Новая порция 'у-ы-ы-ы-ы'. Надо пресечь:
— И что он ответил?
— Ну, я его совсем врасплох…
Тут она, видимо, представила, за каким занятием застала мужа врасплох. И снова взвыла. Потребовалось ещё какое-то время, чтобы её успокоить.
— И говорит, — Анастасия саркастически изменила голос, подражая интонации мужа: 'Прости! Давно хотел сказать. У меня есть другая женщина'.
Да, рубленые фразы Виктора ей удалось изобразить мастерски.
— Что мне делать, Антон?! А тут ещё эта милиция…
— Постойте, при чём тут милиция?
— Меня задержали-и! А я ничего… Я не понимаю, чего они хотят…
Та-ак, интересненько… Час от часу не легче! Какая милиция? Откуда милиция?
— А я не дома-а… Я поехала к нему… Я хотела всё ему высказать! Какой он…
А, тогда понятно. Значит, ГАИ…
Дэпээсники любят иногда поохотиться на машины богатых барышень. И кровь себе погреть столкновением с 'сильными мира сего', и подзаработать. Нет, они не останавливают просто так, для пошлого и в данном случае весьма рискованного подчас вымогательства. Здешние гаишники не дураки, чтобы придираться к отсутствию аптечки в навороченном 'лексусе'. Тем более, что она там есть. Дураки на этой трассе не выживают. А уцелевшие тактику 'боевых действий' с богатыми водителями освоили отлично. Этакие маршалы Жуковы. С полосатыми жезлами вместо армий… К тому же каким-то верхним нюхом чувствующие, с кем из нарушителей не стоит связываться вовсе, а на ком можно срубить, как они говорят, баблоса.
Тем более что Кутузовский проспект — идеальный полигон для подобного рода вялотекущих, но постоянных военных действий. Когда он пустой, то буквально вынуждает подхлестнуть все свои триста 'лошадок', и без того нетерпеливо бьющихся копытами цилиндров. И оп-па! Превышение. А когда, наоборот, Кутузник, словно варикозная вена, вздувается автомобильными пробками, — само собой получается на осевую выехать. Хотя бы на секундочку, хотя бы для обгона. А это уже 'встречка'. И кудесник палки и свистка — как раз на месте!
В девяностые, бывало, всё проходило по-простому. Даже дверца не открывалась. В приоткрытое окошко с одной стороны купюра появлялась, а с другой — всасывалась. И довольные друг другом контрагенты расходились.
Теперь такого романтического беспредела больше нет. Теперь надо поговорить, разобраться, поторговаться. Но порядок тот же — договориться, в принципе, можно. 'Тарифы' разве что другие. Двадцаткой 'зелени' уже не отделаешься. А решить всё лучше на дороге, а не в управлении ГИБДД и не в суде. Там будет дороже.
И что сейчас случилось? Никого не подбила, не переехала, ни в кого не врезалась?
— Настя, передайте, пожалуйста, трубку старшему из них, — прошу я мягко. — Я поговорю…
* * *
Первой реакцией Анастасии на слова мужа было полное, всеоглушающее отчаяние. Словно кто-то очень родной умер.
Или она сама умерла?
Ерунда это, что мужчины выбирают себе жён. Это Настя выбрала его. Ещё в Плехановском. Она поступила, он уже заканчивал. Трудно пересечься в большом вузе при таких обстоятельствах. Но — случилось.
Красивый? Да, красивый. И чувствовалась в нём какая-то звериная грация. Он передвигался неподражаемой хищной стелющейся походкой. Походкой наёмника, как она тут же про себя решила. Не сильно широк в плечах, но пропорционален, как Аполлон. Не тот пошлый из банальных женских мечтаний, а настоящий такой, из-под резца греческого скульптора.
И ещё чувствовалось за ним что-то острое, тревожащее. Прямо за его плечами прищуривалось. В Настином кругу было редкостью, чтобы парень в наше время уходил в армию. А Виктор отслужил. Он не говорил тогда, где и как. Но виделся за ним некий другой мир, в котором он был своим. И мир этот был непрост и, видимо, далеко не безопасен. Ибо угадывалась в повадках этого парня привычка принимать решения быстрые, как удар. Ответственные. Решения, которые нередко приводят далеко не к одним словесным дискуссиям.
Лишь позже она узнала, что он 'прихватил' службу в Нагорном Карабахе, в одной из тех 'горячих точек', на которые распадался в своё время умирающий Советский Союз. Участвовал в боевых действиях, стрелял в людей, сам был ранен…
Возможно, эта школа настоящего вооружённого конфликта потом и помогала ему в бизнесе. Но тогда Настя выбрала своего будущего мужа не за качества успешного предпринимателя. О которых и не знала. А именно за это: за тревожащую тайну. И характер, за которым словно стояла лязгающая танковыми траками сила.
И когда это всё вдруг — вдруг, в одну страшную секунду! — стало чужим…
Анастасия сидела около телефона, не в силах пошевелиться. Лишь слёзы, неудержимые слёзы начали торить путь по щекам. Она ничего не чувствовала, совсем ничего, кроме пустоты, — а те уже словно знали, что произошло крушение. И побежали с тонущего корабля…
А дальше…
Сознание как будто отделилось от тела. И в свободном полёте над ним наблюдало, что происходит. Ничего не говорило, не подсказывало, ничем не руководило. Как Кутузов при Бородинском поле, сидело на складном стульчике и отстранённо следило за ходом битвы.
Битвы кого с кем? Или чего с чем? Отчаяния с надеждой? Нет, у Вити не тот характер, чтобы она могла на что-то надеяться. Потому отчаяние не нуждалось в сражении — оно, как мародёр, обрушилось на поле, оставленное противником.
Да, сеансы у психотерапевта сыграли некоторую роль. Поэтому Настя держалась. Внешне — едва ли не невозмутимо. Если б не предательские крысы-слёзы, ничего особенного в её действиях нельзя было и заметить.
Дошла до шкафа, взяла брюки, блузку, жакет свой любимый, начала одеваться. Подкрасилась у зеркала. Пальцы даже не дрожали.
Но в мозгу как будто зажглась звёздочка, яркая, очень болезненная в своей яркости звёздочка. И она росла, расширялась, выжигая всё вокруг себя острыми, словно шипы, лучами. Шипы вонзались в нервные узлы, рвали мозг, упирались в череп, вызывая всё большую и большую боль.
Настя ещё помнила, как вывела машину, как выехала за ворота. Как вывернула на шоссе. А в мозгу всё светлело и светлело. Словно солнце, красное и нежаркое ранним утром, забиралось выше по небосводу. И становилось ярче и ярче… пока не взорвалось ослепляющим осознанием.
И после она уже ничего не помнила. Ни как проскочила мимо поста на въезде в Москву. Ни как всё больше и больше наращивала скорость, пока ехала по Рублёвке. Ни как яростно сигналила неповоротливым увальням, что занимали левый ряд, никуда не торопясь. Ни как вырулила из-под моста на Кутузовский, даже не посмотрев налево, из-за чего мчавшуюся прямо машину буквально отшвырнуло прочь. Ни как от неё шарахались другие водители. Ни как, в отчаянии от их тупости, она выскочила на разделительную. Ни как в последнюю секунду увернулась от стоявшего на ней милицейского 'форда', ни как за ней началась погоня, ни как её прижимали к обочине у Поклонной…
И только зажатая спереди 'фордом', а слева — чёрным 'мерсом' подрезанного ею милицейского подполковника, она пришла в себя.
И боль её вырвалась наружу…
* * *
Моё знакомство с Анастасией Серебряковой началось за полгода до этого вечера. Обратилась она по поводу плохого самочувствия.
Когда-то миловидная женщина, тогда она действительно не годилась для обложки глянцевого журнала. Даже принимая во внимание 7-месячную беременность. Бледное лицо, аллергическая сыпь, под глазами круги. Раннесредневековая живопись и святая великомученица Агнесса.
Жаловалась на постоянную слабость, головную боль, изжогу и боли в желудке. Причём старания 'телесных' медиков по лечению серьёзного эффекта не давали. Скорее всего, потому, что соответствующей 'клиники' не обнаруживалось. Физически здоровая женщина.
Приняли верное решение, что в данном случае соматику угнетает психика. И рано или поздно всё закончится реальной язвой желудка и эссенциальной гипертензией. Ну, а дисфункция ВНС уже, можно сказать, в наличии.
В общем, направили к невропатологу, тот, соответственно, порекомендовал психотерапевта. Ну, а там сработал слушок об 'экстрасенсорном' мне.