– - Она выросла у нас; все понимает, посмотрите, я ей скажу: пойдем, Машка, в лес!

И Феклуша побежала к воротам; коза за ней. Феклуша споткнулась и вскрикнула; лицо ее приняло плачевное выражение, и, потирая свою маленькую ножку, она сказала:

– - Ах, я ушибла ногу!

Я кинулся ее подымать, приняв все это за истину, но Феклуша премило улыбнулась мне, а Машка ее забегала около нее и лизала ей руки. Феклуша вдруг рассмеялась, вскочила и, потирая пальцем о палец, говорила, бегая:

– - Обманула, обманула!

Коза догоняла ее, злилась и старалась сшибить с ног.

Я стоял посреди двора и, следя за деревенской Эсмеральдой5, думал себе о том, что женщина-кокетка может обойтись без салона, кушетки, собачки и прочего. Гибкость талии, маленькая ножка, ловкость -- все это сумела выказать Феклуша в игре со своей Машкой. Устав бегать, Феклуша села на крыльце, а коза улеглась у ее ног. Раскрасневшиеся щеки, блестящие глаза столько придали одушевления лицу девушки, что я не мог оторвать от нее глаз. Я забыл о своем намерении идти домой и болтал с Феклушей, наблюдая за краской в ее лице, которая, как зарево, постепенно погасала на нем. В это время я забыл все; я наслаждался красотой, но скоро явились глупые старики со своей неизменной фразой:

– - Феклуша, что же ты гостю не покажешь огород?

– - Хорошо-с! -- отвечала дочь.

Мне показалось, что Феклуша конфузилась нетонких уловок своей матери, и мне стало жалко ее. Однако меня повели в огород. О, сельская жизнь! Как все украшаешь ты! Репа, морковь и другие овощи, как я узнал, были тоже под надзором Феклуши. Она прикрикнула на девчонок и мальчишек, занимавшихся кражею овощей, вместо того чтобы шелушить горох. Только что Феклуша принялась мне показывать свой двухаршинный парник, как сделалось в огороде сильное смятение и детские крики и смех огласили воздух:

– - Машка, Машка!

Коза, как бешеная, бегала по грядам, срывала и ела зелень. Феклуша, я и все мальчишки стали выгонять козу, которая делала уморительные прыжки, сбивала детей с ног, даже меня чуть не уронила. Хохоту и крику не было конца. Солнце страшно пекло мою голову, а я и не замечал, что потерял фуражку. Наконец Машка была выгнана из огорода и мы уселись отдыхать в тень. Моя беготня, кажется, очень понравилась Феклуше, и она заметно стала обходиться со мною смелее, как с человеком уже коротко знакомым. Время так скоро прошло, что я был поражен, когда нас позвали обедать. Правда, было только двенадцать часов, но день у меня начался с пятого часа утра. Отговариваться было глупо, да и, признаться, ехать не хотелось в такой жар. Обед был продолжителен, потому что кушаньям не было конца. Я и Феклуша мало ели. Я был в очень веселом духе, но старики мастера были убивать мою веселость. После обеда они без извинения отправились почивать, оставив меня одного с Феклушей, которая как будто околдовала меня. Я не мог не глядеть на нее, не улыбаться, если она глядела и улыбалась. Мы уселись на ступеньках террасы, Феклуша взяла гитару по моей просьбе. Она пела и играла, сколько я желал. Я увлекся музыкой, нервы мои пришли в сильное раздражение. Голос Феклуши трогал меня до слез. Я начал ее учить романсам Варламова6. Рука моя часто останавливала ручку Феклуши, чтоб выдержать такт. Мы глядели друг другу в глаза, голоса наши сливались. Я распевал, как на сцене, чуть не со всеми жестами. Мы так предались музыке, что не вдруг заметили стариков, которые явились с заспанными лицами на террасу нас слушать. Их появление смутило меня, и они, по обыкновению, не замедлили вылить на меня ушат холодной воды своими выходками.

– - Ну,-- сказала старушка,-- вот, Феклуша, есть теперь тебе с кем время проводить.-- И, обращаясь ко мне, она прибавила: -- Вы, батюшка, с нами без церемонии, погостите-ка у нас, если не скучно вам с нашей Феклушей!

Дочь покраснела и ушла с террасы. Я проклинал несносных стариков, главное, за то, что они отравили мне несколько приятных часов, редких в моей жизни. Снова голова моя наполнилась подозрениями. Веселость старых Зябликовых казалась мне торжеством их. Может быть, Феклуша рассчитывала, сидя со мной, каждый свой взгляд, каждое свое слово. И как могло быть иначе? Почему такое сильное впечатление произвела на меня степная девушка? Красота ее не так же блистательна. Нет, тут расчет до самых мелочных движений и взглядов.

Старики подсели ко мне и, как назло, рассказывали, как Иван Андреич сиживал, игрывал и гуливал с их дочерью. Злоба вдруг охватила меня, я с презрением смотрел на хитрецов и в душе смеялся над ними. Появилась Феклуша, я опять стал весел и очень развязен с ней; затеял играть в кошку и мышку. Я ловил ее по саду. Откуда взялась у меня быстрота, ловкость, право, не знаю, но я овладевал мышкой несколько раз. Глупые старики смеялись беспечно; Феклуша с начала игры бегала весело, но потом стала осторожна и один раз, когда я ее поймал, пугливо вскрикнула: видно, выражение моего лица не уступало кошачьему. Это потревожило нежных родителей и меня не на шутку. Старики, однако, не поняли испуга дочери, и когда мы смирно уселись, они предложили нам идти ловить рыбу. Феклуша отнекивалась, но я стал ее упрашивать, а родители усовещивать.

– - Что ты, глупенькая, гостю надо угождать, чтоб он не соскучился! -- заметила мать.

– - Небось одна не усидела б дома, десять раз к реке бы сбегала,-- подхватил отец.

Дорогой я старался успокоить Феклушу и вел разговор об их хозяйстве и деревне. Я дивился, как могли Зябликовы существовать при таких скудных средствах. У реки Феклуша пришла в свое нормальное положение. Она так занялась своими удочками, что, кажется, забыла о моем существовании. Как я на нее ни посматривал, она оставалась покойной. Ее красивая фигура ясно отражалась в воде; я глядел на нее, и грусть охватила меня. Я думал: за что погибнет ее красота, молодость! Нет, упрек не падет на меня! Пусть лучше другой воспользуется хитростями глупых стариков! Радостный крик моей собеседницы вывел меня из размышления, и я увидел в руках торжествующей Феклуши рыбу, которая судорожно била хвостом.

– - Не тираньте рыбу, выпустите ее! -- сказал я, находясь еще под влиянием своих похвальных размышлений.

Феклуша иронически посмотрела на меня, как будто я сказал ужасную глупость. Я продолжал:

– - Ну как вам не стыдно радоваться, что перехитрили несчастную рыбу. Ведь тут ни ума, ни ловкости никакой нет. Крючок должен гордиться, а не вы.

– - Как же вы говорили, что любите охоту? Разве вы не убиваете птиц? -- спросила Феклуша.

Я сам рассмеялся своей сентиментальности и, не желая, чтоб деревенская барышня смеялась надо мною, сказал:

– - Я потому просил вас бросить рыбу, чтобы вы сколько-нибудь занялись своим гостем. Я хочу говорить с вами, глядеть на вас.

Феклуша, держа пойманную рыбу, смотрела на меня странно, как будто у меня на голове выросло невиданное растение. Я придвинулся к ней так близко, что она вздрогнула всем телом; рыбка скользнула из руки и, упав к ее ногам, в два прыжка очутилась в воде. Феклуша чуть не кинулась за ней. Я ее удержал.

– - Не ребячьтесь, полноте! Я рад, что ваша жертва ускользнула! И чтоб вы не могли больше тиранить бедных рыб -- пусть все пойдет за ней!

И я бросил в воду и удочку, и банку с червями.

Феклуша на минуту онемела, следя глазами за своей удочкой. Увидев, что удочка поплыла, она заплакала, как ребенок, и жалобно повторяла:

– - Моя удочка! Где я достану другую?

Кроткий ее гнев меня устыдил; я повторял с полным раскаянием:

– - Простите, простите! Я чувствую, что моя шутка глупа, дерзка! Если хотите, я брошусь в воду и достану удочку.

Я еще и не думал броситься в реку, как Феклуша пугливо схватила меня за плечо и умоляющим голосом просила не делать этого. Я придержал ее ручку и хотел поцеловать. Поцеловав раз, я не ограничился таким ничтожным изъяснением раскаяния и продолжал целовать ручку, повторяя:

– - Простите, я пошутил.

Феклуша сначала улыбалась мне, потом стала выдергивать, наконец жалобно просила меня оставить ее руку. Только что я исполнил ее просьбу, как она убежала от меня. И я не думал о погоне.