Этот 13-метровый монумент стал по-своему эпохальным. Миллионы людей, посещающие Берлин, стараются побывать именно здесь, чтобы поклониться великому подвигу советского народа. Несколько позже, в 1957-1958-е годы архитектор Георг Пниовер разбил в Трептов-парке сад подсолнечника, а позднее там же появился ещё и розовый сад в 25.000 розовых кустов. В парке функционирует фонтан и установлены скульптуры.

Морозевичи купили и положили их к подножью монумента цветы, где они сразу же затерялись среди множества других себе подобных и венков. Лера и Андрей много гуляли по парку и фотографировались в нём как на фоне мемориала, вблизи и издали, чтобы захватить во весь рост памятник советскому солдату. Эта часть второй половины дня в такую знаменательную для всех советских людей дату стала для них как бы символичным прощанием не только с Берлином, но, вероятно, уже и с самой ГДР. Конечно, будет ещё и отдельное прощание с Белитц-Хальштеттеном, затем с последним проезжаемым городом на границе ГДР Франкфуртом-на-Одере, но именно этот торжественный день наиболее, наверное, подходил для прощания с ГСВГ и со страной в целом. Усталые и грустные Морозевичи под вечер вернулись в госпиталь.

Ещё через неделю они без излишней помпезности (настроение тому не соответствовало) тихо, по-семейному отпраздновали день рождения Андрея — ему исполнилось 33 года. Возраст, в общем-то, довольно знаковый — возраст Иисуса Христа, в котором он так запомнился всему человечеству. Значительно позже, почти через тридцать лет Андрей, поздравляя своего сына с этим возрастом, отметит своими стихами:

А возраст этот для мужчины очень значим,

Христос на смерть в нём за людей пошёл.

И вдруг ещё в сомненьях ты, то это значит —

Свою дорогу в жизни ты пока что не нашёл.

Что же касается самого Андрея Морозевича, то он уже, похоже, свою дорогу в жизни чётко определил.

ГЛАВА 38. Прощай Г С В Г!

Далее для Морозевичей включился как бы отсчёт обратного времени: осталось пробыть в ГСВГ, а конкретнее в Белитц-Хальштеттене 20 дней, 19, 18… и т. д. Правда, этот отсчёт был не совсем точным — они не знали конкретной даты своего отъезда. У них продлён срок работы на один год. И, на первый взгляд, могло показаться, что они могли уехать в любое время. Но Андрей понимал, что это, вероятно, не совсем так — своим заявлением на продолжение срока работы они, как бы, продлили контракт. Поэтому вполне возможно, что могут быть только два варианта: либо работайте до окончания срока четвёртого года, либо уезжайте по окончанию срока третьего года. Первое для них теперь уже не подходило. А второе? Со вторым тоже было не совсем понятно — когда оканчивается срок третьего года? По дате пересечения границы или по дате начала работы Андрея? Разница не такая уж и большая — 10 дней, но для Морозевичей был сейчас дорог каждый день. В Полтаве Журавские знали, что их коллеги должны вернуться домой в июне, но даты не знали, а потому, как решили Андрей с Лерой, они ещё с месяц будут приглядывать за их квартирой. Было вот только одно "но". В трудовой книжке Андрея дата выхода на работу, точнее его приёма на работу как раз совпадала с датой пересечения границы ГДР — 27 мая 1976 года. Сейчас Андрей впервые очень пожалел о таком положении по приёму на работу приезжающих служащих. Тогда он в Борстеле выиграл каких-то марок 200, которые на то время ему показались немалыми деньгами. Но каким же пустяком они выглядели сейчас для него с Лерой. Если дата отъезда 27 мая, то у них оставалось всего 17 дней, а это совсем мало и нужно потихоньку собираться. Дату отъезда придётся выяснять позже. Только у кого и как выяснить так, чтобы не навредить себе. И тут Лера вспомнила, что их соседка Инга работает то в штабе. Значит, она может потихоньку выяснить все вопросы. Она работала там уже четвёртый год — в конце осени заканчивался и этот её срок, — а потому в подобных вопросах должна была быть человеком вполне осведомлённым. Но её нужно, конечно, посвящать в решение Морозевичей. Ладно, решили они — ничего страшного в этом нет, нужно только попросить Ингу, чтобы она не говорила пока что ничего другим.

Когда Морозевичи рассказали соседке ситуацию с квартирой и о своём решении не оставаться здесь на четвёртый год, то Инга их полностью поддержала и даже удивилась нерешительности своих соседей в этом вопросе:

— Вы что, с ума сошли! Вы ещё раздумывали над этим вопросом? Конечно же, вам нужно ехать домой. Какие здесь могут быть сомнения. Это же квартира! Да ещё и трёхкомнатная. Разве можно её с чем-то сравнивать. Да если бы мне предложили такую квартиру, то я бы всё здесь бросила и на крыльях бы полетела. Я ведь после развода ючусь в маленькой однокомнатной квартирке. А вы ещё какие-то варианты подыскиваете. Да займут вашу квартиру, а таких случаев полно, и всё. А ведь вам тогда квартира вообще не светит.

— Как это?

— Да очень просто, ведь вам её дали, а то, что вы её не смогли уберечь — ваша проблема.

Как ни странно, но Андрею с Лерой почему-то такая мысль в голову не приходила. У Андрея сейчас от слов Инги аж озноб по шкуре пробежал. Ведь соседка была абсолютно права.

— Спасибо Инга, что поддержала нас в этом вопросе, — поблагодарил соседку Андрей. — Ты совершенно права. Теперь у нас никаких помыслов о том, чтобы остаться, уже нет, и не будет. Но всё равно, не хочется уезжать уже через две недели. Ещё бы побыть хоть с десяток дней, — и он рассказал ей ситуацию о пересечении границы и о дате выхода на работу в Борстеле.

— Вообще-то, смотрят, конечно, по дате приёма на работу, а у тебя она совпадает, как и у большинства, с датой пересечения границы. Я тихонько разузнаю о подобной ситуации, но, насколько я знаю, по этому вопросу можно договориться. Хотя бы с тем же Стабровским, он ведь знает, что ты не сразу попал на основное место работы. Да и мужик он неплохой. А команду в канцелярию о дате вашего возвращения именно он будет подавать. Благомиров такими вещами сам не занимается, но и он бы вас понял. Хорошо, я всё узнаю и вам через пару дней скажу.

— Инга, только одна просьба — до того времени не говори пока что, пожалуйста, никому о нашем решении возвратиться в Союз.

— Естественно.

После разговора с Ингой Морозевичи принялись потихоньку собираться в дорогу. Они, наконец-то, полностью осознали, что другого варианта у них нет. Сборы в дорогу происходили, конечно, только дома. Они паковали вещи, которые им в оставшееся время не пригодятся, укладывали купленное. Сейчас они увидели, что их чемоданов и сумок для всего не хватит, а потому придётся ещё подобную тару для вещей покупать. Но сделают они это позже, чтобы не афишировать. Сейчас они просто наготавливали вещи. Хорошо, что Андрей к тому времени получил уже запланированные смесители для ванной и кухни. Сейчас им осталось, по предварительным прикидкам, только купить обои для ремонта квартиры. И они решили заняться этим, съездив в следующую субботу в Потсдам.

А сейчас Лера занималась сортировкой вещей с постепенным их укладыванием в чемоданы. По радио "Волга" транслировались любимые и так приятные здесь для ушей советских граждан отечественные мелодии. Вот в исполнении популярного вокально-инструментального ансамбля "Самоцветы" под руководством Юрия Маликова начали звучать слова одной из песен их репертуара. Мелодия этой песни была очень приятная и хорошо знакома Лере, и она начала тихонько подпевать:

В школьное окно смотрят облака,

Бесконечным кажется урок.

Слышно, как скрипит пёрышко слегка,

И ложатся строчки на листок.

Первая любовь, школьные года,

В лужах голубых — стекляшки льда…

Не повторяется, не повторяется,

Не повторяется такое никогда!

Не повторяется, не повторяется,

Не повторяется такое никогда!

— Да, — грустно протянул Андрей, — песня как раз под наше настроение.

— Почему? Ведь это же песня о школе.