Изменить стиль страницы

– Ну, что, пошли? – Обратился к оставшимся. Не дожидаясь реакции, вошел в парк. Те быстро догнали и заняли прежний порядок по охране высокопоставленной персоны. По одному с каждого бока. Трое спереди и столько же сзади. Направлялись в глубь парка. Темнело, прямо, на глазах. Остановился и закурил.

– Значит так, двое притащат сюда скамейку. Еще двое отправляются за дровами, остальным разойтись. Третий, распорядись. Скамейку поставите вот сюда, – указал пальцем на место, расположенное метрах в пяти от берега пруда. Третий распределил уродов, и они бегом кинулись исполнять волю цесаревича Юрия. Хрен его знает, может, скоро стану полновластным царьком, этой замкнутой вселенной?! Они вроде, так и думают.

Скоро принесли скамейку. Взял у второго плащ, свернул и положил на скамейку. Сел и снова закурил. Прежде, чем закрыть глаза, сказал:

– Третий, пошли еще двоих, пусть помогут дрова готовить. Топлива должно быть много.

Двое, не дожидаясь молчаливых приказаний выслуживающегося третьего, тоже орденов захотели, суки, метнулись, звеня в темноту. Оставшиеся четверо образовали квадрат, в его центре сидел я. Они вперились глазюками в густеющую темень. Ревностно несут службу, не упрекнешь.

Какие ответы хотел найти здесь? На какие вопросы? Зачем сижу в этом парке, на этой холодной скамейке?! Если та крыса вцепилась неслучайно, значит, я стал для них врагом, другим. А для себя? Остались ли во мне остатки человеческого? Если они нападут, что придется драться с ними на стороне Других?! Это значит уже не поздно, а сразу принять предложение Атмана. Выходит, все забыть и простить?! Простить, прежде всего, самого себя?

Теперь альтернатива. Если крыса бросилась случайно, рефлексивно, ослепленная смертельной яростью ко всем антропоморфным? Тогда с крысами я по-прежнему союзник против Безумного бога. Почему постоянно вынужден выбирать из двух зол?!! Зачем вообще какой-либо выбор!!! Не хочу! Разве нельзя остаться вне схватки?! Раздался шум. Он отодвинул вопрос на неопределенное время.

Открыл глаза. Из темноты вылетел Другой с шевелящимся мешком на спине. Третий выхватил меч и молниеносно рубанул Другого по живому горбу. Удар был настолько силен, что перерубил и урода, и вцепившуюся ему в спину крысу пополам. Куски тел почти бесшумно попадали на землю.

Я выхватил пистолет, передернул затвор и бешено заозирался в поисках врага. В кого стрелять?! Это единственный вопрос, определявший мое дальнейшее существование. Вернее не вопрос, а правильный ответ на него. Даже не ответ, а конкретное действие, – выстрел. Телохранители уже выстрелили. Времени перезаряжать арбалеты, не было. Отбросив их, выхватили мечи. В темноту полетели дротики и метательные ножи. Наконец появились нападавшие, большие серые крысы. Впрочем, в сумерках все крысы серы. Темнота выстреливала ими, как из пулемета. Они наскакивали, вцеплялись в яростно отмахивающихся мечами Других. Темень вышвырнула какое-то кишащее месиво. Это был урод. В него вцепилось три крысы, рвали его кусками, живьем.

– Хозяин, бегите!!! Мы их задержим!

Обращение "хозяин", вывело меня из заторможенного состояния. Вытянув руку, сжимающую пистолет дважды выстрелил в крест, обведенный кругом. Третьего, нарушившего правила игры в молчанку, словно, пнули в спину. Выронил меч и повалился вперед. Сразу его накрыла беспрерывно копошащаяся серая масса.

Развернулся, выстрелил в ближайшего из оставшихся трех других. Потом, уже не останавливаясь, начал палить, вращаясь вокруг себя. Беглый огонь по собственным телохранителям, ставших целями! Один упал. Двое других развернулись и кинулись ко мне, размахивая мечами. Я жал и жал на курок, но ничего не происходило. Патроны кончились! Перезаряжать не было времени, не успеть! Перекинул пистолет в левую руку, правой рванул из под полы верный, попившей другой крови нож. По сравнению с мечами он был не больше зубочистки. Но выбор сделан! И где-то, в чем-то был готов заплатить за него жизнью. Один из уродов не успел добежать. Упал под тяжестью, воспользовавшихся, незащищенностью спины крыс.

Второй замахивался на меня мечом. Я склонился, прыгнул вперед, одновременно, крюком, – снизу-вверх ударил Другого в живот, под кирасу. Попал в незащищенное железом место. Еще больше надавил на нож, погружая в тело до рукоятки.

Что-то больно ударило по спине. Испуг исчез, как только понял, что это не удар меча. Он выскользнул из ослабленных смертью рук Другого и падая, плашмя задел меня. Тварь повисла на ноже. От падения удерживал кинжал, зацепившийся маленькой гардой за край панциря. Толкнул его рукой, все еще сжимающей пистолет, в грудь. Дернул нож на себя. Он качнулся и упал, гремя броней, сверкая блеском стали. Сейчас же на него накинулось три крысы. Одна большая, за то время пока один раз моргнул, успела отгрызть голову.

Оглядел побоище. Стоявших на ногах Других не было видно. Насчитал шесть больших, шевелящихся комов. Где-то должно быть еще четыре урода.

Вдруг прочувствовал, какое-то легкое прикосновение к ноге. Там сидела черная крыса и, задрав голову, смотрела на меня.

– Привет, малыш. Славно мы их уделали!

Она потерлась об меня боком.

– Других было десять, где-то еще четверо бродит.

Крыса отбежала, к ней с разных сторон приблизился десяток серых воинов. Они побежали к выходу из парка. Оставшиеся заканчивали чумной пир войны. От Других остались трудноопознаваемые ошметки. Подошел к месту, где завалил третьего, – кавалера.

– Ну, что, брат, не заслужил ты ордена зеленых подвязок Красноречивого молчуна? Молчать надо было! Может, это послужит небольшой компенсацией за твои ратные подвиги?.. – Мучительно собрал во рту остатки слюны, имевшей привкус крови, плюнул на спину убитого Другого. Эта война не знает жалости и компромиссов, законов и традиций, как и любая другая. Осквернив поверженный труп врага, ты вновь наслаждаешься его смертью.

Пока выполнял похоронный ритуал, большинство серых теней растворилось в темноте. Рядом остались две большие крысы. Вроде пасюки. Одна, совсем как Шура в свое время, подбежала и вцепилась в штанину. Пятясь, развернула меня влево.

– Тише, ты, штаны порвешь. Они немалых денег стоили.

Крыса настаивала, продолжая тянуть за собой.

– Да, понял я, понял. Сейчас пойдем. – Освободился от ее зубов. Вернулся к скамейке. Взял плащ и тщательно вытер лезвие своего ножа. Отбросил тряпку, опустил нож в ножны. Вытащил из пистолета пустую обойму, отбросил к плащу. Вставил другую, с тремя последними патронами. Взвел, поставил на предохранитель.

– Успею застрелиться, если, что. – Сказал очередному, на этот раз серому провожатому.

– Как в том анекдоте. Покойный покончил жизнь самоубийством, трижды выстрелив себе в голову. Ну, пошли? Куда ты там тащила?

Пошел следом за спешащей крысой, на ходу закуривая. Вторая незаметно испарилась. Пошли влево, в глубину парка, если стоять лицом к СКК. Не знаю, сильно ли изменился статус кво, но крысы по крайне мере не строили из себя заботливых телохранителей. Мы шли и шли. Парк казался бесконечным. Вдруг впереди, в темноте, что-то блеснуло. Потом еще и еще раз. Наконец вышли на прямую, к уменьшенному расстоянием источнику света. Это был костер. Сколь бы разумными не были крысы, способности разжигать костры за ними не замечал. Значит это кто-то другой. Вот, только, что это за другой?!

Пятое.

Провожатая забежала за спину и, подтолкнув боком, задала нужное направление. К костру. После чего взвизгнула, распростерла хвост параллельно земле и скачками унеслась в окружавшее со всех сторон ничто.

Делать нечего, надо идти туда. Если крысы притащили сюда, значит, была тому причина. Во время нападения, они сразу приняли меня за своего. Ни одна не сделала попытки напасть. Хотя в противном случае, их скоростные способности легко давали такую возможность. Они нападали только на Других. Выходит, там, у костра, греет кости их союзник и враг Атмана и Других. Уж не та ли это вторая сила, проявившая себя только раз, под мостом. Когда чуть не утопила Наташу и меня. Малах Га-Мавет очень на нее рассчитывал, было время. Зря. На что надеяться мне? Хотя, если бы хотел убить этот таинственный крысовод, проблем бы не возникло. Шепнул бы своим зубастым друзьям и все… Да, черт с ним со всем! Может посижу, у костра погреюсь? Горячего чайку попью. Вдруг и покушать дадут? От такой мысли в желудке радостно и жадно заурчало. Думать нечего, иду вперед!!!