Вскоре шум и песни остались далеко позади. Было так тихо, так умиротворенно… Повинуясь внутреннему желанию, Эшора распустила волосы и сбросила обувь. Молодая трава приятно холодила ступни и ласкала их подобно шелку. Шелест густой листвы, редкий щебет птиц, то где-то высоко, то совсем рядом, усыпляющий мерный плеск волн. Ей хотелось плакать от этой долгожданной настоящей тишины.

Она шла по лесу, не выбирая пути: заканчивалась одна тропинка и вскоре начиналась другая, пока не вышла на широкую мощеную узорчатым камнем дорогу, ведущую стоявшему в стороне, на берегу лесного озера белому величественному зданию, вокруг которого ходило, сидело, лежало множество… существ.

Вдалеке Эшора заметила двух мужчин, не спеша бредущих по прибрежной полосе, и стремительно юркнула обратно в лес. Вся романтика испарилась подобно дыму. Незнакомцы неторопливо брели по дороге, пока не поравнялись с ней. Теперь девушка могла рассмотреть их получше. По крайней мере одного. Это был немолодой мужчина, высокий и крепкий, с иссиня-черными волосами, убранными в тугой хвост. Темно-синие, почти черные глаза смотрели на мир холодно и сурово. Никто — ни отец, ни Дроен — не могли с ним сравниться. Это был хищник, ужасающий и прекрасный в своей силе. Мужчина практически нес на себе своего, едва передвигающего ноги, спутника, который беспрестанно кашлял и вздрагивал. Эшора сжалась в комочек. Они были так близко, что девушка слышала их дыхание.

— Вот так все и получилось, — темноволосый расставил небольшое инвалидное кресло и усадил в него друга. — Удобно?

Больной кивнул головой и закашлял. Эшора пыталась рассмотреть второго, но сумела углядеть лишь светло-русый цвет его волос. Остальное было постоянно скрыто могучей спиной темноволосого.

— Спасибо тебе, Ириган, — очередной приступ кашля буквально согнул его пополам. — Мне действительно стало здесь намного лучше. Мир-между-мирами… Ири, я больше не хочу туда возвращаться…

Темноволосый не спеша вытер с губ брата сукровицу и заставил выпить гадкой на вкус жидкости из полупрозрачной фляжки, тем самым ослабив приступ. Язык росей Эшора знала в совершенстве, как обязательную дисциплину, но их речь оказалась ей незнакомой. На первый взгляд. Девушка подкралась поближе и засела среди корней большого дерева. И только когда голоса стали отчетливыми, Эшора с изумлением услышала давно уже мертвый язык. Роси явно не хотели, чтоб их подслушали.

— Ты ведь знаешь, что призывали судиц? Многих их слова вдохновили. Тебе ищут замену.

Светловолосый рось помолчал и спросил, тихо и спокойно:

— Они назвали приемника и его местонахождение?

— Предположительно, они сообщили эту информацию Эдельвейрику. Так что теперь это дело времени.

Лиалин промолчал. На душе стало противно и горько.

— Покайся. И поиски остановят. Покорись воле Перуна и Прове. Покайся.

Хранитель поднял на брата внимательный взгляд бирюзовых глаз:

— Мне не в чем каяться. Пусть ищут.

Лицо Иригана вытянулось и потемнело.

— У меня еще на сегодня дела есть. До лечебницы недалеко. Доберешься самостоятельно.

— Доберусь, — уже в пустоту ответил Лин.

Эшора облегченно вздохнула — отчего-то уход темного рося принес ей облегчение — и осторожно разогнула затекшие колени, болезненно поморщившись. В ноги словно воткнулись тысячи иголок. Легко помассировав их, девушка попробовала встать. Опираясь на ствол дерева, Эшора поднялась, решив подобраться к Хранителю поближе. Под ногами затрещали сухие ветки кустарника. Если бы в этот момент загремел гром, вряд ли бы он оказался громче этого предательского хруста.

Хранитель едва заметно вздрогнул и негромко окрикнул притаившегося:

— Кто здесь?

Собрав всю волю в кулак, девушка, улыбаясь как можно шире, вышла из-под спасительной сени деревьев, не совсем понимая, что творит.

— Ведьмачка? День добрый, — рось, оказавшийся гораздо более юным, чем ожидала она, поднял на нее удивленный взгляд и согнулся в приступе кашля. Его рука судорожно искала лекарство и не находила. Откатившись в траву, фляжка безжалостно разливала на землю драгоценное зелье, через многочисленные мелкие трещинки, образовавшиеся при ударе. Всего одно мгновение, и возможно на одного рося в мире станет меньше… Эшора скинула сумку и бросилась за фляжкой. Мокрые от росы пальцы скользили по гладкой жестяной крышечке, не в силах открыть ее. Оставив тщетные попытки, она вцепилась в нее зубами и повернула. Челюсти болезненно хрустнули, но результат был достигнут. Рось глотал судорожно и неторопливо, словно боялся захлебнуться, пока дыхание не стало более ровным.

— Извини, — Хранитель стер кровь с губ и прикоснулся дрожащей рукой к мокрому холодному лбу.

Эшора молча качнула головой, откровенно разглядывая его. Вряд ли он ее старше. Оценивающий взгляд медленно скользил по белым, как горный снег, волосам, по лицу с большими бирюзовыми глазами и прямым носом, уставшей от напряжения шее, по сутулым от переживаемой боли плечам, по рукам, сцепленным до белизны…

— Не могла бы ты помочь мне добраться до госпиталя? Задумался, и сам не заметил, как забрался дальше, чем нужно бы.

Девушка взялась за ручки кресла, внезапно осознав, что не только прекрасно понимает, но и свободно изъясняется на его языке…. Колеса ритмично постукивали, перекатываясь с булыжника на булыжник. Разговор завязался как-то сам собой. С неловкой шутки, где что-то говорилось про ведьм. Казалось, он доверял ей полностью, и через каких-то десять-пятнадцать минут, Эшора знала про его необычного любимца, велина — Зорца, и столь же необычного друга Хорса, про трех его братьев и могла, пожалуй, найти его дом с закрытыми глазами…. Ей было странно и приятно его общество. Порой она что-то отвечала и порой невпопад. Но больше ее занимали свои собственные мысли: все ли роси такие как этот? Многое из того, что она увидела и услышала здесь, перевернуло ее взгляд на их народ…И главное — если её противник похож на её случайного спутника — сумеет ли она завершить свое дело… Занятая своими невеселыми думами, Эшора и не заметила, как замолчал Хранитель. Примерно через четверть часа в полном молчании они добрались до лечебницы, где их окружили врачи и медсестры. Оказалось, что рось уже некоторое время был без сознания. Из подвала выплыли носилки. Хранителя бережно переложили на них и, задав направление искусственному разуму, направили куда-то в глубь помещения.

Одна из медсестер тяжко вздохнула и, взяв Эшору, словно свою давнюю знакомую, под руку, вошла в лечебницу:

— Хорошо, что все так заняты были этим росем, иначе тебе бы досталось! Ты ведь новенькая? — девица понизила голос. — Это сразу видно! На тебя приказ только утром пришел. У нас со спецодеждой строго! Живо отправили бы обратно!

Так, занятые пустой беседой и обсуждением местных слухов, не заметно они добрались до подсобного отделения.

— Как тебе вообще ЕГО доверили? — сероглазая девица в очередной раз театрально вздохнула и выложила на низенький стол комплект униформы.

— А что же ОН за птица? — Эшора примерила светло-бежевый приталенный халатик и потянулась за такого же цвета чепчиком.

— Это Хранитель Лиалин! Воин Арены!

Чепец упал на пол и, подгоняемый сквозняком, откатился в угол.

Лиалин с трудом разомкнул тяжёлые веки и открыл глаза. Всё вокруг было каким-то мутным, нечётким. Лин облизал пересохшие шершавые губы и повернул голову. Сквозь большое распахнутое окно в палату лился чистый солнечный свет, и от того она казалась уютной. На стенах висело множество больших объёмных картин, изредка под приятное щебетание птиц, шум леса, плеск воды меняющих свои изображения. Было до странного тихо и хорошо.

Хранитель сделал попытку двинуть рукой — ничего не получилось. Он сжал пальцы и снова дёрнулся — ничего. На плечо легла узкая девичья ладонь.

— Всё хорошо, ясный мой, — прошептал родной голос. — Всё хорошо. Ты живой.

Лиалин сфокусировал зрение на тёмном девичьем силуэте и слабо улыбнулся, нежно сжав в своей ладони её тонкие пальчики.