Вельможа надолго задержал взгляд на ее обнаженных плечах, еще дольше — на крепкой, словно кокосовые орехи, груди. А когда увидел ее ослепительные ноги, звуки застряли в его горле и руки сами потянулись к хрупкой талии.
Сенетанх увернулась от объятий и усмехнулась.
— Я подарю тебе, — страстно шепчет Хеси, — пять золотых ожерелий.
— Нет, — мотнула головой красавица, позволив однако, вельможе слегка коснуться себя.
— Десять!
— Нет, Хеси... — ее удлиненные черной краской глаза закрылись.
— Пятнадцать!!
Сенетанх не успела набавить цену: за дверью послышался шум и кто-то постучал. Хеси мгновенно втолкнул Сенетанх в спальню и задернул плотную штору.
И вовремя: в первую комнату, иногда заменявшую Хеси мастерскую, вошел... Хену.
— Сенеб, Хеси!
— Сенеб... Видеть тебя — радость...
— Чем взволнован ты, спрашиваю я?
— Да вот, смотри, работаю я... Поднимал на стол эту скульптуру... Тяжелый камень...
— Желание твое исполнил я, Хеси: Сепа больше нет!
— Почил Сеп на своем великом месте, — с явным удовольствием ответил Хеси, думавший лишь о том, как бы спровадить мужа той, что спряталась рядом за занавеской. — Ты друг мне, Хену. Друг! Я приду к тебе завтра.
— Хорошо.
— А сейчас жертву богам хочу принести я: благодарность воздать молитвой им...
— Иду я, иду, Хеси. Пусть приятной будет твоя беседа с богами!
Хену ушел, тяжело и громко ступая деревянными подошвами своих сандалий. Вельможа устремился к Сенетанх. На этот раз его цепкие руки успели обнять ее. Сенетанх не сопротивлялась. Ее лицо стало бледнее, чем до визита Хену. Может быть, она слышала их короткий разговор? Или ее напугал приход мужа?
Вельможа не заметил происшедшей в ней перемены.
Горделиво улыбаясь, она подумала о том, что вот Хеси держит ее в своих руках, а на самом деле — он пылинка в ее ладони; вот он несет ее на ложе, а по существу лишь запутывается в ее сетях, как рыба; вот Хеси что-то говорит ей, а в действительности — она повелевает им.
Возгордилась Сенетанх.
А гордыня — глупая советница. «Теперь, — подумала она, — Хеси выполнит любое мое желание...» Не ведала она, что всегда была лишь игрушкой — особенно для вельмож, что таких воспитывали для себя они. Только для себя.
— Мне не надо золота, Хеси, — сказала она. — Ответь: сколько Сепов в Белых Стенах?
— Я не пойму тебя, Сенетанх.
— Знала я Сепа, у которого шрам на бедре. Слышала я, Хеси, осужден Сеп — без шрама...
— Где знала ты... первого? — страсть мигом покинула Хеси. Голос его стал твердым.
— Там, на берегу...
— Когда?
— Давно. В ночь, когда он хотел убить Нефр-ка, отца Кара.
— Кому же ты... рассказала об этом?
— Тебе. Сейчас.
Хеси вновь стал нежным, внимательным. Чутко прислушавшись и убедившись, что близко нет слуг, заранее отосланных им в свои комнаты, он, приняв новое решение, приласкал красавицу.
— Уйдем отсюда, Сенетанх.
— Куда, Хеси?
— На берег Хапи. Я давно не был с тобою там...
— Хорошо, — не оправившись от удивления, согласилась Сенетанх.
Они незаметно выскользнули из дома и спустились с холма, где за высокой стеной богатый дом вельможи. Река протекала почти рядом, но Хеси, обняв Сенетанх за плечи, увлек ее вдоль берега к северу.
Здесь пустынно, и черная безлунная ночь мгновенно укрыла их. Хеси вывел ее на ровную и гладкую тропинку. Сенетанх удивилась еще больше: если идти так дальше — они выйдет на высокий берег залива, где обитают священные крокодилы.
— Ты знаешь, куда ведешь? — спросила она.
— Знаю, Сенетанх. Не бойся. Там хорошая трава. Там никто не бывает в эту пору...
Снизу тянуло влажной прохладой. Ровное журчание воды прерывалось отчетливым чавканьем. Подойдя к краю обрыва, Сенетанх наклонилась, будто в этой могильной темноте можно было рассмотреть бугристые спины четырехлапых чудовищ... И вдруг — сильный толчок сбросил ее вниз.
7
Прошло несколько дней после казни мастера Сепа. На строительстве Та-Мери действительно стало спокойно: не падали камни на роме, не кусали их змеи, вода для питья оставалась свежей и вкусной.
Вовремя пришел им на помощь Главный жрец Птаха. Не будь его и богов — проклятый Сеп умертвил бы всех. Слава Хену! Его хвалили бригадиры, а жены рабочих продолжали носить ему подарки.
Ведь как удобно жить, когда над тобой есть боги и их слуги, верные посредники жрецы. Даже Мериптах, узнав о случившемся, ничего не сказал Тхутинахту, Да и что мог сказать он, сам моливший богов вновь даровать здоровье Туанес?
Но пока не помогали ей ни компрессы и окуривания, ни полынная настойка, ни кора гранатового корня, ни пчелиный яд. Мериптаху удалось прочитать несколько глав из древней книги, написанной Афотасом, сыном Мена, первого фараона Кемта, и «Тайной книги врача» самого Имхотепа. Да, видно, не каждому смертному дано проникнуть в значение металлов в жизни человека, воздуха, что, пройдя легкие, освежает сердце и из него по артериям бежит по телу.
Мериптах окрасил ногти Туанес на руках и ногах и синеющие губы в красный магический цвет крови, но боги не оценили его стараний.
Она бледнела и худела.
Чем больше богов, тем больше опасностей, что не только один из них может на тебя рассердиться. Наверное, потому говорят во все времена и у всех народов, что беда не ходит одна.
Исчезла вдруг Сенетанх!..
Кар сделал все возможное, чтоб хоть как-то напасть на ее след. Безрезультатно. Только сейчас почувствовал Кар, что значила для него Сенетанх. Тоска охватила его. Одна лишь память осталась: ожерелье, подаренное ей тем, кто почему-то назвал себя Сепом.
Вначале Кар хотел его выбросить, и только случайно оно осталось у него в доме. Сейчас Кар надел дешевое ожерелье на свою могучую шею и ценил его не меньше, Чем Сенетанх тот простой камешек, что он «подарил» однажды ей. И не снял даже тогда, когда по городу распространились слухи, будто Сенетанх сбежала от опротивевшего ей мужа в район Дельты с каким-то юношей. Глупый Хену не только не пытался ее разыскать, а проклял в своем храме. Да и зачем искать, если это так похоже на правду.
— Это так, — вздохнув, сказал и сам Кар в разговоре с Мериптахом.
— Все может быть, — меланхолически ответил Мериптах, — все...
Кар хотел рассказать о том, как он случайно подсмотрел Сенетанх в одиночестве, выбросившую свои подарки, кроме его камня. Хотел, но воздержался. Теперь это ни к чему. А нерассказанное подчас — дороже и ближе.
— Разгневали мы чем-то богов, — раздумчиво сказал в тот вечер Мериптах. — Может, оттого что маленький лев с головой человека, Шесеп-анх, найденный тобой в древней кладовой скульпторов, еще у нас? Ведь мы даже не знаем, чье лицо изображено на нем?
— Кто его знает...
— Отнеси его, Кар, на место. Хорошо?
— Отнесу, Мариптах. Это не трудно.
— Он ведь не нужен мне. Я сделаю своего льва совсем по-иному.
— Ладно, Мариптах. Отнесу. Успокою его дух...
НОЧЬ ШЕСТАЯ, печальная...
1
Кар идет в кладовую древних скульпторов. В левой его руке диоритовый Шесеп-анх, завернутый в пальмовые листья. Рядом — смельчак Миу. Дневная жара спадала, но заходящее солнце слепит глаза Кару, невольно замедляющему шаг.
Кот то и дело обгоняет хозяина: ему не мешает божественное светило — от холма, на котором раскинулся Город мертвых, легла длинная тонкая тень.
Изломанная линия Запада обагрилась кроваво-огненной полосой заката, предвещавшей бурю. И сейчас ветерок заметно посвежел, но пока еще прозрачен и шевелит лишь легкие зерна песка на поверхности барханов.
— Не будь нахалом, Миу, — сказал Кар. — Учись у меня скромности: не спеши...
Кот выгнул спину, поднял хвост к холодеющему небу и замурлыкал. Настроение у обоих — отменное.
Подойдя к знакомой, рассыпающейся в прах стене, кот приметил, что вход открыт, и шмыгнул в отверстие. Но услышал призывный свист Кара, встревожено ощетинился и вернулся.