Ник заколебался. Смысла бежать не было, это слишком унизительно, и потом, они все равно догнали бы его. Один из парней пошел на него с поднятым кулаком. Ник довольно спокойно относился к тому, что кто-то набрасывался на него с единственной целью – причинить физическую боль. Мимо по улице проходили люди, не обращая внимания на разыгравшуюся маленькую драму, – мужчины в костюмах и с портфелями, пожилые женщины с тележками для покупок, матери, тащившие за собой детишек. Было без четверти четыре, и казалось, что Ник и стайка мальчишек вокруг него являлись лишь одной из деталей этого скучного дневного времени. Что-либо изменить было невозможно. И в этот момент появился Джордж.

– Это не дели. Зачем тратить на него время? Посмотрите на него, он того не стоит. Настоящие дели выползают из шестого класса и пробираются задворками. Не теряйте зря времени. Он – нормальный. Мы с ним идем кататься на роликах. Он даже музыкой не занимается.

Парень с поднятым кулаком злобно посмотрел на Ника. Никто не перечил Джорджу, потому что он был очень здоровым и, несмотря на свое добродушие, стал известен проявлениями неистового нрава, когда его задевали слишком сильно. Но сейчас мальчишка хотел ударить Ника. Какое-то мгновение Нику казалось, что он сделает это. Затем один из задир сказал:

– Пошли. Успокойся. Не будем терять время, а поищем дели.

Парень поднял кулак и сделал ложный выпад. Ник сжался в предчувствии удара, а мальчишки рассмеялись и пошли искать, кого можно поколотить по-настоящему. После этого случая они не обращали на Ника никакого внимания, он стал для них никем. Что донельзя его устраивало.

– Но теперь я знаю, что он все-таки был дели, – продолжил Джордж, глядя на Кейтлин, – потому что у дели имелся отличительный признак, выдававший их с головой: когда такие как я продолжали учиться в этой дерьмовой школе, надеясь получить хоть какие-нибудь приличные оценки на экзаменах, прирожденных дели мамочка и папочка забирали оттуда и отправляли в приличную. Да, они снисходили до нашей школы, пока занятия по биологии или другим предметам еще не выходили за рамки начального курса. Но когда настала пора подумать о серьезных вещах, они бежали, как крысы с тонущего корабля. Те, кого я считал своими друзьями, кому нравилось дружить с чернокожим, быстро смотались, и я остался один.

Ник был поражен тоном Джорджа. Они иногда в шутку дразнили друг друга расистскими словечками. Ну, ты, ханки! ниггер! белоснежка! черномазый! В этом не было никакой злости. Все в шутку. Но сейчас Джордж говорил с тревожной обидой. Он больше не смеялся. Ник смотрел, как он достает пакетик с травкой и бумагу для самокруток.

– Дай мне сигарету, – попросил он Ника, и тот протянул ему одну из своей пачки.

Джордж сворачивал самокрутку практически одной рукой. Карл сказал:

– Если, как ты говоришь, корабль тонул, то едва ли стоит винить крыс в том, что они бежали.

Джордж взглянул на него.

– Как на «Титанике», когда он пошел ко дну и в спасательные шлюпки попали только пассажиры первого класса? – И затем, как будто эта метафора ему уже надоела, добавил раздраженно: – Может быть, было бы неплохо, если бы кто-нибудь из них остался на борту.

– Ну знаешь… – Карлу этот разговор, похоже, тоже начал надоедать. – Так ведь всегда было. Каждый за себя и все такое. Sauve qui peut[4].

Джордж взял в рот сигарету с марихуаной и твердо посмотрел на Карла. Он не сказал ни слова, но выражение его лица с очевидностью показывало, что он думает о Карле.

– Так, – заявил Карл, – мне нужно вернуться и проверить, как дела у Кейти. Увидимся позже, Ник. Рад был познакомиться, Джордж. – Он подмигнул Кейтлин и ушел.

Джордж проследил за ним взглядом, и самокрутка у него во рту напоминала духовую трубку, через которую можно было выстрелить отравленной стрелой в спину Карла. Он вынул самокрутку изо рта и глубоко вдохнул, прежде чем передать ее Кейтлин.

– Жлоб, – просто сказал он на выдохе, так что словечко показалось вылетевшим в облачке сладкого дыма. Кейтлин засмеялась. Ник пристально посмотрел на нее.

– Ладно, Ник, расскажи, чем ты теперь занимаешься. Где ты работаешь? – спросил Джордж.

– Я журналист.

– Ну-у? Я помню, с английским у тебя всегда было хорошо. И слов много всяких знал. И что же ты делаешь? Пишешь для какой-нибудь газеты?

– Иногда. Я нигде не числюсь в штате. Но в данный момент я работаю на телевидении.

– Да-а? На какой программе? – Он стал сворачивать новую самокрутку, хотя Кейтлин только что передала первую Нику. Ник не сразу ответил, засмотревшись на мастерство, с которым Джордж скручивал тонкий листок.

– Это программа о судебных ошибках, она называется «Повод усомниться». Передача выходит довольно поздно. Там рассматриваются отдельные случаи, в которых…

– Знаю, я видел ее. Значит, ты работаешь в этой передаче? И что ты там делаешь?

– В последней серии я разбирался со случаем смерти человека, арестованного полицейскими.

А сейчас я занимаюсь расследованием деятельности профсоюзного руководителя, который отрицает обвинения в том, что он растратил профсоюзные деньги на женщин.

Ник содрогнулся при мысли о Роне Драйвере. Он ненавидел его ноющий акцент Средней Англии, брюки из синтетической ткани, толстые очки, обожаемую им коллекцию моделей автомобилей, скучную риторику и сальные шутки. Особого влечения к этому случаю Ник не испытывал. Дело было даже не в расхождениях во взглядах, а в том, что у этого человека не было утонченности, шарма. Рон Драйвер принадлежал к миру профсоюзных организаторов, которые свистят в свисток и выкрикивают команды: «Всем покинуть рабочие места!» Он читал Нику лекции о том, как важно развивать отечественную промышленность. Тем не менее Ник не сомневался, что Рон Драйвер невиновен, что обвинение сфабриковали с целью убрать его из профсоюза и что год, проведенный в тюрьме, искалечил ему жизнь и разрушил брак. Было ужасно видеть, что они могут сделать, если захотят. «Они»? Ник сам стал говорить, как Рон Драйвер. Но ведь кто-то так сильно хотел избавиться от него, что дал ложные показания, и этот «кто-то» был частью британского государственного устройства. Так или иначе, дело простое: Рон Драйвер попал в тюрьму из-за злобной прессы и тупого жюри присяжных. Но какое это теперь имело значение? Даже если кто-нибудь признает сейчас это пародией на правосудие, Рон уже конченый человек. Ему уже больше никогда не стоять в теплой куртке с мегафоном на митинге и не воспламенять народ разлагольствованиями о добровольных коллективных договорах и необходимости защитить отечественных производителей. Не понимал этого лишь один человек – сам Драйвер. Ник знал, что Рон Драйвер не любит его почти так же сильно, как он не любит Рона Драйвера, ибо тот прекрасно осознаёт полную противоположность между собой и этим светловолосым мальчиком с телевидения из Лондона. Дело было в том – и это давало Нику определенное удовлетворение, – что он был нужен Рону Драйверу.

– Ошибки правосудия… – Джордж медленно разглядывал Ника. – Я бы мог тебе рассказать об одной настоящей ошибке правосудия.

– Правда? Что это за дело?

– У меня есть один приятель, который… Джорджу не дал договорить охранник, дежуривший у входа на крышу.

– Джордж, дружище, ты нужен внизу. Там остался только Лес и никого больше. Чертовски не хватает людей.

Джордж вздохнул и протянул Кейтлин то, что осталось от самокрутки. На секунду он закрыл рукой глаза.

– Я сегодня работаю здесь только по просьбе товарища. Послушай, Ник, не уходи, не повидав меня, хорошо? Или хотя бы оставь номер своего телефона.

Джордж повернулся к Кейтлин.

– Посмотри, чтобы он не сбежал, не оставив телефона. Приятно было познакомиться, Кейтлин. Ник, до встречи!

Он зашагал к двери аварийного выхода и исчез за ней. Ник почувствовал досаду: он хотел узнать, о чем собирался рассказать Джордж. Может быть, это была история какого-нибудь парня, утверждавшего, что коррумпированные полицейские подкинули ему наркотики? Может быть, его маме пришли лишние счета за телефон? А может быть, это была история, связанная с миром вышибал – оружие, наркотики, тестостерон? Люди, стоящие у входа, пересчитывающие деньги и находящиеся в тени.