– А если Магистр вернется?

– Тогда энергия Илая обратится против нас, если не успеем выдавить из него раба.

– Разве ты не закончил? – не поднимая головы, подал голос Инсилай.

– Нет, поднимайся, сейчас у нас дела поважнее. Ты меня крайне обяжешь, если будешь двигаться побыстрее.

Перед глазами у Волшебника плясали огненные чертики, виски долбила стая дятлов, а лопатка с татуированным скорпионом и тауровской отметиной, с точки зрения Инсилая, у него попросту отсутствовала, так как Локи выдрал ее без наркоза вместе с клеймом. «Лучше сутки у ворот Альвара, чем пять минут под руками Локи», – понял Волшебник, изнывая от боли после последней процедуры, и, не дожидаясь повторного приглашения, приподнялся на полу.

– Как ты? – шепотом спросил Краш и, заметив, что Локи отвернулся, подал Илаю руку.

– Как ржавое ведро, паровозом перееханное, чуть тронь – и в труху, – проворчал Инсилай, кое-как поднимаясь на ноги с помощью Краша. Пол под ногами предательски качнулся.

– Кофейку попей, – предложил Чародей, – пока не развалился окончательно. Отличный кофе, Локи творил.

Волшебник с тоской посмотрел на дымящуюся у его ног чашку: нагнуться за ней – за гранью возможного, попросить подать ее – признаться в своей слабости. Он искоса взглянул на Краша, надеясь, что слов не потребуется. Тот понял и быстро подал посланцу кофе.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Инсилай. Рука его дрогнула, большая половина содержимого выплеснулась, Волшебник взглядом остановил его на лету и вернул в чашку.

«Что ж я сразу-то не догадался глазами поработать, – подосадовал про себя Инсилай. – Да просто забыл. Забыл, что я Волшебник. Ну, докатился. Докатишься тут, когда в голове ничего, кроме страха новой боли, а в теле – старой в избытке. Плохо. Надо из этого царства страданий выкарабкиваться, или сожрет боль последние мозги. Не чувствовать, не бояться, не поддаваться». Усилием воли Инсилай заставил себя отвлечься от жгущего огнем клейма на лопатке и, взглянув себе под ноги, заметил на полу следы кофейной гущи.

– Кто гадал?

– Я, – не оборачиваясь бросил Локи.

– Но там выпало…

Это не твое дело, что там выпало, – Локи обернулся, чашки и кофейные пятна исчезли с пола. – Ты, слава Мерлину, уже жив, значит, Таур в пути. У нас мало времени, так что, будь любезен, не по чужим чашкам шарься, а займись своей. И поторопись, пожалуйста.

– Но ведь… – Инсилай не успел договорить.

– Придержи язык и не суй нос в чужие дела, – резко оборвал ученика Маг, в голосе его послышался металл.

Краш вздрогнул от неожиданности, Варвара, собиравшая сумку, чуть не выронила термос, который держала в руках. Перед ними был совсем другой Локи, властный и безжалостный. От него веяло холодной беспощадностью. Волшебница украдкой взглянула на Инсилая, будто ища у него поддержки, Краш шарахнулся в сторону, инстинктивно ретируясь с линии возможного огня. Что-то неуловимо обидное проскользнуло в интонациях Локи, Чародей очень сомневался, что Посланник ответит учителю вежливой улыбкой. Интуиция не подвела Краша.

– Это и мое дело, – заупрямился Инсилай, его брови сошлись на переносье, пальцы сжались в кулак. – Там выпала смерть, я хочу знать, кто умрет.

– Ты, если не прекратишь болтать чепуху, – Маг покосился на ученика и пол под босыми ногами Волшебника вдруг замерцал тлеющими углями. – Заткнись, наконец!

– Не ори на меня. – Инсилай поморщился, взглянул на огненный ковер у себя под ногами и сделал шаг в сторону. – Какого черта, я, что, похож на филе молодого барашка? – Глаза его полыхнули яростью, и Локи до колен обратился в камень.

– Ах ты, змееныш! – Маг с видимым усилием освободился из каменного плена, и клубок шипящих гадюк, сорвавшись с его руки, полетел в Посланника Мерлина.

– Не дождешься! – Волшебник плеснул на змей остатками кофе, и гадюки посыпались на пол, на лету превращаясь в сухие ветки.

– Прекратите! – попыталась вмешаться Варвара. – Вы с ума сошли, оба! Нашли время выяснять отношения!

– Не лезь! – Локи, не оборачиваясь, прикрикнул на Волшебницу. Карательных мер в ее адрес не последовало. Пробежала, правда, около нее одинокая мышка, но были это происки Мага или местный грызун, никто разбираться не стал.

Разыгравшаяся Чарка, припав на передние лапы, самозабвенно лаяла на дракона. Задняя половина собачьего туловища при этом беспорядочно скакала по кухне на длинных, ломких, как у кузнечика, ногах, сметая на своем пути все что ни попадя. Дракон на доберманшу никакого внимания не обращал. Сосредоточенно сопя, он карабкался на стол, пытаясь добраться до стоящей там ванночки с водой. Коротенькие толстые лапки рептилии были плохо приспособлены к альпинизму, и дракон постоянно сползал вниз к великому восторгу Чарки.

– Софа! – заорала из комнаты Вера Абрамовна, потеряв всякое терпение. – Или ты немедленно прекратишь этот бедлам, или будешь гавкать на берегу вместе со всем этим зоопарком. Если тебе плевать на мои нервы, так хоть соседей не изводи! Мадам Горцехович уже сто лет и последних тридцать она, слава богу, не слышит даже пожарную сирену. Не надо лечить ее уши!

– О, – немедленно возмутилась Софка откуда-то из недр квартиры, – я, конечно, гавкаю громче всех! Это все Тинкин ящер, пусть она его и усмиряет!

– Софа! Замолчи собаку, или я встану и замолчу вас всех. Ты меня поняла?

Вера Абрамовна могла бы и сама навести порядок, но, как назло, именно сейчас она дозвонилась до неуловимой парикмахерши Ноны и не имела ни малейшего желания жертвовать своей завтрашней прической ради липших пяти минут тишины сейчас. Софка вздохнула и пошла гонять доберманшу, Вера Абрамовна продолжила прерванную беседу.

– Ноночка, это ужас! – жизнерадостно прокричала она в трубку. – Они взялись меня уморить, я тебе говорю! И это каждый день! Я за себя вспоминаю только два раза в сутки, когда борюсь с кариесом. Уже не помню, как я выгляжу без щетки в зубах.

Пока Софка тащила из кухни упиравшуюся всеми четырьмя лапами собаку, дракон все-таки добрался до воды и плюхнулся в наполненную до краев ванночку. В полном соответствии с законом Архимеда, погружение в жидкость столь объемного тела повлекло за собой вытеснение на пол не менее внушительного количества воды. Чарка вырвалась из рук хозяйки и радостно прыгнула в образовавшуюся лужу, брызги полетели во все стороны.

– Дура! – дремавший в сторонке Боря, попав под холодный душ, взлетел на подоконник и в негодовании захлопал крыльями. – Чарка, дворняжка паршивая! Дур-реха!

Доберманша восприняла его крики, как поддержку, и, поставив передние лапы на ванночку, с упоением продолжила облаивать дракона. Дракон флегматично играл в колесный пароход на Миссисипи, шлепая лапами и пуская дымные сопли, в одном повезло – не гудел. Девочка немного растерялась, вспомнила о скандальной соседке снизу, заливать которую можно только через суд, и, плюнув на резвящуюся живность, рванулась к тряпке. Поскользнулась на мокром полу, ноги поехали вперед, Софка назад, равновесие было безвозвратно утеряно, пытаясь сохранить его, она схватилась рукой за ванну. Не помогло, и Софка с жутким грохотом растянулась посреди кухни. Откуда-то сверху на нее спланировали все еще плывущий дракон, холодный водопад и, как апофеоз водной феерии, детская ванночка, мокрая, но пустая.

Софка, осторожно приоткрыв один глаз, оценила объем разрушений, убедилась в относительной целостности своей личности, малость придавленной ванной и, решив, что куда безопаснее в данном конкретном случае быть жертвой ситуации, нежели ее виновником, изобразила глубокий обморок, оставшись лежать в луже. Чтобы сохранить остатки прически, голову ей пришлось уронить на дракона, мокрый, конечно, зараза, но лужа-то еще мокрее.

– Караул!!! – заголосил карикус, свесившись с подоконника. – Пожар!! Грабят!!

Сбежались все.

– Убилась! – ахнула на весь квартал прибывшая первой Вера Абрамовна и замерла в дверях, основательно затруднив подход к месту происшествия остальным членам спасательной команды.