Глава 10

Майк плакал. Ему было шестнадцать, и он плакал. Ревел как маленький из-за того, что его предал друг. Они с Луи были не-разлей-корыто еще с детского сада. Он заступался за Луи и дрался, когда его дразнили черномазым. Из-за Луи ему выбили четыре молочных зуба. С Луи они заключили соглашение, что один без другого не поступит на работу. Куда пойдет один, туда и другой. Майк доверял Луи. Ведь это был его друг. Он поднял с земли бутылку из-под кока-колы и что есть силы запустил ее в стену. Она разбилась вдребезги. Стоя во дворе своего дома, где никто не мог видеть, он плакал. Луи предал его. Луи нарушил клятву. Ничего ему не сказав, он нанялся на работу. Такой боли Майк не испытывал за всю свою жизнь.

Он присел на ступеньку, обхватив голову руками. Казалось, теперь он никогда не сможет быть счастливым. Когда мать позвала его пить чай, он заорал, чтобы его оставили в покое. Гнев сменился отчаянием. Майк поклялся, что Луи Кам для него перестал существовать.

Потом он подобрал кусочки битого стекла. Чтобы детишки не поранились.

— Не потерплю, чтобы ты получал пособие, — сказала мать Тони. — Не желаю слышать от людей, что мой сын не хочет работать.

— Да буду я работать, — запротестовал Тони. — Я готов пойти на любую работу.

— Неправда. Ты удрал из конторы «Додзуэлл и Амберлей».

— Я же сказал тебе: не буду сидеть в конторе. Да и они не взяли бы меня.

— Взяли бы! Твой отец был служащим. Каждый день надевал свежую белую сорочку. Носил портфель. Твоего отца уважали.

Тони вздохнул. Отец его был умным. У него был аккуратный почерк. Достаточно было одного взгляда, чтобы разобрать все, что он написал. Он умел складывать столбики цифр в уме. Он сдавал экзамен.

— Мама, пойми, я не такой, как отец. Я — другой. Не могут все люди быть одинаковыми.

— Я не допущу, чтобы мой сын ходил в спецовке.

Майк прошел через заводские ворота и подошел к будке, над входом в которую было выведено: «Справки». Человек, сидящий внутри, тянул что-то из термоса.

— Здесь дают работу? — спросил Майк.

Он искал работу в одиночку. Другого выхода не было после того, как его бросил Луи. Уж теперь-то он не подпустит его к себе на пушечный выстрел. Зачем ему выслушивать всякие бредовые оправдания…

— Какую работу? — спросил тот.

— Для бывших школьников. В цехах.

— Подмастерьем, что ли?

— Выходит, так.

На полу стояла мышеловка. Приманкой служил кусочек имбирного печенья.

— Есть места для двух подмастерьев. Ты к нам из отдела трудоустройства?

— Нет. Просто знакомый сказал отцу, что есть место.

— Повезло тебе, значит. Объявление дали только вчера.

Мужчина закрыл термос пластмассовой крышкой, вышел из-за стола. У него была одна нога. Может, другую оттяпала машина.

— Войди вон в ту зеленую дверь и попроси мистера Булла. Аттестаты у тебя с собой?

— Какие аттестаты? — спросил Майк, почувствовав, как холодеют пальцы на ногах.

Ему во что бы то ни стало была нужна работа. Иначе сделают из него няньку, весь день будет менять ползунки и играть в медведя.

— Нужны ОУ. Или по крайней мере ССО.

— Нет у меня аттестатов, мистер. Я не сдавал экзаменов.

— Тогда какого лешего идешь наниматься подмастерьем? — спросил одноногий. — У тебя есть хоть какое-то представление о промышленности? Надо иметь мозги, чтобы работать на заводе.

— Значит, не подхожу, — сказал Майк.

Чтобы хоть на время избавиться от упреков и приставания матери, Тони вышел на улицу. Он бродил по Понсоби-стрит. На душе было отвратительно. Голубь подох. Черви выброшены. Вдобавок ко всему Майк и Луи поссорились. Они не разговаривали друг с другом. Да и с Тони тоже. Только смотрели зверем из-под насупленных бровей. Тони был без работы и, судя по всему, вряд ли сможет устроиться. Через неделю тысячи ребят уйдут из школы, и на всех работы не хватит. Даже Луи и Майк не смогли найти работу, а ведь они отлично читали и писали.

Был понедельник, середина дня. От жары мостовая на Понсоби-стрит до того раскалилась, хоть жарь на ней колбасу. Какой-то старик пел: «Я весь в заботах, о заботах и пою». В протянутой руке он держал кепку, прося подаяние. «Эх, кругом заботы, но скоро мои заботы кончатся».

Тони вздохнул. Так хотелось быть беззаботным. Он уже побывал в нескольких местах по совету Трудовика. Все предложения были связаны с работой на заводах, но его не брали. Видно, он казался недостаточно заинтересованным. Да и кому это надо, работать на вонючем, грохочущем, опасном заводе?! А какой бы скандал закатила мать!

Мимо, отчаянно дымя, прогромыхал грузовик. Красный фургон стукнулся колесами об обочину. Какая-то женщина обогнала Тони. Тяжело дыша, она несла корзину, набитую хлебом, рулонами туалетной бумаги, кочанным салатом, апельсинами и консервированным горохом. Это означало, что ее муж имел работу. Старики и старухи грелись на солнце у стен и на приступочках. Из закусочной вышел мужчина в спецовке и пыльных сапогах. Мать упала бы в обморок, появись Тони в таком виде.

Тони посмотрел на почтальона, отпиравшего почтовый ящик; на парня, разгружавшего фургон с платьями; на дворника, орудовавшего метлой; на мальчишку, упаковывавшего обувь в корзину из плетеной проволоки; на полицейского, что-то передававшего по рации. Ведь нравится же некоторым из них то, что они делают. Почему же Тони не мог придумать для себя занятие по душе?

«Аллилуйя, я бездельник, — пел старый нищий. — Я подошел к дому, постучал в дверь, а хозяйка говорит мне: «Ты уже был здесь, нахал».

Странное чувство вдруг овладело Тони. Появилась уверенность: он обязательно получит работу, только бы решить, что ему надо.

Тони свернул за угол. Из маленькой улочки вылетел синий автомобиль. Завизжали тормоза, машина круто свернула, опрокинула стоявший на обочине велосипед и унеслась с воем.

Стало тихо. Солнечные лучи играли на спицах вращавшихся велосипедных колес.

И тут он услышал этот звук.

Он возник где-то совсем рядом. Сначала Тони показалось, что это пожарная сирена.

Звук был высокий, пронзительный. Он не нарастал и не затихал. Потом забрал еще выше. Казалось, будто он наполнил воздух нескончаемым криком, когда кричат не переводя дыхания. Тони передернуло. Было невыносимо страшно. Что случилось? Женщина перешла улицу, потом бросилась назад. Мимо пробежала девушка. Вид у нее был расстроенный.

— Что произошло? — спросил Тони.

Она не ответила.

Крик не прекращался. Тони поспешил на звук. Он добежал до улочки, в которую свернула машина.

И тут увидел ее.

Черную тряпку, валявшуюся на мостовой.

Нет, не тряпку. Тряпка не может кричать.

Тони подошел ближе и нагнулся над черной кучкой.

Это была кошка.

Машина сбила кошку.

Кошка кричала от боли.

Тони встал на колени. Дотронулся до ее горячей шерсти. Увидел глаза — зеленые с черными точками посредине.

Кошка умолкла. Что с ней? Осторожно перевернув ее, он увидел лужицу крови. Из раны в боку струилась кровь.

Тони снял пиджак, приподнял кошку и завернул в пиджак. В ее глазах мелькнуло что-то. Значит, еще жива!

Руки Тони были в крови, сорочка тоже. Брюки испачкались на коленях. Он оглянулся. За ним наблюдала толпа.

— Где тут живет ветеринар? — спросил он.

Надо было срочно зашить рану и остановить кровь. Но никто не знал.

— Сдохла? — спросил какой-то парень.

— Нет! — крикнул Тони.

Он подумал о полицейском и поспешил на Понсоби-стрит. Полицейского не было. Он увидел контролера службы движения.

— Пожалуйста, скажите, где можно найти ветеринара?

Контролер — это была женщина — кому-то выписывала штраф за нарушение правил стоянки. Это занятие целиком поглотило ее, а раненые кошки совсем не волновали.

— Чем скорее сдохнет, тем меньше будет страдать, — сказала она.