- Придворные дамы считают по другому, - возражает та, что с салфеткой. Впрочем, салфетку она бросает корзину и достает телефон - чересчур блестящий и сверкающий неоном.

Дамочки синхронно смеются, как будто над хорошо известным им случаем или анекдотом. Смеются странно - старательно растягивая губы, обнажая мелкие, редкие зубки.

- Императорский дом еще не столица, - говорит дама с тушью, переставая смеяться. - Там, где Такаси Итиро, там и метрополия. Так, во всяком случае, говорят.

- Послушал бы тебя Императорское Око, - с наигранным испугом говорит дама с телефоном.

Сэцуке готова сползти по кафелю на пол, забиться в угол. Глаза наполняются слезами, подбородок дрожит, а внизу начинает растекаться влажное и горячее, но тут хлопает дверь, и девочка бросается в кабинку, чуть не сбив с ног толстую старуху, окутанную столь плотным облаком дезодоранта, что кажется - ты ныряешь в из прохладной комнаты в эпицентр жары летнего мир-города, пропитанного искусственными благовониями, которые скрывают истинный запах бетоно-асфальтового ада.

- Странный ребенок, - слышит Сэцуке.

- А где ты видела не странных детей? - смех дамочек скрывается за шумом воды.

4

У ароматической палочки оказался запах шафрана - легкий, летучий, слегка беспокоящий далекими, почти забытыми воспоминаниями. Ошии положил чемоданчик на сидение, посадил сверху медведя и сел рядом. Снаружи больше ничего интересного не происходило.

- Уважаемые пассажиры, продолжается посадка на рейс 431 до Хэйсэя! Посадка проходит через ворота 16 главного здания!

Ошии взял медведя и осмотрел его. Медведь как медведь - толстый, неуклюжий, с пришитой красной кепкой, в красных же штанах и зеленой кофте. Белая шерсть слегка загрязнилась, но глаза на удивление ясные - блестящие пуговки с черными, пристальными точками зрачков. У кого не было подобной игрушки? Даже у него был такой же друг детства - уродливое чудище с оторванной лапой.

Девочке ее лет не пристало приходить в новую школу с игрушечным медведем, слышится искусственный голос госпожи Тикун. Отбери у нее медведя...

- Господин Ошии, - полувопрос, полуприветствие, а в общем - льдистая вежливость, выводящая из раздумий.

Ошии поднял голову и увидел, что перед ним стоит невысокий человечек в длинном, почти до пят кожаном плаще с большим отложенным воротником. Почему-то именно плащ привлекает первое внимание, как будто специально отводя взгляд от лысой, бородавчатой головы, торчащей наверху неприметным шариком.

- Господин Ошии, снимите, пожалуйста, очки, - каркает кто-то за плечом человечка, и Ошии понимает, что хозяин кожаного плаща окружен плотной стеной телохранителей, упакованных в бронежилеты, увешанных автоматами и пистолетами.

Ошии вскочил, медведя бросил куда-то под ноги, снял трясущимися руками очки, чуть не обжегшись об ароматическую палочку.

- Господин канцлер, большая честь для меня... - Ошии согнулся в предписанном поклоне. Канцлер почти весело кивнул.

- На вас, господин Ошии, как я слышал, возложена весьма почетная обязанность?

- Я понимаю, господин канцлер, и ценю оказанное мне доверие.

Канцлер нагибается, и Ошии с ужасом кажется, что тот ему кланяется - униженно, льстиво, но человечек всего лишь подобрал упавшего медведя.

- Как ваша жена, господин Ошии?

- Спасибо, господин канцлер, с ней будет все в порядке, - Ошии старательно разевает рот, как рыба, выброшенная на берег. Это ужасно. Это возмутительно. Это нарушение всех правил этикета - чтобы сам господин канцлер снизошел, соблаговолил, оказал непомерную честь, от тяжести которой опускаются плечи и дрожат руки.

- Алкаэст, - тихо говорит канцлер, сажает медведя на чемоданчик, поворачивается и уходит. Словно по мановению руки, вслед исчезает охрана, и Ошии остается один.

Где эта дрянная девчонка?

5

- Ваши посадочные талоны? - вежливо попросила стюардесса и протянула тонкую, изящную руку таким же изящным и отработанным движением усталого профессионала. Она похожа на Белоснежку, решила Сэцуке, но в отличие от сказочной героини ее улыбка чересчур искусственна.

- В чемодане, папа, - сказала Сэцуке, опасаясь, что отец вновь станет бессмысленно шарить по карманам.

- У вас прекрасная дочь, - улыбнулась Белоснежка, но Сэцуке поняла, что это лишь кодовое слово, клей, помогающий удержать добрую маску на усталом лице.

- Да, да, - рассеяно сказал Ошии, протянул пластиковые карточки, вложил в требовательную ладонь, слегка коснувшись ее холодной кожи.

Она мне вовсе и не дочь, внезапно захотелось ему выкрикнуть в неестественно гладкое, загримированное тональными кремами и многолетней выучкой контролируемой вежливости лицо. Алкаэст, вот что она такое, и пусть они делают, что хотят, потому что ему, господину Ошии, уже нечего терять, потому что у него, господина Ошии, уже все отнято...

- Все в порядке, - сказала стюардесса. - Ваши места десять А и десять Б, свои вещи вы можете оставить в ячейках.

После тесного, узкого коридора пассажирская гондола оказывается просторным залом с небольшими столиками, белыми скатертями, мягкими креслами и снующими официантами. На возвышении пристроился небольшой оркестрик, состоящий из трех благообразных стариков, выдувающих, выбивающих и вытягивающих из трубы, синтезатора и скрипки бравую мелодию.

Широкие, панорамные окна пока закрыты плотными жалюзи, а по барочному вычурная люстра горит в полную мощность. Пассажиры деловито устраиваются на своих местах, лениво листают информационные брошюрки и изучают карты вин в толстых кожаных переплетах.

- Вам помочь? - остановил свой бег стюард. Черно белая униформа, нитяные перчатки, золотые галуны. - Какие у вас места?

- Десять А и десять Б, - сказала Сэцуке. Стюард не строит из себя волшебного героя, он выполняет свою работу. Может быть, поэтому его улыбка и не отклеивается от лица?

- Конечно, мадемуазель, сюда, мадемуазель, разрешите придержать вашего медведя, мадемуазель, нет-нет, плащик и рюкзачок, пожалуйста, сюда, мадемуазель, не желаете перекусить, мадемуазель?

Ошии бросил вещи в подставленные руки и уселся в кресло, погрузился в блаженную мягкость и тепло. Место оказалось хорошим - за невысокой перегородкой с рядами каких-то растений в горшках и около окна. Сэцуке должно понравится, ведь это ее первый полет.

- Ты не боишься высоты?

- Я не знаю, папа.

- Мы можем подобрать вам другое место, - вступил в разговор стюард. - Если мадемуазель...

- Нет, нет, все в порядке, - сказала Сэцуке. - Мне здесь нравится.

Ошии захотелось выпить. Чего-то очень крепкого, одуряюще-расслабляющего, только бы окончательно изгнать из тела противную дрожь. Бренди или коньяк. Он открыл меню.

- Хотите сделать заказ? - стюард изготовил такую же черно-белую ручку и крошечный блокнот.

- Ты что-нибудь хочешь, Сэцуке?

- Сок, - Сэцуке подумала и добавила, - морковный.

- Два морковных сока, - с сожалением закрыл меню Ошии. Неожиданно ему стало стыдно пить спиртное в присутствии ребенка. Черт знает, что такое.

"Неплохо", - сказал Эдвард.

"Неплохо", - подтвердила Сэцуке.

"Я хочу смотреть в окно", - попросил медведь.

Сэцуке усадила игрушку на узкий приступочек, где раскидана сувенирная мелочь - открытки с видами дирижаблей, мир-городов, улыбающихся стюардесс и стюардов.

- Уважаемые дамы и господа, командир корабля господин Танаки Мамуро и экипаж искренне приветствует вас на борту дирижабля "Альбатрос".

Пассажиры захлопали в ладоши, оркестрик сыграл туш.

- Наш дирижабль совершает полет по маршруту Киото-Хэйсэй. Ориентировочное время в пути - три часа сорок минут, высота полета - пятьсот метров, анима-коридор - восемь. Прошу всех пассажиров оставаться на своих местах до входа судна в анима-коридор. Уверен, что наш полет пройдет в веселой и непринужденной обстановке. Все желающие и, особенно, дети будут дополнительно приглашены на ознакомительную прогулку по "Альбатросу".