Магеннис в легководолазном снаряжении отрегулировал дыхательный аппарат и влез в шлюзовую камеру. Чарльз Рид, старшина электромеханической боевой части, закрыл за ним крышку люка. Открылись клапаны, и камера начала заполняться водой.

Сначала Магеннис никак не мог выйти, так как наружная крышка люка открывалась только на четверть ширины — мешало днище «Такао». Но, будучи человеком довольно худым, к тому же далеко не робкого десятка, он вышел-таки из положения: выпустил из дыхательного мешка часть кислорода, выдохнул из себя воздух, чтобы максимально уменьшить объем груди, и вылез через узкую щель. Вылезая, он порвал мешок, и на поверхность пошли пузырьки воздуха. Если бы их заметили наверху, лодка оказалась бы в еще более опасном положении.

Но самое неприятное было не в этом, а в том, что корпус «Такао» оказался облепленным морскими уточками настолько, что к нему даже не притягивало магнит. Магеннису не оставалось ничего другого, как очистить голыми руками те шесть точек, к которым было необходимо прикрепить мины. Вследствие необычной покатости корпуса некоторые мины держались все-таки плохо, и Магеннис возвратился на лодку за тросом, чтобы связать мины попарно. Через три четверти часа такой работы у Магенниса хватило сил лишь на то, чтобы втиснуться с люк шлюзовой камеры, закрыть наружную крышку люка и открыть клапаны, служащие для осушения камеры. Сделав все это, он в изнеможении прилег.

Итак, дело сделано. Оставалось только сбросить еще два заряда с дистанционными взрывателями, которые взорвутся под японским крейсером через шесть часов. Это делалось механически изнутри лодки. Один из зарядов благополучно отделился от корпуса лодки, но второй заело. Выходя из-под цели, Фрейзер полагал, что заряд можно как-то стряхнуть. Но и это оказалось не просто. Он прибегал к разным ухищрениям: давал полный ход вперед и полный назад, заполнял цистерны водой и продувал их, но все напрасно. Так продолжалось около часа. Он уже начинал думать, что ему и его товарищам так и не уйти от опасности.

Вдруг лодка подалась назад и, потеряв управление, устремилась на поверхность. Им все же удалось удержать лодку под водой, но на поверхности, естественно, сильно забурлило; к счастью, японцы, видимо, этого не заметили. Лодка снова погрузилась на глубину семнадцати футов. Не отделившийся заряд оставался на прежнем месте. Изнутри уже ничего нельзя было сделать. Магеннис был настолько измучен, что посылать его снова было рискованно, поэтому Фрейзер решил пойти сам. Однако Магеннис не отдал ему свой дыхательный аппарат. Он собрал последние силы, вышел через камеру с большим гаечным ключом в руке и через семь минут отделил заряд.

Теперь можно было уходить. Возвращение после выполнения боевой задачи также было опасным, но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что им пришлось пережить. Примерно в 7 час. 50 мин. вечера лодка миновала бон, а два часа спустя раздались взрывы. В корпусе «Такао» образовалась огромная пробоина.

11. Плавать, как рыба.

Много денег и труда было потрачено во время второй мировой войны на научные изыскания в области подводных операций, в результате чего мы располагаем сейчас большими знаниями и снаряжением, пригодными для мирных условий. Однако самая сложная проблема так и не была решена: никому еще не удалось создать безопасный кислородный аппарат с замкнутым циклом дыхания. Аппараты, которыми пользовались в конце войны «люди-лягушки», для условий мирного времени не годились, так как не были достаточно безопасными.

С применением кислородных аппаратов связаны две опасности. Одну из них можно назвать механической. Если в коробке с поглотителем углекислого газа появляется хотя бы незначительная неполадка, из-за которой газ перестает должным образом поглощаться, водолазу угрожает смерть от отравления или удушья. Вторая опасность— кислородное отравление; для неопытных водолазов зта опасность особенно серьезна. Обычно отравление наступает внезапно, без каких-либо симптомов. Более того, больной чувствует себя необычайно бодро до самого начала приступа, а потом наступает полная потеря сознания. Чем больше глубина погружения, тем серьезнее опасность кислородного отравления. Военно-морское министерство Великобритании установило, что предел погружения «человека-лягушки» равен тридцати трем футам, но опасность существует даже на глубине двадцати футов. Это не значит, что кислородный аппарат не пригоден для «человека-лягушки»; война — вообще дело опасное, и рисковать приходится, если, конечно, риск разумен. С гораздо большим риском связано, например, использование аппарата Ле Приера с разомкнутой системой циркуляции воздуха (хотя он и не вызывает кислородного отравления), ибо из него выходят на поверхность пузырьки воздуха, которые могут привлечь внимание противника.

В мирное время у ныряльщика нет врагов среди людей, а между тем к водолазному снаряжению предъявляются гораздо более высокие требования безопасности. Поэтому можно сказать, что акваланг относится к числу тех изобретений военного времени, которые войне ничем не обязаны. Если, конечно, не принимать во внимание то обстоятельство, что в ходе войны французский флот рассеялся по морям, чтобы не попасть в руки к немцам, а многие военно-морские офицеры, остававшиеся в Тулоне, были обречены на бездействие. Среди них находился Жак Ив Кусто.

История Кусто началась в 1936 г. До этого его интерес к морю носил буквально поверхностный характер. Приятно идти в плавание в тихую погоду, приятно купаться и нырять только вот соленая вода ест глаза.

Однажды, чтобы избавиться от этого неудобства во время разучивания стиля кроль, Кусто надел очки конструкции Фернеза. Погрузившись с головой под воду, он открыл глаза. То, что он увидел, очаровало его.

Вскоре он познакомился с другими энтузиастами подводного плавания, проживавшими в том же Тулоне. Одним из них был его сослуживец — офицер Филипп Тайе, пользовавшийся ластами конструкции де Корьё и самодельной трубкой, изготовленной из садового шланга. Его знакомым был и Фредерик Дюма, сын профессора физики, добывавший рыбу с помощью железной палки от карниза и прослывший лучшим охотником на побережье. Эта тройка и образовала группу водолазов-любителей. Они испытывали все новейшее снаряжение, в том числе искусственное легкое Ле Приера, действуюшее при помощи сжатого воздуха. Они попытались усовершенствовать его.

У аппарата Ле Приера имелись два главных недостатка. Один из них заключался в том, что аппарат неэкономно расходовал воздух, тем самым сокращая время пребывания водолаза под водой. Второй недостаток — то что регулятор, или редукционный клапан, действовал полуавтоматически. Его мембрана была недостаточно чувствительна к незначительным колебаниям давления воды, поэтому, когда водолаз опускался или поднимался, он вынужден был вручную регулировать приток воздуха. Следовательно, он не был еще свободен настолько, чтобы плавать как рыба. Кусто изготовил собственный аппарат из мотоциклетной камеры и коробки противогаза, наполненной химическим поглотителем. Он ничем не напоминал аппарат Ле Приера и представлял собой любительский вариант подводного спасательного кислородного аппарата Дэвиса с замкнутым циклом дыхания. Кусто сказали, что кислородом можно дышать на глубине до сорока пяти футов, и он спустился до этого рубежа. Он пришел в восторг от увиденного под водой и начал заводить дружбу с рыбами. Но потом с ним сделались конвульсии, и он потерял сознание, успев, однако, сбросить свинцовый пояс. Он всплыл на поверхность, после чего его подняли на борт судна.

Решив, что причина аварии — засоренность химпоглотителя в регенерационной коробке, он построил новый, более совершенный аппарат. После этого он снова спустился на глубину сорока пяти футов и снова забился в судорогах и потерял сознание, причем даже быстрее, чем в первый раз. Он был достаточно опытен, чтобы понять, что причиной этого был не химпоглотитель, а кислород. Тогда Кусто вернулся к аппарату Ле Приера, работающему на сжатом воздухе.