Но, увидев этих троих в своей яранге среди ежедневно собиравшихся, Сергей смекнул, что за его спиной что-то происходит.

Мало-помалу он вытянул из них про караван и предложил всем вместе кинуться вдогонку, чтобы отнять пушнину, которая по праву принадлежала им. Они её добыли. А она пошла в уплату долга. Но долг был лишь частично погашен. И, вернувшись, хозяин будет давать огневые припасы, продукты и товары уже под новый долг. И так год от года.

— Да кто это всё устроил? — горячился Воркунов. — Советская власть не признает старых долгов. Баста. Отъездились на нашей шее. А значит, и на вашей. Вы теперь совсем в другом государстве живете, по другим законам.

Но охотники вежливо посмеивались, кивали согласно головами, однако в погоню не собирались. И добровольно никто не привел собак для упряжки. Берешь силой — бери. Твое право, коли ты объявил себя властью. Охотники не сопротивлялись. Отдавали собачек, каких он только хотел. Но тем самым они подстраховывали себя. Приедет Иныл, а они чисты перед ним, они красного не снаряжали. Он сам отнял, что ему было нужно.

Ну что ж, предпочитаете, чтоб силой — взял силой. Десять собак. Лучших из тех, что оставались после белых, красных и Иныла. Спросил у охотников: сколько взять корма? По рыбине на пса в сутки. Кормить лишь на ночлеге. Иначе не повезут. Так уж обучены: после еды — законный отдых.

Выбрал нарту покрепче. Принайтовил груз. И спустя сутки после ухода каравана началась погоня. Воркунов должен был отыгрывать минуты, часы, чтобы настичь беглецов. Он уже не рассчитывал на справедливый торг. Он хотел поворотить караван в Петропавловск. И там получить за пушнину провиант и припасы для весенней охоты.

И пусть тогда купец на заморской шхуне кружит возле стойбища, как кот вокруг горячей каши, пока не догадается, что ему тут на этот раз не удастся поживиться,

Было ветрено и морозно. Над головами собак поднимались частые облачка пара. Сергей, сидя на нарте, отворачивал лицо от пронзительного свежака. Закурил, пряча цигарку в ладонях.

Солнце заливало белый простор так, что было больно глазам. Синели на белом снегу следы нарт каравана, как узенькие рельсы, впаянные в наст.

Собачки бежали легко. Обнаружив следы каравана, они двинулись прямо по ним. И можно было не заботиться о том, правильно ли он идет.

Сергей сидел, прикрывшись от ветра меховой полстью. Время от времени покрикивал на собачек, чтоб они прибавили хода. Да крутил над головой для острастки остол — увесистую палку с острым концом, которой тормозят нарту.

И не надо было считать, сколько прошла упряжка, не пора ли дать собакам отдых. Он делал так, как ехавшие впереди. А они своё дело знали.

Через несколько часов упряжка вдруг прибавила прыти. Сергей насторожился, стал притормаживать. Но собак было не удержать. Они подлетели к черневшему кострищу и, как по команде, легли. Воркунов соскочил с нарты, потрогал золу. Она была давно остывшей. Конечно, это первая чаевка, на скорую руку, скорей всего чтобы дать собачкам небольшой роздых. А потом они втянутся. И перегоны станут длиннее. Но как далеко ушел караван?

Он не стал разводить огня. Посидел, покурив, поднял собак. Вожак, широкогрудый пес с умными глазами, с явной неохотой занял свое место

«Ладно, бродяга, не серчай, нам нагонять нужно, — потрепал его по загривку Сергей. — Вот нагоним, тогда и чаевать по-людски будем…»

Он взмахнул остолом:

— Пошел, пошел… — и сам пробежал, подталкивая нарту, помогая собачкам набрать ход.

Он не стал чаевничать и на следующей остановке. Лишь на третьей, когда солнце покатилось на закат, развел костер, вскипятил чаю, а потом накрошил туда рыбы. И вскоре от костра пошел такой дух, что сил не было терпеть, пока доварится рыба. Горячо сыро не бывает.

И снова началась дорога. Снова ударил ветер в лицо. И приходилось почаще прикрикивать на притомившихся собак.

Смеркалось быстро. От горной цепи, тянувшейся слева, пролегли резкие, сочные тени.

Вспыхнули первые звезды. Собачки опять прибавили, влетели в низинку и улеглись возле потухшего костра на берегу какой-то замерзшей речушки.

Сергей не стал распрягать псов. Кинул им по увесистой юколе. А сам нарубил кедрача, лег на кучу пахучих смоляных лап и поплыл, поплыл в дрёме куда-то.

«Интересно бы знать, сколько часов и верст отыграл у Иныла?» — раздумывал Сергеи. То, что это расстояние он прошел за меньший срок, сомнений не было. Вон какие они костры палили. Отдыхали, сколько требуется. Разве мог Иныл предположить, что красный уполномоченный отважится кинуться следом за ним — владыкой здешних мест?

Спал не очень долго. А проснулся освеженным. Быстро развел костер. Смолистый кедрач взялся дружно. И охапки пахучих лап, на которых спал, хватило, чтоб вскипятить полкотелка. Позавтракал куском юколы, сухарем и парой кружек крепчайшего чаю, поднял собак и двинулся в путь.

Высоко над ним сияла Полярная звезда, ковш Малой Медведицы медленно опрокидывался над ковшом Большой. Так и переливают они воду вечности, опрокидываясь друг над другом. И лишь Полярная звезда, последняя в Большой Медведице, висит недвижно, а они ходят вокруг неё.

Дымно сверкал Млечный Путь. Нарождался молоденький месяц. Его узкий серпик ещё не давал свету. Но вот потучнеет он и нальется, и ночами будет светло ехать.

Чтоб собачки поменьше выматывались, Сергей то и дело соскакивал с нарты и трусил, держась за баранту — нартовую дугу, толкал нарту на подъемах. На кормежке подкидывал вожаку и ещё двум-трем псам по две рыбины. Они работали на совесть, не подкорми — выдохнутся.

В общем-то, и собаки как следует не отдыхали, и сам он тоже. К концу третьего дня Воркунов уже с трудом боролся со сном. Он, наверно, немало отыграл у Иныла. Всё хотелось увидеть огонек в ночи, огонек иныловского костра. Пока ещё не видел. Но зола костра на ночевке каравана показалась Сергею теплой…

Он понял, что разрыв не так уж и велик. И теперь следует соблюдать осторожность. К каравану лучше всего подобраться с темноте, внезапно. Иначе шутки плохи Иныл знает, чем грозит эта встреча. И пойдет на всё, потому что терять ему тогда будет нечего.

Воркунов боялся, что нечаянно заснет. И упряжка привезет его, сонного, прямиком к Инылу.

При этой мысли Сергей испуганно вздрагивал, соскакивал с нарты и бежал рядом, от изнеможения валился на нарту. И опять к нему подкрадывался предательский сон. И он уже исколол ладони ножом до крови, чтобы боль не давала уснуть.

Но всё было напрасно. Даже крепчайший чай, от которого тошнило, перестал помогать. Видно, надо было останавливаться на отдых. Но ведь караван был, по всей вероятности, уже близко. Неужели он даст ему возможность оторваться?..

После полудня в воздухе стало темнеть. Северный край небосвода сделался лилово-темным. Зловещая темнота на глазах разрасталась, заполоняя небо. Шла пурга. Это было спасением.

Вот уже даль помутнела. Как-то по-особому, тревожно дохнул ветер. Солнце пропало. Повалил снег.

Сергей свернул в первую же низинку, чтобы устроиться на ночлег, пока не разыгралась пурга. Можно будет выспаться. Занесет его снегом вместе с собачками, самому черту в этой круговерти его не отыскать.

Да и караван заляжет. Так что дистанция сохранится.

Впервые за эти дни Сергей распряг собак. Кинул им корм. Свернувшись клубками, они в несколько минут стали неразличимыми на снегу.

Орудуя ножом, он прорезал дыру в твердо слежавшемся насте, выгреб зернистый снег. Устелил дно кедрачом. Привязав алыком вожака и намотав на руку этот алык, Сергей залез в берлогу. А пурга уже набирала силы. Со свистом неслись над землей летучие снега. В его тесной берлоге было тепло, покойно. И он тут же уснул.

Утихнет непогода. И он отдохнет. И тогда с новыми силами кинется за Инылом и настигнет его.

Он упивался этой погоней. Он готов был круглые сутки, без отдыха и сна, мчаться за караваном, на каждом перегоне сокращая расстояние.