1. Гражданская оккупационная администрация, Вермахт и СС;

2. Сторонники «национальной» концепции Розенберга и «русофильская партия» офицеров Вермахта;

3. Сторонники активного коллаборационизма с немцами из числа белорусских националистов и сторонники белорусской «третьей силы»;

4. Сторонники полной независимости Белоруссии и сторонники совместной борьбы всех советских народов в рамках власовского КОНР;

5. Белорусы-католики и белорусы-православные;

6. Западные и восточные белорусы.

Каждая из этих сторон имела свою концепцию будущего развития Белоруссии и, соответственно, по-своему видела роль белорусских добровольческих формирований в ней. Причем, немецкая точка зрения, будучи чисто утилитаристской и неоднозначной, являлась иногда диаметрально противоположной националистической. Немцы хотели выиграть войну и, поэтому, пытались использовать любые средства. Националисты же в деле создания добровольческих частей выдвигали на первый план следующие задачи:

1. Создание как можно большего количества белорусских формирований, снабженных современным (или даже любым) вооружением и снаряжением;

2. Переподчинение новых и уже имеющихся формирований руководству белорусских национальных организаций, при минимальном контроле со стороны немцев;

3. Воспитание личного состава этих формирований в белорусском национальном духе;

4. Подготовка на современном уровне как можно большего количества офицеров и унтер-офицеров, воспитанных в национальном духе;

5. Со временем, все вышеуказанные моменты должны были послужить предпосылками для создания Белорусской национальной армии.

В научной и мемуарной литературе до сих пор не прекращается спор: имели ли белорусские добровольческие формирования действительно белорусский национальный характер (как, например, некоторые прибалтийские, украинские и т.п.). Этот вопрос очень важен, так как положительный ответ на него является очень существенным для поддержания мифа о «белорусском национально-государственном строительстве в период Второй мировой войны», да и мифа о белорусском национализме вообще. Естественно, что белорусские эмигрантские историки и мемуаристы отвечают на этот вопрос однозначно: да, эти части имели такой характер. Более того, «два основных желания были телом и душой основной массы белорусских солдат… – служение униженной и порабощенной Родине и отказ воевать на стороне своих врагов»[663].

Поскольку советские историки обходили стороной этот вопрос, белорусским националистам отвечали сторонники «Единой и Неделимой России». Так, И. Коринкевич писал: «В Белоруссии действовали самые крупные антисоветские отряды Каминского и Родионова. Но не образовалось ни одного, буквально ни одного, хотя бы самого захудалого, белорусского самостийного отряда, бойцы которого сражались бы за независимость Белоруссии»[664].

В принципе, правы приверженцы обеих точек зрения. Истина, как обычно, лежит где-то посередине. Однако чтобы понять это, необходимо вспомнить, что представляла собой белорусская национальная идея и белорусское национальное движение на тот момент. Выше уже было показано, что как таковой развитой национальной идеи белорусское национальное движение еще не имело (в отличие от, например, украинского). Само же оно состояло из нескольких группировок, которые в своей деятельности ориентировались на разные политические силы, и враждовали между собой. Еще более проблематичным был вопрос с национальным самосознанием белорусского народа: даже после всех социальных экспериментов начала прошлого века и политики белорусизации советского правительства, многие белорусы искренне считали себя частью русского народа. Поэтому трудно сказать, был ли личный состав какого-нибудь из добровольческих формирований, действительно проникнут белорусской национальной идеей. Вероятно, такую идею (или как ее понимали их покровители из различных группировок белорусских националистов) разделяли некоторые белорусские офицеры и унтер-офицеры, которые по мере сил старались внедрить ее среди рядового состава. Однако даже по признанию самих националистов (например, Ф. Кушеля) таких «сознательных патриотов» было очень мало. К тому же, как можно было убедиться, немцы крайне отрицательно относились к любой националистической пропаганде, преследуя ее, иногда, наравне с советской. Хотя и они не отрицали, что формирования с белорусским командным составом сражались намного лучше, чем формирования, где на всех руководящих должностях были немцы. Таким образом, единственной частью, которая, в целом, имела белорусский национальный характер, следует признать Новогрудский кавалерийский эскадрон Б. Рогули. Роль последнего в этом огромна, однако заслуга генерального комиссара фон Готтберга не меньше, уже хотя бы потому, что он разрешил этому эскадрону быть таким. К слову, это было и единственное белорусское формирование, при создании и использовании которого немцы выполнили все свои обещания. И в этом его, своего рода, уникальность.

Все указанные выше особенности ситуации и перипетии политической борьбы в оккупированной Белоруссии, несомненно, наложили значительный отпечаток на процесс боевого применения коллаборационистских формирований. Вся их история до эвакуации в Германию (июнь-июль 1944 г.) свидетельствует о том, что немцы организовывали эти части исключительно как охранные (даже, если формально они и не относились к полиции). В целом, с военной точки зрения, они проявили себя положительно. Не секрет, что с партизанским движением на территории Белоруссии боролись именно «восточные» формирования (белорусские и другие, которые в это время там находились), так как немецких частей было не так много, и, вообще, они были не лучшего качества. Наилучшим образом себя, конечно, проявили части, которые формировались из уже подготовленного и имевшего боевой опыт контингента, или которые имели достаточное время на подготовку (например, Белорусский батальон железнодорожной охраны и 13-й белорусский полицейский батальон при СД). Части же, которые создавались наспех и без должной подготовки, как правило, распадались при первом же серьезном боестолкновении или даже до него (например, большинство батальонов БКА).

Выше уже называлось много причин, которые, так или иначе, обусловили низкую боеспособность отдельных белорусских добровольческих формирований. На наш взгляд следует выделить только два основных фактора: деятельность различных немецких инстанций и влияние партизанского движения (причем, не только советского). Немцы приложили немало усилий, чтобы создать действительно боеспособные коллаборационистские формирования. Понятно, что они сами были в этом заинтересованы. Однако из-за несогласованной политической линии они же большинство из них и загубили: какие-то отказом снабдить вооружением и снаряжением, какие-то репрессиями за видимость националистического характера. Фактически, такая политика проводилась до самой мобилизации в БКА, однако, даже отказавшись, в целом, от нее (но не всех ее атрибутов) уже ничего нельзя было исправить. Тем более что второй, партизанский фактор, который действовал на протяжении всей оккупации, к весне 1944 г., естественно, только усилился.

Вообще же этот фактор оказал значительное влияние на процесс создания белорусских частей и их боевое применение. В советское время о партизанском движении писали, как об исключительно советском. Однако выше уже было показано, что оно было неоднородным, и отличалось, как по политическим взглядам его сторонников, так и по их национальной принадлежности. Из всей массы советских, белорусских, польских, литовских, украинских и еврейских партизанских отрядов наибольшее влияние на белорусские коллаборационистские части оказали первые три категории. Каждое из них делало это в меру своих возможностей и сил, и с разной степенью результативности. Тем не менее, только воздействие советского партизанского движения было наиболее существенным и действительно смогло отразиться на процессе создания и использования белорусских формирований. Роль же белорусского националистического партизанского движения вообще и его влияния на коллаборационистские подразделения, в частности, следует признать незначительной, так как ни одной из целей, поставленной перед собой, оно не достигло.