Прикидывал он и так и сяк, пока в его голове не блеснула ослепительная догадка — раскручиваясь, лопасти превращаются в огромные резаки, прокладывающие в лесу просеку для движения вертолета. Ему представилась неуклюжая и несуразная машина, над которой с огромной скоростью вращаются резаки, и ничто не может перед ними устоять — ни кустарник, ни дерево, и в плотном облаке щепок, листьев, рева и визга они с Навахом прорубают в плотной стене леса дорогу! Берегись зверье! Берегись материковые выродки! Десант Дансельреха идет!

Лишь когда Сворден оказался крепко пристегнут к креслу, на его голову водружены наушники с переговорником, а Навах, подмигнув и помахав Чудеснику, взялся за рычаги, и вертолет, раскрутив лопасти, вместо того, чтобы двинуться к лесу, вдруг оторвался от земли, десантник засомневался в своей догадке. А затем просека с ангаром резко ушла вниз, Сворден рванулся из кресла, но ремни держали крепко.

— Мы летим! — заорал Сворден, но Навах, видимо, принял вопль отчаяния за крик восторга и покивал — летим, мол, летим. Он небрежно двигал рычагами, переключал что-то на приборной панели и выглядел так, будто подниматься в воздух на вертолете для него плевое дело.

Лес остался глубоко внизу, став похожим на океан. Густые кроны деревьев слились воедино, и по ним прокатывался ветер, возгоняя волны. Кое-где из лесного моря торчали перекошенные фермы непонятного назначения, плотно поросшие уже знакомым мочалом, которое развевалось словно флаги.

Отсюда, сверху, становилось еще яснее видно как мир все круче забирался вверх, пока его края не расплывались в дрожащем мареве света, но даже за ним ясно ощущалась могучая непроницаемая твердь.

Свордена затошнило. Почувствовал неладное, Навах спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Блевать хочется, — признался Сворден и крепче вцепился в зажатый между коленями автомат.

— Терпи, солдат, — осклабился Навах. — Эко тебя перекосило, — добавил он, взглянув на десантника.

— Легко? — процедил сквозь стиснутые зубы Сворден, отчаянно борясь с тошнотой.

— Что — легко? — не понял Навах.

— Вертолетом управлять.

— Запросто. Все-равно что на кончике карандаша удержать плашмя тарелку, — усмехнулся Навах. — Научить?

Сворден отчаянно потел.

— А еще горизонт очень мешает, — продолжал делиться секретами мастерства Навах. — Хочется все время задрать нос машины, будто на самом деле летишь внутри чашки. Неопытные пилоты так и делают, отчего вертолет поднимается на предельные высоты. Градиенты рефракции и гравитации здесь надо копчиком чуять… А главное — не верить собственным глазам. Только приборам. Сколько мы из-за этого таких машин потеряли! Ну, и людей, конечно.

— Мы? — промямлил бдительно Сворден, будто в надежде, что воспрянувшая из спячки подозрительность оборет позорное состояние тошнотворного страха высоты.

— Мы, мы, — рассеяно покивал Навах. — Но если человек с головой, а не кочаном, то вертолетчик в нем быстро проклюнется… Вот, помнится, пришел к нам такой курсант… — и Навах завел неимоверно длинную и нудную историю как в зеленом еще парнишке проклевывался будущий вертолетчик.

От подобной тягомотины, которую Сворден оказался вынужден слушать, заныли зубы, но через какое-то время он вдруг обнаружил — тошнота если не отступила полностью, то ее натиск ослаб, и одного глотка достаточно, чтобы загнать едкую горечь обратно в желудок.

— А потом он не вернулся на базу, — сообщил Навах в конце истории. — Сколько искали в лесу, но так и не нашли — ни его, ни вертолета. Полегчало?

— Полегчало, — сказал Сворден и стал смотреть на лес.

Лес тоже смотрел на Свордена.

С высоты лес уже не казался морем — вечной битвой волн и ветра, двух сил, что вздыбливают и гасят друг друга. Наоборот, в нем возникла странно знакомая регулярность, опознать которую Сворден затруднялся не в силу ее расплывчатости, искаженности, а, как он чувствовал, ее чудовищной неуместности здесь и сейчас. Сворден вглядывался в густо поросшие деревьями черты, и ему казалось — еще чуть-чуть и необходимая разгадка возникнет в голове, но тут Навах сказал:

— К нам что-то приближается.

Жаркое марево размывало очертания летящего предмета, и Свордену показалось, что это всего лишь пушинка, налипшая на стекло, пока Навах не потянул рычаги, поднимая машину еще выше над лесом. Точка поползла вниз, а затем, будто опомнившись, повторила их маневр.

— Ракета? — пробормотал Навах. — Не может быть… ПВО здесь давно сдохло…

Точка приближалась, увеличивалась в размерах, обретала четкие очертания, будто внутри икринки ускоренными темпами развивалась взрослая особь.

Навах еще несколько раз маневрировал, однако то, что шло с ними на сближение, не менее послушно выполняло те же самые пируэты. После того, как этот чокнутый кодировщик задрал нос вертолета вертикально вверх, затем положил машину на винты и потом вновь вернул ее в прежнее положение, Сворден совершенно неожиданно для себя почувствовал невероятный восторг. Тошнота окончательно забылась, а маячившая перед ними точка, превратившаяся к тому времени в нечто похожее на звездчатую царапину, опасений не вызывало, ибо Сворден переполнился щенячьей уверенностью — уж Навах-то обязательно найдет выход из любой ситуации.

Ему даже пришло в голову, будто своим неуклюжим присутствием он только отвлекает великого кодировщика от той таинственной миссии, что возложило на него Адмиралтейство, придав в качестве подкрепления туповатого десантника, так до сих пор и не сообразившего — в чем состоит смысл его задачи. Поэтому Сворден завозился под удерживающими ремнями, пытаясь рукой нащупать замок.

— Тебя опять блевать тянет?! — заорал Навах, заметив его возню. Волосы кодировщика окончательно растрепались, глаза выпучились, шея напряглась, и вид он имел пугающе диковатый.

— Никак нет, — промямлил Сворден. — Хочу выйти наружу… господин кодировщик…

Навах среагировал мгновенно, врезав десантнику по носу тыльной стороной ладони. Удар получился хлесткий и отрезвляющий. Сворден на короткое время вынырнул из восторженно-плаксивого настроения. Этого оказалось достаточно, чтобы схватить повисшую перед ним дыхательную маску и глотнуть ледяной воздух.

— Совсем забыл, — сказал Навах и привычно осклабился. — Извини. Герметизация ни к черту… Рухлядь, кехертфлакш!

Продышавшись и прочистив башку до стылого звона, Сворден отстранил маску и сказал:

— Ничего… — нос побаливал.

— Это вертолет, — сказал Навах. — Нам на встречу летит другой вертолет.

— Что будем делать? — спросил Сворден.

— Об этом я тебя хотел спросить, — усмехнулся Навах. — За грубую силу в нашем дуэте пока ты в ответе… тьфу, стихами заговорил!

Вертолеты сближались. Навах сделал еще одну попытку, повернув машину налево, но их противник сделал то же самое в зеркальном отражении, и они какое-то время летели параллельными курсами, пока Наваху не надоело.

— Что ж, — пробормотал кодировщик, — тогда проверим чьи нервы крепче… — машина завибрировала от набираемой скорости.

Сворден облизнул пересохшие губы и сделал еще несколько вдохов из кислородной маски.

— Перед смертью не надышишься, — обнадежил Навах и неприятно захихикал.

— Мы разобьемся, — сказал Сворден так, будто кодировщик сам этого не понимал.

— Двум смертям не бывать, — процедил Навах.

Вертолеты сблизились так, что можно было разглядеть внутренности кабины металлической саранчи.

— Там кто-то сидит! — вырвалось у Свордена, до того полагавшего, будто встречная машина управляется не живым человеком, а всего лишь бездушным механизмом.

— Двое, — подтвердил Навах. — Как и нас. Тем проще. Четыре чокнутых в воздухе Флакша — это уже перебор и вызов статистике…

Двое чокнутых, поправил про себя Сворден. В крайнем случае — трое. Я — не в счет. Я вполне нормален… наверное…

Навах вдруг схватил его рукой за воротник и рванул, словно собираясь впечатать в стекло кабины, но ремни держали крепко. Сворден еле отодрал от себя цепкие пальцы кодировщика.