она лёгкая, казаки, в основном, — вздохнул Кутасов. — Драгуны никуда не годятся против екатерининских. Не надо, не надо, — сразу отмахнулся он от возражений комиссара, — я всё, что ты хочешь сейчас сказать, уже знаю. Только годились они, когда против нас воевали не ветераны турецкой войны. Их закалили схватки с оттоманской кавалерией, вот что сводит на нет все твои доводы о классовой ненависти. Она, к сожалению, боевого опыта заменить не может.

— Вот теперь я понял, почему товарищ Бокий отправил с тобой, Владислав, именно меня, — невесело усмехнулся комиссар. — Я, наверное, самый гибкий изо всех моих приятелей-комиссаров, с которыми я учился на военно-политическом. Кто другой мы за пистолет схватился после твоих слов о классовой ненависти.

— Товарищ Бокий человек умный, иначе не поднялся бы так высоко в вэчека, — ответил Кутасов. — Он долго работал над командой хрононавтов и над кандидатурой главного политрука думал, наверное, дольше всего. Я получил приказ о переводе в Москву за полгода до отправления в прошлое. Ну да сейчас не до того, — перебил он сам себя. — Нам надо думать о том, где встретить врага. Выбрать самое лучшее место для сражения, это всё, что мы можем сделать.

— Я думаю, надо выбрать несколько мест, — предложил Омелин, — и поглядеть все своими глазами.

— Отличный вариант, — кивнул Кутасов. — Но отрады надо будет взять основательные, потому что екатерининские разъезды шныряют повсюду. Ты про обоз с пушками слышал?

— Который драгунский полк до самого Переславля гонял? — уточнил комиссар. — Да, слышал. Очень неприятная история. И самое скверное, что рассекретили ружья Пакла, они могли бы стать хорошим козырем в баталии.

— И станут ещё, — заверил его Кутасов. — Надо только применить их с умом, а уж на это меня хватит. Вот, например, если тут бой дадим, — он постучал по подробной карте местности близ недавно отбитого у врага Переславля. — На высотках пушки поставим, а ниже по склону ружья Пакла, будем бить во фланг, при этом от кавалерии позиции легко защитить.

И комбриг с комиссаром погрузились в изучение карт разных масштабов и подробности. Часто менял их, чтобы посмотреть приглянувшееся место поближе, а после сравнить его с общей картой боевых действий. Итогом этой работы стали шесть наиболее подходящих для баталии мест, куда постановили отправиться на следующий день с рассветом.

Комбриг взял с собой два десятка казаков под командой есаула Бецкого, молодого казака из яицких, быстро вознесшегося на волне чисток в армии. Его особо выделял командарм Забелин, возглавившего всю кавалерию пугачёвской армии, который лично отбирал подразделения для охраны Омелина и Кутасова. Казаки у Бецкого были как на подбор рослые, молодые, в седле держались крепко, у каждого на груди висела медаль «Победа в Арзамасской баталии», а у самого есаула орден Красного Знамени, значит, он сумел отличиться в той кровавой бане. С наградами, вообще, выходила порядочная канитель, у многих казаков остались медали за Семилетнюю войну, а у иных и за Оттоманскую кампанию, снимать которые никто не собирался. Подумав, новые власти решили боевых традиций не менять и наград не снимать, однако к ним добавили революционные. А именно, пришедшие из будущего ордена Красного Знамени и Красной Звезды, долго гадали, чем заменить непонятную казакам и рабочим с крестьянами фразу «Пролетарии всех стран объединяйтесь». Все варианты, вроде «Казаки всех стран…» или «Рабочие всех стран…» быстро отбросили, остановились на вполне современной XVIII веку георгиевской ленте. А вместо «георгиевского», в те времена «золотого» наградного оружия для комсостава ввели революционное, «краснознамённое». К слову, у есаула была как раз такая шашка, значит, офицер проверенный, надёжный и отважный, как раз такой и нужен Кутасову.

— Ну что, командуйте, товарищ есаул, — махнул ему рукой комбриг. — Я вам не указ по дороге, считайте меня один из ваших подчинённых.

— Вас понял, товарищ Кутасов, — кивнул Бецкий. — Взвод, рысью марш!

Они выехали из Москвы и направились на северо-восток, к Переславлю-Залесскому, вновь отбитому у врага, как раз перед прибытием обоза с Урала. И даже не к самому городу, а к первому из приглянувшихся комбригу мест для баталии. Именно его он считал самым перспективным, потому что раньше все атаки враг направлял именно на этот древний город, почему он должен изменить этой стратегии теперь. Город представлял собой весьма удачный плацдарм для атаки на Москву, значит, туда в первую очередь враг и направит один из своих кулаков. Поэтому место для битвы под Переславлем Кутасов решил проверить первым, чтобы оценить его со всех сторон самым тщательнейшим образом.