Это значит корпусом рыжий, а грива и хвост белесые. Ну как у маршала Буденного! За спиной всадника красовалось ружье, у седла телипалась свежая дичь.

Молодые парни и даже мужики завидовали моей должности, хотя недавно посмеивались. Хорошо бы, шутками и кончилось. Нет, стали плести всякую небывальщину. В расчете на то, чтобы самим занять эту видную «должность». Как бы то ни было, каверза свершилась. Состоялась рокировка! Да, но у меня оставалась еще бескрайняя степь. Отобрать ее и хитрованам не под силу.

Степь я обожаю в любое время года, в любое время суток. Когда остаюсь с табуном на ночь, слежу за полетом стрепетов. Они веселятся и играют в небе перед наступлением сумерек. В летнюю ночь, лежа в траве, я наблюдаю за звездами, за перемещением планет. В эту пору суток степь звенит от звуков и голосов, исходящих от сверчков, кузнечиков. Мне кажется, что я нахожусь в концертном зале или даже в государственной консерватории.

Летняя ночь коротка и проходит быстро, как увлекательный кинофильм. Часов у меня тогда не было, я ориентировался по звездам, они никогда не подводили. А когда небо закрыто тучами, не менее точное время выдают жаворонки. По наступлению темноты эта серенькая птичка тихонько сидит в траве. Но едва забрезжит рассвет, все до единой взмывают в небо, наполняют воздух нескончаемыми трелями. Позывные их абсолютно точные, не уступают моряцким хронометрам.

С рассветом на душе веселей. Слышу, как играют на поляне беспечные зайцы. Как деловито устремляется в лесок Патрикеевна-лиса. Как бредут по своим делам, понуря тяжелые свои головы, волки.

Все. Рука писать устала. Поздравляю вас с праздником 9 мая, с победой над фашистской Германией. Валентин Рак.

Письмо двадцать третье

Долго не было вестей из Москвы. Наверно, наскучили письма с каракулями. А у меня созрел план: вести дневник.

К тому подзадорил гонорар с Всесоюзного радио. Почтальон принес 25 рублей 38 копеек. Куча денег за маленькую заметку. Я собрал друзей. Мы выпили, закусили. И Лиде на хозяйственные нужды 19 рублей осталось.

Я и теперь еще под хмельком. А перо чешется. Опишу один случай. Однажды весной была большая вода, а на скотном дворе кончилась солома. Стога далеко, в поле. Снарядили два гусеничных трактора и одни сани. Целый день ждали. Скотники и доярки переживали, что буренки останутся на ночь некормленые. У всех ушки на макушке: не гудит ли трактор? Тишина. Но вот из-за холма показался тракторист. Пеший. Все к нему: «Где солома?» Отвечает: «Трактор отказал, одним мотором не вытянуть».

Вызвали Видишева, бригадира, он механизатор еще эмтээсовской закалки. Каждая минута дорога. Бригадир посылает нарочного за своим другом Постниковым. И вдвоем отправились выручать братву из западни.

Прошел час, другой, третий. Из степи не доносится ни звука. Животноводы разошлись по домам, остались только дежурные.

Около полуночи кое-как дотащился тракторный обоз до МТФ. По сигналу тотчас же явились скотники. Прямо с саней разносили корм в охапках по кормушкам.

Вот что значит колхоз! Да разве единоличник мог бы ту скирду одолеть в одиночку? У бедняги от натуги пупок развязался бы. Гуртом, сказано, и батьку повалить можно. Вообще, если мужика русского расшевелить, он может горы своротить. Причем способен на великие жертвы. Жаль, вожаки никудышные. Талант им даден на шкоды, на несправедливости. И все от жадности да от холуйства. Когда я с этим сталкиваюсь в натуре, то борзею. И спуску не даю.

Сейчас у меня затянувшийся спор с правлением колхоза. Так что имейте в виду, что для Всесоюзного радио я не положительный герой.

У нашего Бочкарева сильный характер, к тому же и в верхах связи. Даже райком партии под себя подмял. С пастухом же совладать не может, потому как я костистый. Теперь он с главбухом изменили тактику: пытаются наладить со мной «товарищеские отношения». Иначе говоря, хотят меня купить. Но затея обречена на неудачу. Потому что на дурные деньги я не падкий. А это их еще больше злит.

Не хочу вас в свои дела втягивать. Сам разберусь. В. Рак.

Письмо двадцать четвертое

Веселая есть новость. Во дворе у нас поселились павлины. Хвосты пока небольшие. Но берем обязательство: к вашему приезду птицы обретут надлежащий вид.

История павлинов такая. Мой друг и товарищ детства работает директором пионерлагеря большого завода. С дружественным визитом к ним однажды пожаловал гость из Индии, чуть ли не падишах. И привез в дар нашей детворе пару изумительных птиц, которых мы видели лишь на цветных картинках да в мультфильмах. Первое время птицы мучились, переживали, не могли приспособиться к новым условиям. Однако приноровились и начали даже размножаться. Теперь в пионерлагере собственное стадо павлинов. И Антон Григорьевич, зная мою страсть к птицам, подарил мне молоденькую пару.

Поездка в Иловлю стоила немалых денег. Но я считаю, что оправдал затраты. Во-первых, развеялся, увидел новые места, встретил хороших людей. Во-вторых, обогатил свой птичий двор. Уверен, будет и практическая польза. Ведь павлины – любители колорадского жука. У нас же этой гадости видимо-невидимо.

Хорошо пошло дело и с индюками. Эта птица тоже своеобразная. Я отдал ее под ответственность ребятни. На их попечении и карликовые куры. Павлины, как и «карлуши», прибыли в наш дом не принесут, а душе приятно. На хуторе надо мной посмеиваются: «Зачем, Валентин, тебе павлины? Их же не едят». Я отвечаю: «В природе много такого, что люди не употребляют в пищу, но для жизни на планете необходимо».

Насчет павлинов у меня такие планы. На центральной усадьбе, в селе Лемешкино есть старинный парк. Он огорожен. А председатель сельсовета тоже большой любитель природы и разных диковин. Он слезно просит у меня павлинов для общественной пользы. Я согласен их передать, только пусть сперва окрепнут, подрастут. Валентин.

Письмо двадцать пятое

С тех пор, как мы подружились, стал я обращать внимание на журналистов, которых слышу по радио, вижу по телевизору. И вот что хочу сказать. Проблемы, которые очень беспокоят сельский народ, ваши коллеги излагают фальшиво. Такое впечатление, будто знать они все знают, говорить же прямо стыдятся. Как о срамном.

В сельской местности до войны (и в первые послевоенные годы) было много парней и девчат. Молодежь украшала деревни, хутора и села. Легко и весело справлялись молодыми руками колхозные работы. И хотя жизнь вокруг была нелегкая, работа трудная, подчас и грязная. Ребята и девчата крепко держались за землю, любили свою местность, были даже ярыми патриотами. А власти, как ни странно, силой отрывали молодежь от родной земли. И своего добились. Земное притяжение у народа русского ослабло. Я считаю, что в натуре скрытое вредительство.

Нынче стоят обескровленными крестьянские поселения. Вот в нашем колхозе угасли и зачахли три в недавнем прошлом полнокровные деревни. Возможно, и хутор Крутой исчезнет с лица земли. Не приведи Бог!

До крайности заострился и кадровый вопрос. Без молодых рук хиреют фермы. Старичье со скотиной не управляется. Начальство по команде сверху стягивает животноводство на центральные усадьбы – объединяет, укрепляет. В поселках доживают свой век бабули и дедули. Обрывается преемственность поколений. Не слыхать детских голосов. Школы закрывают. А там и магазинам приходит черед. Старики трясущимися руками заколачивают крест-накрест двери и окна, – едут доживать свой век к детям. А тем в городах самим трудно и тесно. И получается уже не совместная жизнь, а жалкое существование.

В семи верстах от Крутого процветала деревня Татьяновка, приятное для слуха название. Славилась, между прочим, красивыми девчатами. Считалось, если парень взял в жены девку их Татьяновки, ему сильно повезло. Но и местность вокруг была замечательная. Огибала ее полноводная речка. Вокруг простирались красивые луга. Поля представляли собой саженной глубины черноземы. Сама деревня по самые крыши утопала в садах. Всего десять лет назад в Татьяновке насчитывалось около сотни усадьб. Теперь остался неполный десяток. Грибок и плесень поедает заколоченные избы. Когда мимо едешь, жуть берет. Словно на тот свет угодил.