Изменить стиль страницы

— Которого из этих красавцев пан за своего принимает?

Цыгане показали на буланого длинногривого коня. Нестерко закрыл коню ладонями оба глаза и так ждал, когда подойдет помещик.

Толпа окружила цыган, барин схватил коня за гриву.

— Мой! Наконец-то я его нашел! Какая грива — никогда не спутаешь!

— Если ясновельможный пан, он ваш, — не отнимая ладони от глаз коня, произнес Нестерко, — тогда скажите; какой глаз у него слепой?

Пан задумался, покрутил ус и сказал уверенно:

— Левый!

Нестерко отнял ладонь с левого глаза, и все увидели, что глаз у коня цел.

— Правый! — закричал пан. — Я же сказал — правый. Нестерко послушно снял правую ладонь. И правый глаз был целехонек!

— Тьфу, — сплюнул пан, — то не мой конь! — И под смех зрителей скрылся в толпе.

— Вот так ко всем пристает, — сказал цыган. — А то, бывает, стражников приведет, лошадь заберет. Как правду найдешь? Ну, теперь-то он к нам уж приставать не станет… Ах, кум, красиво ты его опозорил!

— Добрый конь! — сказал кто-то.

— Коня хвалят после дороги, а пана — когда вытянет ноги! — ответил цыган. — Ну, пойдем, кум, — обратился он к Нестерку, — поговорим.

Цыгане посоветовались и решили, что конюхов пани Дубовской не обманешь, поэтому нужно добывать очень-очень хороших коней.

— Много денег, — качал головой цыган с седой бородой, — ох много! Два раза по пятьсот рублей.

— Я за конями поеду, — сказал цыган в желтой рубахе. — Эх, сам хотел на них деньги нажить — за семьсот рублей любой пан купит такого красавца, да тебе, кум, их приведу. Здесь и встретимся перед Михайловым днем…

Цыган в желтой рубахе вышел из шатра вместе с Нестерком.

— Кум, ты приноси не тысячу, а пятьсот рублей, — тихо сказал он. — В том таборе за этих коней просят тысячу или медведя. Я знаю, где медведя за пятьсот можно купить. Я поеду за зверем, обменяю его на коней. С тебя лишнего не беру — неси пятьсот, кум! Только чтоб старики наши не узнали, большой шум будет, понял?

…Ярмарка гудела и бурлила. Там и тут раздавались предостерегающие крики, толпа расступалась и пропускала то вновь прибывшие возы, то пролетку с важным, усатым, как жук, барином, то косматого попа, степенно шествующего меж торговцев в сопровождении попадьи.

Стоило остановиться двоим, как к ним подходил третий, а где трое — там и четверо, и вот уже толпа, и бегут люди со всех сторон, и каждому хочется увидеть, что делается впереди. А там-то всего-навсегда два мужика из соседних деревень остановились, вспоминают, когда в последний раз вместе к корчмарю заходили выпить 'по чарке.

Толпы как рождались, так же быстро распадались, чтобы через мгновение вырасти в другом месте.

Прямо перед Нестерком, откуда ни возьмись, вынырнул подвыпивший мужичок с белым петухом в руках. За ним следовал красноносый толстяк и несколько умирающих от смеха зевак.

— Сват, ты ли это? — обратился мужик с петухом к Нестерку.

— Я, — согласился Нестерко.

— Купи, сделай милость, зайца, — протягивая петуха, продолжал мужичок. — Дешево отдам!

— Заяц мне ни к чему, — ответил Нестерко, делая вид, что не замечает подмигиваний толстяка. — Петуха бы купил.

— Петуха, сват, нет, — сказал мужик и внимательно поглядел на своего петуха. — Вот заяц есть… Русак!

И он неверными шагами двинулся дальше, а бредущие за ним зеваки остановились, чтобы всласть насмеяться.

Нестерко сошел с площади и оказался на небольшом лужке, загроможденном повозками и телегами. Здесь располагались на ночлег приехавшие на ярмарку мужики, многие из которых были с семьями.

«Как же добыть деньги?» — думал Нестерко.

В этот момент для него, бедняка, гроша медного за душой не имеющего, пятьсот рублей не казались сказочным богатством. Их нужно было добыть во что бы то ни стало — только и всего.

— А ну, кто хочет поучиться, как деньги добывают, — раздался писклявый голосок. — Кому деньги нужны? Подходи, научу!

Из-за телег появился кукольник. Верхняя часть тела его была закрыта круглой ширмой, которая прикреплялась к поясу. Над ширмой размахивал руками маленький мужичок в рваной свитке.

— Коли правду скажу — смекайте, а совру — не мешайте, как состарится моя сказка — так правдой станет!

Мужик выхватил из-под себя заступ и начал копать землю.

— Ай-ай-ай! — заверещал он и вытащил горшок. Это был клад — целая пригоршня золотых монет.

Тут на звон золота, как полагается, прибежал толстый поп с крестом, здоровенной дубинкой и начал кричать;

— Что ты делаешь, хлоп? Почему божий дар в храм не несешь?

— Да вот я его сажаю, — ответил мужик. — Приходите, батюшка, завтра — посмотрите, сколько вырастет.

Поп ушел, а мужик лег и заснул. Поп — видно, ночь прошла — пришел, разбудил;

— Давай золотые копать.

Мужик покопался в грядке — вынул несколько золотых.

Поп кинулся к грядке и стал разгребать землю.

— Хочу и я посеять, — сказал он, — зерно у меня есть…

Поп притащил мешок золота, и они вместе с мужиком его посеяли.

Потом мужик и поп вместе легли спать. Поп спал, храпел на весь огород, а мужик встал, выкопал все монеты, сложил их в мешок, да и унес. Затем вернулся, лег спать рядом с попом.

Утром поп копал, копал — ни одного золотого.

Разбудил мужика:

— Ничего нет!

А мужик отвечает:

— И на просо урожая не бывает, а тут на золото! Земля плохая!

Поп долго гонялся за мужиком, да так и не поймал, А мужик вытащил мешок и пошел на ярмарку… Потом появился уже на возу — вон сколько купил на поповские деньги!

«Деньги-то, конечно, есть у попов, — подумал Нестерко, отходя от кукольника. — Вот бы наняться к богатому попу какому-нибудь в работники. А уж тогда прикинуть, как деньги достать».

— Без причины дерево не сохнет, без кручины молодец не охнет! — раздался голос. — Что задумался?

Перед Нестерком стоял давешний попутчик — босой мужик с ежовой бородкой.

— День добрый! — улыбнулся ему Нестерко. — Продал товар?

— Сразу весь воз! — радостно хлопнул себя по животу мужик. — В корчме был уже… А у тебя как?

Нестерко рассказал — нужны деньги, вот бы к пану или попу на службу пристроиться!

— Видел попа! — воскликнул мужик. — Возле корчмы с приказчиком нашим стоял. Слышал я; ищет работника, чтобы на все руки мастер был.

— Богатый поп-то?

— А бис его знает! Богаче нас с тобой. Да уж ты там сам раскумекаешь. Тот поп, что собаку у нас хоронил.

— Из Удручан? — воскликнул радостно Нестерко. — А работник его где?

— Не ведаю, — пожал плечами мужик. — Небось там, где все поповские возы стоят, — возле церкви, с луговой стороны.

— Ну спасибо, надоумил! — Нестерко бегом направился к церкви.

Минуя дорогу, по которой двигались возы на ярмарку и с ярмарки, Нестерку пришлось остановиться.

Кричали мужики, смеялись хлопцы; телеги, возки, колымаги загородили проезд.

Посреди дороги сидел крутоплечий хлопец в рваных опорках. Он большими круглыми глазами смотрел на свои ноги и, разводя руками, говорил;

— То не я! Я был в сапогах! Где ж я, люди добрые! Оказалось, что хлопец заснул на возу, упал с него, да так и продолжал храпеть среди дороги, а злыдни сняли с него новые, только купленные на ярмарке сапоги и вместо них обули соню в рваные опорки.

Когда кто-то из возчиков разбудил парня, чтоб тот дал дорогу колымаге, парень вставать отказался.

— То не я! — кричал он жалобно. — Я был в сапогах!

Кончилось тем, что парня отнесли в сторону, положили на пригорок, и он заснул, улыбаясь; видно, приснилось ему, что нашлись сапоги, и он вместе с ними…

— Бывают гости нежданные, но желанные! — увидя Нестерка, радостно воскликнул Степан. — А я тебя, брат, вспоминал только что.

— Кого вспоминали, того и увидали, — присаживаясь У прохладной церковной стены, ответил Нестерко. — Вот, брат, какие дела…

И Нестерко рассказал все происшедшие с ним за это время события.

— Солнышко на ели, а мы еще не ели, — сделал вывод как всегда практичный Степан. Его пышные, цвета спелого жита усы от улыбки, казалось, становились еще пышнее: — Мы из батюшкиных запасов сейчас кое-что добудем!