Медленно, неохотно она отстранилась.
– Таунсенд, – простонала Маура охрипшим голосом, полным удивления. Она улыбнулась Эвероду, испытывая непреодолимое желание поцеловать его снова.
– Ах, леди, вы меня искушаете, – вздохнул он.
Не принимая ее молчаливого приглашения продолжать, Эверод осторожно опустил девушку, пока ее ноги не коснулись вновь земли. Целомудренным движением служанки он поправил ее сбившиеся юбки.
Он отпускал ее.
Теперь, после огненно-страстного поцелуя, Мауру обидело то, что Эверод не стремился к продолжению.
– Я сделала что-то не так?
– Вы свою задачу выполнили с душой, и это заслуживает восхищения. Считайте, что условия нашего уговора соблюдены. Вы вольны возвратиться в дом, как я и обещал, – ответил он.
Он развернул ее лицом к дому и подтолкнул, не так уж и нежно, однако это движение далось ему не без труда.
Вообще-то Маура должна была бы благодарить судьбу. Эвероду явно наскучило ее дразнить, и теперь он готов был отпустить ее. Девушка сдержалась и не надула губки, но ей было обидно, что поцелуй так мало значил для него. Ночная тьма скрыла ее обиду и разочарование, но та же тьма мешала Мауре разглядеть выражение его лица, и от этого ее неудовольствие стало еще сильнее.
Она пошла вперед и вдруг остановилась.
– Вам не понравился наш поцелуй? – Она поморщилась, потому что легкая дрожь в голосе выдала ее чувства больше, чем ей хотелось бы. – Нет-нет, не отвечайте, не нужно! Я задала нелепый вопрос. Доброй ночи, лорд Эверод.
Маура слышала, что рассказывают о нем шепотом светские дамы. Эверод перецеловал сотни женщин, а десятки уложил в постель. Что же мог значить для такого искушенного соблазнителя один неумелый поцелуй?
Она не успела дойти до лестницы, как Эверод поймал ее за руку и снова притянул в свои объятия. Его рука легла ей на затылок, он заставил девушку поднять голову и посмотреть ему в глаза.
– Ты выглядишь такой невинной, – мечтательно протянул он, разглядывая ее лицо своими янтарно-зелеными глазами, в которых разгорался огонь. – В это верится с трудом, если вспомнить, что твоя лживая тетушка приложила руку к твоему воспитанию. А ведь Жоржетта терпеть не может ничего, что ей неподвластно. Она развращает людей просто из врожденной злобности.
– Милорд, я люблю свою тетушку, но все же я – не она, – спокойно возразила на это Маура.
– Невинная девушка или расчетливая искусительница… Но думаю, разгадка этой тайны ничего не изменит в нашей судьбе, – проговорил Эверод, а его рука между тем скользнула по плечу Мауры и сплелась с ее рукой. И ее руку он положил не на сердце себе, как ожидала Маура, а чуть пониже пояса. Она непременно отдернула бы руку, если бы Эверод не держал ее, вынуждая поглаживать рвущееся из одежд могучее орудие.
– Удовольствие женщины действует на мужчину как сильнейшее стимулирующее средство, – пробормотал он, поглаживая подбородком ее затылок. – Если уж простой поцелуй возбуждает меня, то я стремлюсь дальше – к тому, чтобы разложить тебя на своей постели и ублажить на совесть, так чтобы у тебя и тени сомнений не осталось, какое наслаждение я получил.
Маура выдернула свою руку подальше от того жесткого, длинного, чем он намеревался похитить ее невинность, если она не уйдет от него тотчас же.
– Я не принадлежу к числу ваших любовниц, – она резко отстранилась от Эверода, – тех, кто служит вам для недолгих развлечений, и кого вы прогоняете по своему капризу. Я дочь дворянина и невинная девушка.
Он равнодушно пожал плечами.
– Да какая разница, невинна ты или нет? Уж поверь мне, ты станешь извиваться не хуже любой ненасытной бабы, у которой между ног оказался страстный мужчина. Ты станешь царапать меня и молить, выкрикивать мое имя, когда я буду снова и снова врываться в твою влажную теснину, и так до тех пор, пока нас не сожжет до конца безумный пламень первобытной потребности, пылающий внутри.
Маура задрожала с головы до ног, когда ее мысленному взору представилась картина совокупления с Эверодом. На свою беду она вполне понимала, о какой первобытной потребности он говорит. Как и стоящего рядом мужчину, ее толкали все дальше загадочная власть этой потребности и предвкушение тех восторгов, которые она сулила. Когда ее поцеловал Роуэн, Маура не почувствовала ничего, кроме раздражения. Отчего же его старший брат так неудержимо притягивал ее? Независимо от того, стремился ли он к мщению, искал ли обычного удовольствия, лорд Эверод не принадлежал к числу джентльменов, за которых выходят замуж порядочные девушки. Полюбить его – значит навеки разбить свое сердце.
Полюбить.
Боже, только не это! Неужто она уже успела влюбиться в отчаянного волокиту? Не говоря больше ни слова, Маура изо всех сил рванулась к дому, взлетела по ступенькам со всей скоростью, какую позволяли длинные юбки, и мигом проскользнула в дверь. Она слышала, как Эверод тихонько посмеивается над ее поспешным бегством.
– Я приснюсь вам, милая леди.
Последние слова Эверода звучали у Мауры в ушах, пока усталость наконец не взяла над ней верх.
Глава 13
– Я надеялся, что ты объявишься, – сказал Фэйн Карлайл, герцог Солити, открывая дверь Эвероду. – А Кэдд и Рэм собирались зайти в «Прихоть Мойры» и еще в некоторые твои излюбленные заведения, чтобы посмотреть, нет ли тебя там.
Эверод снял шляпу и рукой пригладил волосы.
– Некоторые мои излюбленные заведения не годятся для Рэма как человека семейного. Если он там нарвется на неприятности, его графиня сделает меня евнухом.
Или одна из моих бывших возлюбленных.
Они с Солити прошли в библиотеку. Два часа ночи. В такое время слуги, должно быть, не встают с постели, А вообще-то Эверод не мог припомнить ни единого случая, когда дверь ему открывал не сам Солити, а кто-то другой. Он очень дорожил дружбой Солити и тем, что герцог старался создать для него какое-то подобие семьи.
– А где твоя герцогиня? – Пока они не вошли в библиотеку, Эверод старался говорить потише: он не хотел поднять на ноги весь дом.
– Спит. – Солити указал на бутылку бренди, но Эверод покачал головой. В голове у него и так все перепуталось, он не хотел туманить разум еще больше.
– Теперь, когда она ждет ребенка, она быстро утомляется, да и тошнота мучит ее постоянно, – объяснил Солити; в его зеленых глазах отразилась тревоги о женщине, в которой теперь для него сосредоточился весь мир. – Она презирает себя за то, что считает непозволительной слабостью. Джипси старается ей помогать, но у этой девочки талант превращать самое простое дело черт знает во что.
Вспомнив недавние проделки Джипси, герцог так захохотал, что повалился на диван. Он прижал руки к груди, будто боялся лопнуть от смеха. Ну если он и сожалел о прежней холостой жизни, то очень умело это скрывал. В прежние времена Эверод никогда не видел, чтобы его друг был так доволен жизнью.
– А у тебя что? – спросил Солити; веселость его утихла, он протянул руку за спину и поправил подушку. – Броули мне тут долго выговаривал за то, что я позволил тебе отойти от карточного стола.
– В задницу Броули! – хмыкнул Эверод.
– И то правда, – согласился герцог, нисколько не обижаясь из-за того, что его зятю нанесено оскорбление. – Но меня огорчает то, что он был прав. После происшествия в театре у меня сложилось впечатление, что ты решил держаться подальше от Уоррингтонов и этой барышни… Как бишь ее? Мэри? – Он сделал неопределенный жест.
– Маура… Маура Кигли, – подсказал Эверод, ни на минуту не веривший, что его друг забыл имя Мауры и ее положение в семье Уоррингтонов. Солити был умнее и сообразительнее, чем все les sauvages nobles, вместе взятые. – Племянница графини.
– А тебе она кто? – Солити сверлил друга взглядом. – Кэдд заметил, что ты увивался вокруг Мауры Кигли отнюдь не как двоюродный братец. А еще он…
Напоминание о том, что Кэдд проявил интерес к Мауре, вновь пробудило в Эвероде прежнее ожесточение.