– А я и не говорила, что они меня пугают! – надменно ответила ему Маура.

Эверод увлек ее в глубину сада. Мальчишкой он играл в этом саду и сейчас легко бы мог найти дорогу в лунном свете.

– Еще как пугают, – дразнил он, вращая Мауру, пока у нее не закружилась голова. – Еще как! – Он поймал ее руку. – Я знаю вашу тайну, Маура Кигли. – Виконт наклонился к самому ее уху. – Хотите, я скажу вам то, в чем вы еще не признались ни единой живой душе?

Маура не нашла слов, только отрицательно покачала головой.

Эверод проник под покров пелерины, наслаждаясь теплом и нежными изгибами женской фигуры, скрытой под накидкой.

– Вас пугают мои поцелуи, потому что вы желаете их больше всего на свете.

В ответ на это самоуверенное заявление Маура иронически фыркнула.

Продолжая одной рукой крепко прижимать ее к себе, Эверод другой рукой гладил ее по щеке. Чувствовалось, что Маура тянет время в надежде, что он потеряет бдительность и тогда она сможет убежать.

Эверод иной раз поддавался внезапным порывам, но он старательно оберегал то, что считал своим.

– Вы ведь сегодня хотели, чтобы я вас поцеловал. – И он приблизил свои губы к ее губам, дразня ее.

– Ничего подобного я не хотела. Вы бредите, лорд Эверод! – воскликнула Маура, стараясь оттолкнуть его и избежать этих манящих губ.

– Вы же в былое время называли меня по имени! Так, будто мы…

– Брат и сестра! – прошептала Маура, не сознавая того, что ее попытки увернуться воспламеняют его еще сильнее, чем прежняя покорность.

– Влюбленные. – И Эверод положил конец ее сопротивлению, снова горячо приникнув к ее устам. – Ну, назовите меня по имени! Хотя бы раз. Язык у вас не почернеет и не распухнет, если вы окажете мне такое снисхождение.

Двенадцать лет он никому не позволял такой вольности – называть его по имени. Таунсенд – такое имя носили предки его матери, и восходило это имя к XV веку. Все потомки этого славного рода, как и его мать, давно уже покинули этот свет. Когда-то Маура принадлежала к тем немногим, кто звал виконта по имени, а не по титулу. Но после изгнания из семьи он стал только Эверодом. И всякая любовница, рискнувшая назвать его по имени, горько пожалела бы о своем безрассудстве.

Так было до этого момента.

А теперь он хотел услышать свое имя из ее уст.

– Вы что же, забыли, как меня зовут?

Маура застыла в нерешительности.

– А если я назову вас по имени, вы позволите мне вернуться в дом?

Эверод ткнулся носом в ее щеку, чтобы она не увидела, каким торжеством вспыхнули его глаза. Она пыталась торговаться с ним, а ведь уже проиграла сражение! Эверод мог лишь умиляться ее простодушию.

– Даю слово! – торжественно произнес он, выпуская Мауру из объятий.

Уверовав, что ей удалось добиться своего, она отступила на шаг и восстановила между ними дистанцию.

– Ну хорошо. – И только тут она заметила, что Эверод увлек ее гораздо дальше от дома, нежели она полагала. – Таунсенд, – произнесла она ласково и при этом кивнула, словно ожидая, что он поведет себя точь-в-точь как дрессированная собачка в цирке.

Мауре предстояло еще многое о нем узнать.

Эверод не отступил. Извиняющимся тоном он произнес:

– Прости великодушно, но после стольких лет я ожидал большего.

– Большего? – в ее голосе прозвучала настороженность.

Он сделал неопределенный жест.

– Больше тепла. Больше страсти.

– Увы, мне недостает ни того, ни другого. – Маура попыталась обойти его сбоку. Он ленивым движением поймал ее за руку, притянул девушку к себе. Пока он не добьется своего, она не уйдет.

– Лжец! Негодяй! – Она негодовала, ибо считала, что он обманул ее. – Вы же обещали, что я буду вольна идти в дом, как только произнесу ваше имя.

– Я сдержу слово, – сказал виконт примирительно. – Со временем.

Он провел ее! Мауре хотелось пнуть что подвернется под ногу – так она была сердита. Слишком большое удовольствие получает Эверод, играя с ней, чтобы позволить ей ускользнуть так легко. Еще хуже то, что гордость подстегивала ее гнев и упрямство. Ей ведь не хотелось уходить от него. В доме Уоррингтонов ее ожидали долг и ответственность. А Эверод всегда олицетворял свободу и приключения. До тех пор пока они не встретились, Маура не осознавала в полной мере, как ей его не хватало. Когда они остались в саду наедине, она легко поверила, что эта ночь таит в себе какое-то волшебство. «Ну что за беда, если он меня поцелует украдкой раз-другой?» – так нашептывал ей внутренний голос, уговаривая ее не спешить. Взойдет солнце – и хрупкое перемирие между нею и Эверодом испарится, как утренняя роса; он вновь станет холодным и чужим человеком, который считает ее своим врагом, хотя сердце его противится таким рассуждениям.

– Ну что же вы, Маура? Сдаваться без боя – это так на вас не похоже, – сказал виконт, потихоньку оттесняя ее, пока она не натолкнулась на каменный забор, отгораживающий сад. – Если бы вы, скажем, назвали меня по имени и поцеловали нежно в губы, вот тогда я, наверное, позволил бы вам убежать и тепленькую постель.

– Вам хочется поиграть, милорд? – спросила она едко. Эверод рассмеялся, оценив ее чувство юмора.

– Да, радость моя. Почти все негодяи обожают безнравственные игры. Достанет ли вам смелости остаться и рискнуть своей добродетелью?

Какое-то темное неизведанное ощущение поднялось внизу ее живота. Маура задрожала.

– Только прикоснитесь ко мне, и я закричу, – предупредила она.

– Несомненно! – Он согласился слишком быстро, и ответ был подозрительно похож на обещание. – Так что же, милая Маура, поцелуете вы меня или хотите, чтобы я принудил вас к этому?

Она даже задохнулась от его наглости:

– Вы лишились всяких понятий о порядочности?

– Так и есть. – Эверод упер обе руки в стену, как бы заключая Мауру в клетку. – А вы, Маура Кигли, лишь оттягиваете неизбежное.

Поцелуй.

– Ну что ж, ладно, – сказала она с обидой, даже враждебно, как будто терпеть его ласку было для нее тяжким испытанием. – Нагнитесь: у меня затекает шея всякий раз, как…

Стены, делившие сад на участки, были высотой по пояс. Эверод подхватил Мауру и усадил на стену.

– Быть может, у меня и нет совести, но я не допущу, чтобы дама, желающая меня поцеловать, терпела неудобства.

Снова он над ней смеялся. Его янтарно-зеленые глаза сверкали, приглашая и Мауру забыть о строгости светских условностей.

Поцелуй же его!

Потому что еще немного – и все для нее будет отравлено сознанием того, что Эверод принудил ее к этому поцелую. Маура расправила плечи, желая показать, что ее не пугают ни сам Эверод, ни его поцелуи, от которых сладко ныло сердце.

Балансируя руками, чтобы не свалиться со стены, она наклонилась вперед, губы ее приоткрылись. Эверод, скрестив руки на груди, стоял прямо перед ней. Его снисходительная усмешка показывала, что он не верит в храбрость Мауры. Ну ладно, сейчас она ему докажет!

Девушка не удержалась на стене и неминуемо рухнула бы вниз, если бы Эверод не подхватил ее и не прижал к себе. Он недовольно ойкнул, когда обе ее протянутые вперед руки ударили его в грудь. Маура ухватила его за галстук и потянула к себе до тех пор, пока их уста не соприкоснулись.

Казалось, все звуки ночи отодвинулись куда-то далеко-далеко, когда девушка стала покрывать губы Эверода нежными поцелуями. Он застонал, прижимаясь к ее устам. Ободренная, Маура отпустила галстук, и пальчики ее переместились выше, обхватив виконта за шею. Он сжал девушку крепче, она даже раскрыла губы, дивясь его силе. Эверод не замедлил этим воспользоваться. Он всегда был по натуре завоевателем, и вот теперь его язык ворвался во влажные глубины ее рта, настоятельно побуждая ее не медлить с ответной лаской.

Ее тело повиновалось инстинкту. Мауру обдало жаром, когда она почувствовала, как соски до боли затвердели и уперлись в корсет. Она слегка потерлась языком о язык виконта, и эта столь откровенная ласка так взволновала ее, что даже голова пошла кругом. В глубинах ее существа зародилось и стало расти желание, грозя разорвать ее изнутри, если она не найдет пути к его удовлетворению. Это ощущение было сродни боли, волнение Мауры нарастало, и она напряглась, тесно прижимаясь к Эвероду. Теперь Маура хотела от него большего. Она еще не осознала, чего именно, но чего-то куда опаснее простого поцелуя.