Протрубив в рог, Норинстан подозвал к себе остальных охотников. Оставив тушу кабана слугам, Роланд повернул к замку: охота была для него лишь способом избавиться от мрачных мыслей. Оруженосцы проводили его восхищёнными взглядами, дав себе слово стать такими же храбрецами.

Глава IX

Джуди возвращалась в Уорш; в руках у неё был кувшин с водой. Дорога была привычной: вот уже который месяц она ходила в один из оврагов по узкой тропинке, вившейся между полей, и возвращалась в замок по дороге. Собственно, будь её воля, служанка подремала бы ещё часок, но баронессе нужна была вода для умывания, и, ещё в предрассветных сумерках, Джуди нехотя сползала с постели, брала кувшин и шла к ключу.

Несмотря на раннее утро, солнце успело немного прогреть воздух, и девушка искренне радовалось тому, что наконец-то может снять тёплый колючий платок. Джуди кокетливо повязала его на плечи и, тщательно расправив мохнатые концы, бросила довольный взгляд на своё отражение в кувшине. Сон прошёл, и она бодро шагала вдоль просёлочной дороги. С одной стороны тянулся перелесок, с другой — поля.

Джуди остановилась, чтобы немного передохнуть, и поставила кувшин на землю. Сняв поношенный башмак, она вытряхнула из него камушек и с грустной улыбкой подметила, что долго её обувка не протянет. Впрочем, этого и следовало ожидать: ходила она много, а башмаки — дрянь. Подарил бы кто новые прочные ботинки к Рождеству!

Размышления о состоянии обуви напомнили ей о том, что в тайничке у соломенного матраса спрятана мечта многих крестьянских девушек (неразумная и совершенно бесполезная) — полусапожки мягкой козьей кожи, немного поношенные, но всё ещё способные вызвать зависть. Делались они, конечно, не для ног служанки: некогда их носила сама Беатрис Уоршел. Боже, какие у неё были ножки! Джуди как-то довелось присутствовать при туалете покойной сеньоры (а уж одевалась она всегда тщательно, как и подобает дочери близкого родственника нынешнего графа Корнуолла) и видеть…

Полусапожки, бережно хранимые Джуди, когда-то были подарены госпожой её матери. Сама она, как в своё время её родительница, хотела как-то выделиться из толпы безликих слуг. Желание это появилось у неё с раннего детства, с того самого дня, когда она впервые столкнулась с миром господ. Он манил её своим блеском, мнимым спокойствием и безмятежностью.

Джуди родилась в Уорше, в одном из тех душных сырых углов, где всё затянуты паутиной, с потолка падают клопы, а пол всегда завален тряпьём. Кто её отец, девушка не знала, да, пожалуй, и её мать не смогла бы с уверенностью ответить на этот вопрос, хотя Перрин (так звали её мать) не была гулящей девушкой, скорее, наоборот — она каждую неделю ходила в церковь, усердно молилась и, как могла, помогала родителям в деревне; тут всё произошло против её воли. Возвращаясь как-то из приходской церкви, Беатрис Уоршел заметила хорошенькую Перрин и взяла её к себе служанкой. До неопытной наивной девушки с длинными тяжёлыми косами нашлось много охотников — оруженосцам, пажам, солдатам и прочей челяди скучно вечерами, а старые служанки давно надоели. Перрин на судьбу не жаловалась, а свою жизнь называла счастливой.

В прочем, если счастье было в этом, дочь давно перещеголяла мать: на неё засматривался барон, только Джуди не спешила порхнуть под его крылышко. «От такой любви прибытка мало, зато приплода много», — шутила она. Нет, не об этом она мечтала. Ей хотелось заправлять всеми делами в замке и, делая вид, что угождает госпоже, жить в своё удовольствие. Но для этого нужна была кроткая, податливая сеньора, а у баронессы Уоршел был совсем не тот характер.

Утреннюю тишину нарушил стук копыт. Служанка обернулась и увидела всадника, судя по всему, направлявшегося к Уоршу.

— И кого это чёрт принёс в такую рань! — недовольно пробормотала Джуди и благоразумно отошла к придорожной канаве.

Когда всадник подъехал ближе, девушка с удивлением признала в нём Метью. Оруженосец Леменора забавно поклонился своей подружке, словно знатной даме, да так низко, что чуть не разбил лоб о луку седла. Джуди рассмеялась; он улыбнулся.

— Прекрасный денёк для прогулки, — сказал Метью, поравнявшись с ней. — Только вот рановато.

— Рановато, — поддакнула служанка и наигранно вздохнула.

— Знаешь, я рад, что повстречал тебя здесь.

— Я, в общем-то, тоже. А что ты тут делаешь, да ещё верхами?

— Я-то? Еду в Леменор. Вот, решил тебя повидать и свернул с дороги. Сеньор дал мне поручение к Его милости графу Вулвергемптонскому, и я с честью его выполнил: отвёз письмецо, получил другое с парой тумаков в придачу.

— Здоров ли твой сеньор? — Она спросила это скорее из приличия, нежели из интереса.

— Здоров, хвала Господу! А почему мы так давно ничего не слышали о твоей госпоже? Сеньор очень беспокоится.

Конечно, ей было обидно оттого, что Метью заговорил о баронессе Уоршел, а не о ней, но она решила пока ничем не показывать своего недовольства.

— Хозяйка сидит под замком после того, как отказала графу Норинстану. Бедная моя госпожа! — Вздохнула девушка. Сложно сказать, был ли этот возглас искренним или притворным.

— Да уж, ей не позавидуешь! А ты-то как, Джуди?

— Сижу при госпоже, судачу на кухне, слежу за тем, чтоб всякие благородные старые козлы не щипали меня по углам. — Девушка улыбнулась и лукаво посмотрела на него: — А ты чем занимался, дружок?

— Да так… Всё больше по хозяйству. А этот старый козёл тебя не слишком задирает? — нахмурившись, спросил Метью.

— Кто? Барон-то? Да ему без лестницы и на лошадь не влезть, не то, что на девушку!

Оруженосец успокоился. По крайней мере, один из этих благородных не попортит кровь его деткам. Знаем мы, какие после их забав дети рождаются!

— Я тут недавно повстречала одного торговца, — вспомнил Метью, — так он много чего порассказал о графе Норинстане. Важная птица!

— А зачем же этот граф сюда приехал? — Служанка навострила ушки, чтобы во всех подробностях пересказать всё госпоже.

— Не знаю. А ещё мне рассказывали, что он знатный охотник и каждую неделю загоняет по кабану.

— То, что он охотник, мы уже смекнули. — Она была раздосадована ответом.

Мул Метью переминался с ноги на ногу. Оруженосец больно лягнул его. Мул взбрыкнул и дёрнулся в сторону. Обругав его, Метью некоторое время молча смотрел на небо; девушке это не понравилось. Такого пренебрежительного отношения к себе она не могла простить.

— Эй, Метью, что ты нашёл хорошего на небе? — недовольно спросила служанка и тут же сделала вывод: — Э, да ты от меня отделаться хочешь! Молчишь, как истукан… Думаешь, что я уйду? Не дождёшься!

Она не на шутку разошлась и почти кричала:

— Я, что, ни одного доброго словечка не заслужила, считаешь меня деревенской дурой, новую себе завёл? Так знай, что если ты сейчас же на меня не глянешь, то можешь сюда больше не возвращаться!

— Да ну вас, женщин, к черту! — возмутился оруженосец, вскользь посмотрев на сердитую подружку. — Кудахтаете много. Не посмотришь на вас — так, значит, не любишь? И что я в тебе нашёл? Наша Дебора, умница да лапушка: слова поперёк не скажет и смотрит всегда ласково. А уж коли к ней прижмешься, так взыграет, что обо всем на свете забудешь!

Он даже причмокнул языком, чтобы показать, какая сладкая эта Дебора.

— Ах ты, плут, обманщик, свинья! — Гневу Джуди не было предела. — Чтоб тебе, чёртову отродью, житья ни на земле, ни на небе не было! Так ты, хвост поросячий, обманывал меня!

— Только вот что я тебе скажу: если говорить всю правду, как на исповеди, то мне больше по душе наш Безил, — на едином дыхании выпалила она.

— Не верю!

— Почему это-то? — Гнев её немного поостыл.

— Любишь ты меня, а всё это сгоряча сказала.

— Больно ты самоуверен, как петух, только из петуха рано или поздно суп сварят. Уж не думаешь ли ты, что я супружницей твоей стану? Ты там без меня девок тискаешь, а я, как проклятая, верчусь, света божьего не вижу…