В Крещенский праздник князь присутствовал при освящении вод Молдавии. К тому времени стало ясно, что выставленные на Серете и Барладе-реке отряды, беспрестанно теснившие турок и отходившие долиной Бырлада, исполнили свой долг. В сочельник завернула оттепель. Распутица держалась долго. Воистину казались благословенными эти воды, сеявшиеся с небес, и обильные потоки, топью разливавшиеся по долинам. Дороги в лощинах совсем размыло. Стотысячная турецкая армия с бесчисленными грузчиками и обозами, несмотря на трудности, упорно продвигалась в глубь страны, спеша навстречу княжескому войску. Захваченные языки охотно указывали, где молдавский стан. Оставалось обложить его и изловить Штефана, дабы исполнить в точности повеление султана. Рассеяв молдавскую рать, Скопец схватит господаря за бороду и поволочет его в края, где меньше болот и больше солнца.
На третий день после Иоанна Крестителя в лето 1475-е затянуло густым туманом пространства между кодрами и топью. Штефан понял: вот та помощь, которую он просил от всевышнего. Спешно разослал он каждому военачальнику свои распоряжения, указывая, где стоять, куда двигаться и как поступить в нужный час. Ранним утром 10 января первые отряды молдаван, легкие и подвижные, как туман, сошлись с передовыми частями Солимана. Это была, пользуясь нынешним словом, диверсия: в роще за болотами, в стороне от дороги, по которой шло войско, взревели трубы, забили барабаны, раздался бранный клич и полетели стрелы. Это шумное нападение, предпринятое умельцами, добрыми знатоками местности, привело к тому, к чему и должно было привести. Заслышав воинский клич, беи тут же поворотили в сторону от дороги — прямо на болота. Вышло повеление прорваться через рощу. Раз неприятель обнаружен, то головным и замыкающим отрядам надобно развернуться, обложить его и, навалившись разом, растоптать. Однако войско перестраивается медленно. Места у Раховы узки. На одной стороне скопились талые воды. На другой были пропасти и дремы лесные. Значит, путь к победе один: прорваться через рощу на простор, туда, где развернулась неприятельская рать. Но тут, покуда турецкое войско поворачивалось к призрачному неприятелю, ударили под покровом утренней мглы свежие рати Штефана с трех сторон: с тыла и с боков.
Этот главный удар, быстрый и мощный, был рассчитан на то, чтобы рассечь турецкое войско и вызвать смятение в полках. Буйволы с бомбардами увязали в топях. Смешавшиеся ряды турок ринулись друг на друга: началась сеча. Обратного пути не было: сталь сеяла смерть позади. Те, что прорубились саблями сквозь рощу, попали в новые топи. А дальше бегущих перенимали лихие охотники, заранее расставленные в удобных местах. На второй день солнце осветило лишь разрозненные кучки турецких воинов. Одни кинулись к Серетскому броду у Ионэшешть, оттуда к облучице, другие покорились молдавским воинам. Над частью пленников нещадно трудились рэзешские мечи. Несколько беев и сыновей беев были отданы князю. Господь повелел подсчитать убитых и захваченные обозы. Тут же в поле — у Высокого моста, где в топях еще свирепствовала смерть, решил он отслужить благодарственный молебен. А 11 января все войско постилось.
В латинской грамоте Штефана-Воеводы, отправленной христианским князьям, говорилось следущее:
"Мы, Штефан-Воевода, милостью божьей земли Молдавской, бьем челом вашим милостям и шлем вам много здравия. И ведомо вашим милостям, что поганый царь турецкий был и есть гонитель христианства, денно и нощно помышляющий, как бы покорить и погубить христианский мир. Того ради извещаем, что в Крещение пришла из турского царства в нашу вотчину противу нас несметная рать числом 120 тысяч под воеводством бейлербея Солимана-паши. И были с ним придворные поганого султана и все племена Румелии, и валашский воевода со всею ратной силой; а орды вели Асап-бей и Али-бей, Скендер-бей и Грана-бей, и Ошу-бей, и Валтивал-бей, и Серефага-бей, повелитель Софии, и Кусенра-бей; и был ещё Пири-бей, сын Исака-паши, со всеми своими янычарами.
Услыша и увидя такое, опоясались мы мечом и с помощью всемогущего бога вышли супротив неприятелей святого креста, одолели и растоптали их и мечом покарали; за что воздаем хвалу господу богу нашему. Сведав о том, поганый царь сам собирается в отместье к нам с несметной ратью к маю месяцу, дабы захватить нашу вотчину, ворота христианских земель. Господь дотоле хранил нас от подобной участи. Если же — упаси боже — турки овладеют сими воротами христианства, то гибель неминучая грозит всему христианскому миру. А посему молим ваши милости отрядить в подсобу нам, покуда не поздно, воевод ваших, ибо у турок ныне неприятелей много, и со всех сторон грозят им люди, поднявшие меч на них. Мы же верой своей христианской клянемся и обещаем, что будем стоять, не щадя живота своего, за Христов закон, И добро бы и вашим милостям стоять супротив поганства на суше и на море, когда мы с помощью всемогущего бога отсекли ему десницу. Готовьтесь же без промедления.
Дано в Сучаве, в день святого Павла, января 25-го в лето 1475 от рождения Христова.
Штефан-Воевода, господарь земли Молдавской…"
III
У этих почти неведомых "ворот" случилось событие, повергшее мир в изумление. Гордой птицей реяла слава над Сучавой. Участились слухи, вести, грамоты… Штефановы послы побывали у короля Казимира; помимо упомянутой грамоты, положили они к ногам его 36 османских знамен, взятых в битве у Раховы, и потребовали для своего князя ратной помощи на рубежах, а пуще всего искусников для приморских крепостей. К Матвею тоже отрядили посольство со взятыми знаменами.
— Ваши светлости, ваши величества, — говорили послы, — наступило время ополчиться всему христианскому миру. Господин наш рассчитал, что сразу за Егорием, когда язычник выходит по своему обыкновению в поход, Магомет-султан придет зорить Молдавию. Единяйтесь полками с нами, не оставляйте нас опять на жертву нехристям. Уж коли поляжем мы, то и вам гибели не миновать; и будет великий позор и оскудение христианскому племени.
— Поможем непременно, — ласково отвечал Казимир.
— Окажем помощь и поддержку, — заверил Матиас.
Но Молдавскому господарю помощь потребна была незамедлительно. Прилететь бы ей на крыльях ветра. Но нет на белом свете дел медлительней, сложней и противоречивей королевских. Так и пришлось господарю одному готовиться и обдумывать сведения, полученные из турецкого царства.
За целое столетие не терпели орды подобного урона. "Махмет-султан, почитай, всю бороду выдернул когтями, — ухмылялись рэзеши, брезгливо отплевываясь, а выдернув, закричал, чтобы собрались все визири, и вельможи, и паши, и люто вопил на них. Пропали армии, и пушки, и возы. Сгиб цвет янычар и сам начальник их Пири-бей, сын Исак-бея, попал в полон к Штефану-Воеводе. Так пусть же ответит за подобный позор Али-бей Михалоглу, наместник придунайских земель, обманувший нас и отправивший любезных сыновей наших в пасть к молдавским волкам без должного осведомления и подготовки. Схватили служители Али-бея и поволокли в темницу. Другие тоже были схвачены и кинуты под башни, в подземелия. Затем, охваченный великой скорбью, турский султан отошел в самый дальний покой дворца, отказался от еды, питья и прочих удовольствий и повелел, чтобы никто ему не докучал. Так он сидел, поджав под собой ноги и сжимая в кулаке остатный клок бороды; сидел, упиваясь злостью своей".
Случилось так, как предвидел Штефан-Воевода: к середине мая султанские корабли подняли якорь и вышли из Царьграда, а Магомет-султан перенес свой двор в Одрию. Это означало, что карательный поход начинается, и сам Магомет идет на Молдавию. Поначалу на севере Черноморья соберутся все корабли. Затем через Румелию двенадцатью дорогами стекутся к дунайским крепостям и бродам войска из Анатолии, Греции, Албании, Боснии; в большие ломовые пищали впряжены по десять пар буйволов, в пищали поменьше — шесть; тут и вереницы возов с припасом ратным и всяким снаряжением; и тысячи грузов, которые везут болгарские и сербские возницы-рабы; и многие тысячи дорожных рабочих — одни темные лицом и губастые, другие — ясноглазые; и войско всех родов — кто налегке, кто в железных латах. Где они расположат свои станы? И вместит ли их тесная земля Молдавии? Из сокровенных тайников души поднималась боль тревог и сомнений. Никому не поведал Штефан о беде, таинственно предсказанной землетрясением, лишь сам терзался в тяжкие часы своего одиночества.