— Министр, он в порядке?

— Да. В ту же минуту, как мы осознали, что здесь опасно, мы его отправили в одну из крепостей Кристиана.

Он проводил ее до порога комнаты, которая была выкрашена в белый и голубой цвета. Заглянув внутрь, Пэн заметила, что Рошфор помрачнел еще больше.

Он не посмотрел на комнату и обратился к ней, уходя.

— Я пришлю Вам кого-нибудь.

Оставшись одна, Пэн закрыла дверь и опустилась на колени, потом откинулась назад. Сложившись вдвое, она зарыдала, вспомнив, как выстрелила из пистолета. Она снова увидела как тело Тристана — Моргана дернулось, когда в него попала пуля, как он повернулся и посмотрел на нее взглядом, полным неверия и боли. Она сжалась, вспомнив, как он упал, а затем невероятной силой воли собрал все силы, чтобы противостоять той ужасной женщине с золотыми волосами.

Смутно, Пэн осознала, что он ей все время говорил чистую правду, и что французской убийцей оказалась женщина. Она всего лишь хотела предотвратить несчастье с королевой и всей страной. Она так доблестно постаралась выбрать долг, а не любовь, что практически не справилась ни с тем, ни с другим. Снова и снова она видела Моргана в агонии. Пэн закрыла свое лицо руками и застонала.

Морган, Морган Сент-Джон, уполномоченный Ее Величества. Не просто уполномоченный, а нечто большее, некто опаснее.

Между приступами ужаса из-за состояния Моргана, Пэн вспомнила еще кое-что: изменения в нем были настоящими. Он ей говорил правду о себе все это время. Он говорил ей, что он не Тристан, а именно Тристан любил ее. Он сказал, что Морган испытывает всего лишь благодарность.

А теперь благодаря ее неверию в него и своему вмешательству, она заставила его ее возненавидеть. Уничтожила ли она в нем всякую привязанность к ней? Ах, почему же она не могла поступать как другие женщины, которые безоговорочно верят тем, кого они любят? Вероятно, она была слишком подозрительной из-за того, что произошло с ней перед тем, как она сбежала на остров Покаяния.

Слезы катились по щекам, и Пэн вытирала их руками, опустившись на пол. Из-за махинаций этого зловредного священника, она предала и причинила боль Тристану. Святая мать, простит ли он ее когда-нибудь? Пэн почувствовала, как жар ее тела уходит из нее, когда она вспомнила ярость Тристана. Такая ужасная, что своей силой она заставила ее просто вылететь из комнаты.

Она ошиблась, но не специально. Конечно, он все поймет, как только успокоится. И она должна будет узнать его заново. Если он ей позволит. Он ничего от нее не хочет в этот момент, а ей придется остаться. Так как у него было ее сердце и даже, если бы она желала, она не могла оставить свое сердце и его.

Да, она останется и будет надеяться, что ярость Моргана достаточно утихнет, чтобы он позволил ей искупить вину. Она чихнула, и стала искать у себя носовой платок. Стук в дверь заставил ее подскочить, и она впустила посудомойщика с кухни. Он принес кувшин с водой и тряпочки для умывания. Поставив их на каминную полку, он указал на гардероб.

— Воистину, леди. Его лордство сказал, что там для Вас есть одежда. — Робко улыбнувшись, он поклонился и выбежал из комнаты.

Волнуясь за Моргана, она схватила корсаж и платье, которые ей попались под руку. Она быстро их надела, они были белые с вкраплением серебра. Узкие нарукавники и лиф доставили ей немало хлопот.

Она нашла обувь, но вся она была слишком велика и она надела свои сапоги для верховой езды. Она почти втрое завернулась в платье, пока не нашла юбку из тонкого полотна, которая хоть как-то подошла. Чтобы не замерзнуть, она надела подходящую накидку, черную, украшенную жемчугом и черным янтарем, когда еще один стук возвестил о прибытии человека по имени Кристиан де Риверс.

— С ним все в порядке?

— Да, госпожа, он отдыхает. — Он подвел ее к табурету возле остывшего камина. — Мне пришлось влить ему в глотку сонное зелье, такое он упрямое бедствие. Так что теперь, когда мои люди и Рошфор рыщут по этой местности, настало время нам поговорить.

Объяснитесь, госпожа Фэйрфакс. Почему Вы чуть было не убили моего милого ворона?

Пэн снова посмотрела на него.

— Я Вас умоляю, милорд. С чего это мне Вам объяснять?

— Боже, леди, да потому, что я почти убил себя, воспитывая этого парня, а Вы за несколько дней испортили большую часть моих достижений. — Он замолчал и посмотрел на нее прежде, чем тихо сказать. — И потому, что Вы обязаны.

Пэн сузила глаза и посмотрела на человека перед ней. Ее не убедили ни тело, которое выдавало мастерство владения шпагой, не эти горячие фиолетовые глаза, обрамленные длинными ресницами, ни беспощадность слов, которая напомнила ей Моргана в его самом ужасном настроении. Ее убедили его последние слова, произнесенные с уверенностью, — «потому что Вы обязаны». Это была не мольба. Он ждал, что она ответит, как будто и речи быть не могло о том, что она не выполнит его требование. Кто бы ни был это человек, она знала, что у него есть право требовать. Поверив в его власть, Пэн принялась излагать свою историю. Когда она закончила, Кристиан ничего не сказал. Он, казалось, был погружен в созерцание, заставляя ее задуматься, поверил ли он ей. Затем, он вдруг рассмеялся.

— Божьи брови. Только Морган мог подняться из моря, не смотря на адские громы и молнии и расстроить план убийства, организованный этим чертовым педерастом Жан-Полем. — Он улыбнулся ей. — И встретить прелестную леди, которая владеет иллюзиями и чарами.

Пэн заволновалась.

— Я не ведьма, лорд Монфор.

— Вы так говорите.

— Я не ведьма!

— А мой милый ворон говорит, что это правда. Он был опасно тверд в своем убеждении прежде, чем поддался действию сонного зелья.

Пэн сжала губы, хлопнула по коленям и отказалась отвечать.

Он рассмеялся.

— Не волнуйтесь, муфточка. Я Вас не виню за интриги Жан-Поля. Он дракон, дышащий огнем на королевство, мастер обмана, о чем Вы можете догадаться по той подделке. Из-за него я потерял несколько хороших людей.

— Трист-Морган сказал, что мне следовало верить в него, а не доверять священнику,

Кристиан оперся на каминную полку.

— Ах, Морган. Моргана, моя дорогая муфточка, бесчисленное число раз предавали в жизни. И, хотя Вы ошиблись не специально, он чувствует только обиду, и боль не позволяет ему мыслить здраво.

Впервые с тех пор, как начались ее испытания на острове Раскаяния, Пэн улыбнулась. Кристиан улыбнулся в ответ, к ее радости.

— Он надменный упрямец, — заметила она. — И пытается подчинить меня себе, как свою шпагу, но я люблю его. И начинаю думать, что тот шторм принес его ко мне на Остров Покаяния не случайно.

Кристиан тихо засвистел.

— Христос, женщина, если Вы так себя вели с ним, я скажу ему сдаться, как только он проснется.

— Ничего из тех несчастных случаев не было моей виной.

— И даже свинья?

— Он вам рассказал про Марджери?

— Его не сбросили в бювет?

— Только пытались! — Пэн посмотрела на него исподлобья. — Святые угодники. Похоже, что он болтал как сорока, пока Вы перевязывали его рану.

— Скорее, без умолку.

Пэн прикрыла свой рот кончиками пальцев, но не смогла спрятать улыбку.

— Вы бы только посмотрели на его лицо, когда он впервые увидел Маржери.

Они улыбнулись друг другу.

— Когда я смогу его увидеть?

— Он должен проснуться до завтра. Его рана чистая и небольшая, кости не задеты. Его тело быстро восстановиться, а вот сердце и разум нет.

— Я позабочусь о них.

— Я буду наблюдать за процессом с интересом.

Хотя Кристиан заверил ее, что в этом нет нужды, все равно Пэн просидела возле Тристана всю ночь. Наконец, она заснула, положив голову на постель рядом с его плечом. Она проснулась на следующее утро поздно, когда он пошевелился рядом с ней. Когда она поднялась, он поднял голову и пытался скинуть одеяла. Раскрасневшись, он открыл глаза, когда она снова натянула на него одеяла. Пэн дотронулась до его щеки, та была горячей. Его губы были плотно сжаты, и она поняла, что он борется с болью.