Солнце создает в Африке немало световых эффектов. Я уже рассказывал о двойных радугах, виденных нами над водопадом Виктория и совсем забыл описать миражи над пустыней Калахари. Но не беда; лучше поведаю вам о другом загадочном явлении — разноцветном утреннем солнце. Это чудо наше светило устраивает здесь два-три раза в год, и всякий раз оно переворачивает жизнь многих людей. В один из дней солнце восходит, как всегда, желтым, но необычно ярким. Вдруг оно начинает менять свой цвет, становясь сначала оранжевым, затем красным, далее фиолетовым, а потом голубым. При этом его диск даже может покрываться цветными пятнами. Поиграв в калейдоскоп, солнце начинает так нестерпимо светить, что у людей чернеет в глазах…

Все бы ничего, но в этот день во всех местах, где видели разноцветное солнце, с людьми происходят различные несчастья. Кто-то тонет в реке, кто-то попадает под машину, кто-то сгорает при пожаре и так далее. Африканская магия вуду говорит, что солнце все время расходует свои силы, и когда они истощаются, светило должно восстановить их, напившись человеческой крови. Колдуны объясняют, что это большая честь отдать свою жизнь для того, чтобы вернуть силы нашему солнцу, и многие им верят…

Может быть, это красивая сказка, но факт остается фактом: есть необычное явление, связанное с жизнью нашего светила, и оно влияет на жизнь людей. Хотя я бы лично не отказался от такой эпитафии: «Он умер за то, чтобы светило солнце!»

К вечеру мы вернулись в базовый кемп, где нас поджидал трак. У хозяев был какой-то юбилей. В небольшой бар завезли пиво, а с открытой к океану веранды доносилась музыка. До ужина оставалась пара часов свободного времени, и мы пошли в сторону мелодичных звуков. И тут я увидел, что темнокожий исполнитель играет точно на таком же инструменте, какой я купил на барахолке в Замбии. Он представлял из себя резную доску с девятью металлическими клавишами-пластинами наподобие металлофона. Музыкант цеплял пластины пальцами и напевал что-то речитативом. Песня напоминала балладу и длилась нескончаемо. Мне сказали, что этот человек — местный бард, что играет он на инструменте, называемом санса, и поет оду в честь хозяина-юбиляра. Песня закончилась, когда мы уже успели выпить по паре банок пива. На смену барду пришел целый оркестр. Около двух десятков темнокожих, раздетых до пояса музыкантов притащили на веранду дюжину больших металлических бочек из-под горючего, были обрезаны с одного конца на разную длину, а оставшиеся днища были вылужены огнем паяльных ламп в виде углублений, той или иной степени. Эти металлические барабаны издавали густые вибрирующие звуки, заполняя чарующей мелодией тишину вечернего воздуха.

До нирваны оставалась еще какая-нибудь пара банок пива, вдруг пришел Брендон и сказал, что заболел француз Диди, нам надо его осмотреть. Мы удивились, так как всего час назад видели его совершенно здоровым, и направились к палаку. Диди лежал, закутавшись в спальник, через который был заметен потрясавший его озноб. Его лицо было красным и очень горячим. С трудом размыкая губы, он пожаловался на слабость, тошноту и головную боль. Осмотрев француза, мы пришли к неутешительному выводу: вряд ли заболевание связано с его продолжительным купанием сегодня. Увеличенная и болезненая селезенка говорила о том, что здесь нельзя было исключать малярию.

Все участники нашей экспедиции, кроме Диди и полисменов, принимали необходимые профилактические препараты. Француз говорил, что у него и без них болит печень, а австралийцы явно бравировали. А ведь тропическая малярия — дело серьезное. Самки комара-анофелеса, переносящие возбудителя заболевания, обитают аж до 62 градуса северной широты и расслабляться нигде не стоит, а особенно в районах тропической Африки. Инкубационный период малярии составляет от 6 до 30 дней, что тоже подтверждало наше предположение. Мы дали больному делагил и симптоматические препараты, в тайне надеясь, что он не поправится до утра: в этом случае грозный диагноз можно было бы снять. Увы, Диди «выздоровел» буквально через пару часов, и у нас не осталось сомнений.

Француз нуждался в лабораторном обследовании, которое можно было сделать только завтра, в Аруше.

Однако неприятности сегодняшнего дня на этом не закончились. После ужина все разбрелись по своим палаткам, а наша пара молодых американцев, проводящих в этой поездке медовый месяц, взяв спальники, отправилась ночевать на открытую веранду, под шум океана. Это было романтично, и мы их понимали…

Среди ночи весь лагерь был разбужен отчаянными криками и визгами, доносящимися оттуда. Повыскакивав из палаток, мы бросились к веранде, но американцы уже бежали нам навстречу с безумными глазами. Проскочив мимо, они остановились только возле догорающего костра и стали судорожно осматривать друг друга. Видя, что они живы-здоровы, мы дали им время, чтобы успокоиться, и стали распрашивать. Новобрачные рассказали, что они долго сидели, слушая прибой, пока сон не сморил их окончательно. Сквозь его пелену они слышали какие-то хихиканья рядом с собой, но принимали их за первые сновидения. Однако затем им стало казаться, что кто-то, довольно тяжелый, бегает по верху спальника, но и это их не насторожило. Лишь когда холодные мокрые лапы пробежали по лицам, болезненно цепляясь за кожу острыми коготками, они в ужасе проснулись. В лунном свете, заливавшем пол веранды, как в кошмарном триллере сновали десятки крыс. Они пищали и злобно шипели, растаскивая по углам остатки недоеденных американцами бутербродов. Разорвав в страхе спальник, молодожены кубарем скатились с веранды и рванули в лагерь… Дальнейшее вы уже знаете.

Когда возбуждение прошло, все долго смеялись над янки, говоря, что такой брачной ночью может похвастать далеко не каждый.

А спать оставалось два часа.

22 июня 2001 года

Килиманджаро: обман и реальность. К высочайшей вершине Африки. Аруша и Меру. Гробы на деревьях. Контакт собратьев по разуму. Про биомассу и «код порока»

В четыре часа утра Брендон сыграл подъем, а еще через тридцать минут мы уже выехали в сторону города Аруша. Протяженность сегодняшнего пути составляет 520 км, и для нас это не так уж много. Главное — сегодня мы увидим высочайшую вершину Африки — гору Килиманджаро.

Знакомый для глаз пейзаж саванн восточной Танзании изредка разнообразится тянущимися вдоль дороги большими плантациями сезаля. Это техническое растение, напоминающее чем-то большой ананас, из которого выделывают джут. Наш полковник опять бурчит на солнце, которое светит прямо в глаза, мешая фотографировать. Он никак не может понять в чем дело: мы почти все время ехали по направлению на север или северо-восток, стало быть, солнце должно было вставать справа и, обойдя нас сверху и сзади, сесть слева. То есть большую часть дня оно должно было светить нам в затылок. Однако светило было все время впереди нас, особенно в ЮАР и Ботсване. Оно вставало справа, а затем весь день светило нам в глаза, медленно уходя в левую сторону горизонта. Пришлось объяснить горе-путешественнику, что он по привычке рассуждает как житель северного полушария, а мы, в данный момент, находимся в южном, где все наоборот. Но чем ближе будем мы к экватору Земли, тем все выше солнце будет подниматься в небе, и в двенадцать часов дня, на этой линии в Кении, оно будет над нами в зените. Вот такая история с географией получается.

За окнами, с обеих сторон до самого горизонта, тянется бескрайнее плато, практически лишенное другой растительности, кроме невысокой сухой травы. То тут, то там на нем видны Невысокие конусы давно уснувших вулканов, отстоящие друг от друга на десятки километров. Между ними из травы торчат огромные каменные валуны, разбросанные могучей силой Земли миллионы лет назад. Суровость мертвого пейзажа подчеркивается серыми кучевыми облаками, затянувшими все небо и нескончаемо наползающими на него с востока. Кажется, нам сегодня не повезет; облачность не позволит увидеть сверкающую вечными льдами вершину Килиманджаро во всей ее красе. Но надежда умирает последней. До горы еще предстоит несколько часов пути, и погода вполне может перемениться.