- Вы из Сицилии? - переспросил а она.

- Мы из Мардзамеми; это в окрестностях Сиракуз.

Тури и сам не знал, почему он так говорит. Возможно, мысленно он измерял огромное пространство, которое ему пришлось преодолеть, и удивлялся своему безумию.

- И вы идёте искать комнату со всеми вашими малышами? Да вы с ума сошли, не иначе!

Тури в отчаянии развёл руками.

- Вы оставьте их пока у меня, а сами займитесь своими делами.

Тури с благодарностью посмотрел на женщину, которая, кончив подметать тротуар, подошла к подъезду.

- Пошли, пошли; я не могу терять времени! - воскликнула она на своём непонятном языке и поманила рукой. Жест оказался красноречивее слов: Джанджи и Мантеллина направились к дому, за ними последовали и остальные.

Переступив порог сверкающей чистотой кухни, Тури поставил чемодан в угол. Дети, прижавшись друг к другу, молчали и не двигались с места. Тётушка Пьерина достала из кухонного шкафа бутылку вина, налила полную рюмку и протянула её Тури.

- Выпейте, - предложила она.

- Я прошёл по конкурсу в музыкальное училище, хочу быть дирижёром эстрадного оркестра, - сказал молодой человек. - Занятия начинаются завтра. Если сегодня я не найду жилья, то прямо не знаю, что и делать.

- Ребятишки все ваши?

– Как вы сказали? - переспросил Тури.

– Малыши ваши?

– Что Вы! У меня нет детей, ни одного!

Женщина удивлённо пожала плечами.

- Дети, конечно, могут подождать здесь; в тепле, - предложила она.

Тури поблагодарил привратницу и ушёл ..

Синьора Пьерина, словно для того, чтобы выйти из затруднительного положения, прикрикнула на ребят:

- Что вы выстроились В затылок друг другу, будто сушёная треска на верёвочке? Не иначе, как вы спятили! Ну, идите же сюда!

Она сняла с них пальто и башмаки, осмотрела каждую вещь в отдельности, неодобрительно покачав головой, усадила ребятишек за стол, повозилась у плиты; и спустя несколько минут перед каждым стояла большая чашка кофе с молоком. Потом тётушка Пьерина открыла буфет и достала оттуда чёрствый хлеб.

- Ешьте. Накрошите хлеб в кофе, так вкуснее. Хлеб, правда, чёрствый, вчерашний, но для желудка он полезней.

Пёс положил морду на колени Джанджи; можно было подумать, что он прирос к стулу своего друга. Малыш исподтишка протянул Тому кусочек хлеба; тот принялся грызть корку с невероятным шумом, и их проделку сразу заметили.

- Ты можешь есть из тарелки Мисси, понятно? Марш! - прикрикнула на собаку привратница.

Том колебался: котёнок, как ему показалось, придерживался другого мнения. К тому же тарелка была пуста.

Синьора Пьерина налила в миску молока, накрошила хлеба и прогнала котёнка в погреб. Потом довольно резко она приказала Тому есть; голодный пёс не заставил себя долго упрашивать.

Джанджи, выпив огромную чашку горячего кофе с молоком, старался не уснуть. У всех ребят раскраснелись щёки. Постепенно ими овладевала усталость; она проникала под кожу, выходила сквозь поры и ложилась на тело тяжёлым покровом.

Это не могло ускользнуть от бдительного ока синьоры Марки.

- Теперь пора спать, - сказала она.

Джанджи, слезая со стула, чуть было не упал. Пьерина взяла его на руки и подозвала Мантеллину:

- Ну, пойдём!

Мантеллина доверчиво протянул ей руку.

Пока женщина стелила постель, Джанджи и Аугусто стояли возле комода и грустными глазами смотрели на портрет мальчика в военной форме, вставленный в чёрную рамку.

- Живей, живей, мне некогда!

Синьора Пьерина снова подняла Джанджи, чтобы уложить его в постель, но тут малыш, ткнув пальцем в фотографию, сказал:

- Это Тури.

Мантеллина утвердительно кивнул головой.

Женщина, потрясённая, так и застыла на месте, потом крепко прижала к себе Джанджи и поцеловал а его.

- Красавец ты мой! Это не Тури, а Лино, мой сын. Он умер ...

Джанджи посмотрел на неё, ничего не понимая. «Тури»,- сказал он снова, положив голову на подушку, и моментально уснул. Мантеллина с трудом вскарабкался на кровать и лёг рядом. Женщина хорошенько укрыла их одеялом. На другой кровати она уложила Карчофо и Розалию.

Прежде чем уйти, синьора Пьерина ещё раз взглянула на ребят. Вдруг на какое-то мгновение лицо Джанджи растворилось у неё на глазах и превратилось в лицо Лино, когда он был маленьким. Пьерине приходилось часто оставлять своего ребёнка одного, чтобы нянчить чужих детей. Затем возникло лицо девочки, которую она вскормила, вырастила и любила, как родную дочь. Потом ей представились дети синьора Келлера: они жили этажом выше, и Пьерина знала их со дня рождения.

Антонио храбрился; он делал вид, будто не устал и не хочет спать. Но привратница поставила ему в кухне раскладную кровать и уговорила его лечь. Потом она загнала Тома вместе с котёнком в погреб, заперла квартиру на ключ и ушла за покупками.

Вернувшись домой, синьора Пьерина выстирала пятнадцать рубашек и развесила их в кухне над батареей.

Тури пришёл около часу. Дети сидели за столом, а перед ними стояла ароматная дымящаяся полента[10], на которую все смотрели вытаращенными от восторга глазами. Ещё бы! Такой поленты они не только никогда не ели, но даже не нюхали.

- Я думала, вы уже не вернётесь, - сказала молодому человеку синьора Пьерина.

- Я пришёл покормить детей, - услышала она в ответ.

- В котором часу едят у вас в Сицилии? Сейчас ведь уже поздно.

Тури смотрел на неё, ничего не понимая.

- Я говорю, что уже поздно. Садитесь тоже за стол и кушайте. Поленты хватит на всех.

Тури ел с аппетитом вкусное, ароматное блюдо.

- Так варят поленту у нас в деревне,- сказала синьора Пьерина и обратилась к Джанджи: - Тебе нравится, а?

Малыш не мог произнести ни слова: рот его был битком набит, и он только кивнул головой.

- Милый ты мой! - воскликнула женщина и звонко поцеловала ребёнка. Джанджи чуть не подавился.

Тури не удалось найти жилья. Никто не соглашался сдать ему комнату: никто не хотел пускать пятерых детей и собаку.

Тури пришёл в отчаяние.

- Что же мне делать? Что делать?

- Не падайте духом! Что-нибудь найдёте! Спрашивайте у привратниц, они всё знают. Ну, ну, не вешайте носа. Не обижай никого, и тебя не обидят.

Высказав это изречение, тётушка Пьерина ушла мыть посуду синьоре Келлер, у которой последнее время не было прислуги.

Тури, обескураженный, снова отправился на поиски, и вернулся только к вечеру; на сей раз он нашёл жильё.

Едва Тури переступил порог, привратница затараторила:

- Молодчина ваша Розалия, вы посмотрели бы, как она вымыла всю посуду и подмела кухню!

Женщина говорила об этом с такой гордостью, будто Розалия была её собственной дочерью..

- Я одинока, - продолжала она, - может быть, вы оставите девочку у меня хотя бы на несколько дней. Она смогла бы в моё отсутствие присматривать за домом.

Синьора Пьерина гладила десятую по счёту рубашку, но тут она выключила утюг, сняла очки, протёрла глаза и, упёршись руками в бока, стала ждать ответа.

- Вы очень добры, - сказал Тури.

- Значит, вы согласны?

– Конечно, согласен! Мне будет гораздо легче, если девочка некоторое время поживёт у вас.