Изменить стиль страницы

Первые получали новую форму и личные медальоны, их части и соединения готовились к транспортировке: сдавали на склады боеприпасы и горючее, личному составу объясняли, что они едут на совместные учения, возможно даже за границу. Однако некоторые части готовились к переброске через границу своим ходом, к их числу, наверное, относились и входящие в 12-й мехкорпус 23-я тд (командир полковник Орленок, по другим документам Орленко) и 28-я тд (командир полковник Черняховский). Об этом косвенно свидетельствует и то, что у этих соединений горючее не изымалось, а напротив, им выделялось дополнительное. В приказе командующего Прибалтийским особым военным округом № 00229 от 18 июня 1941 г. имелся пункт 10: «Отобрать из частей округа (кроме механизированных и авиационных) все бензоцистерны и передать их по 50 % в 3-й и 12-й механизированные корпуса. Срок выполнения 21. 6. 41 г.».

Именно существование этих двух категорий воинских частей стало причиной срыва назначенной на 23 июня атаки, потому что 2 танковых батальона 23-й тд в указанное время находились в назначенном районе, но о них никто не знал, и они даже были приняты за немецкие!

Кстати, абсолютно неизвестно, где с рассвета до середины дня 22 июня 1941 г. находилась 28-я тд Черняховского. В книге И. Бунича «Операция “Гроза”. Ошибка Сталина» сообщается о том, что утром 22 июня, вскрыв красный пакет, Черняховский двинул свои танки в атаку в направлении Тильзита и продвинулся на 25 километров на территорию Восточной Пруссии. В книге «Великая тайна…» я подробно рассмотрел вопрос о возможности пребывания дивизии Черняховского или одного из ее полков на территории Германии в первый день войны (кстати, сын дважды Героя Советского Союза генерала армии И. Д. Черняховского генерал-майор Олег Иванович Черняховский, с которым я неоднократно беседовал, подтвердил этот факт). Если же это действительно было так, то отсутствие информации в советской прессе о таком подвиге свидетельствует лишь об одном – 28-я танковая дивизия перешла границу до начала войны, скорее всего 21 июня, своим ходом через организованный в границе коридор для погрузки на немецкой железнодорожной станции. Ее подвигом стал прорыв через границу на свою территорию после начала войны.

Западный фронт (ЗапОВО)

Согласно донесению уполномоченного 3-го отдела 10-й смешанной авиадивизии Леонова от 27 июня, «в 12 часов ночи 22 июня 1941 г. со стороны Германии в районе Бреста (крепости и полигона) были даны германскими военными частями сигналы ракетами: красного, белого и зеленого цвета.

Я впервые сталкиваюсь с информацией о сигнальных немецких ракетах вечером 21 июня 1941 г. И не могу расценить их иначе, как сигнал советским войскам – мол, готовьтесь, начинаем. Но это же бред, ведь нападение немцев было внезапным. Прочтите следующую фразу, написанную особистом через 5 дней после 22 июня 1941 г., тогда, возможно, это предположение покажется вам не столь уж бредовым.

Начсостав и члены их семей в крепости считали, что происходит учение германских войск, никаких мер предосторожности командованием Брестского гарнизона предпринято не было.

Командиры и члены их семей думали, что это учение в германской армии проводится так же, как и в нашей армии, которое предполагалось якобы провести в 20-х числах сего месяца.

Вполне вероятно, что намечавшиеся в одно время с двух сторон границы учения могли быть совместными, а значит, и наши, и немецкие войска могли перебрасываться через границу. Тогда вполне возможна подача световых сигналов.

После сигналов на стороне противника в 1–2 часа ночи в городе Бресте была нарушена всякая связь, видимо диверсантской группой».

[С. 49]

А это тоже большой вопрос: как это удалось диверсантам почти на целый день 22 июня 1941 г. прервать все виды связи в нашей армии, включая проводную и радио, в том числе международную из Москвы, ибо в военном дневнике начальника генштаба сухопутных войск генерала Гальдера за 22 июня имеется такая запись: «12.00 – поступили сведения о том, что русские восстановили свою международную радиосвязь, прерванную сегодня утром. Они обратились к Японии с просьбой представлять интересы России по вопросам политических и экономических отношений между Россией и Германией и ведут оживленные переговоры по радио с германским министерством иностранных дел». Кстати, кое-где к 12 часам дня, а в основном к вечеру 22 июня многие виды связи были восстановлены.

Согласно спецсообщению 3-го Управления НКО № 36701 от 5 июля, «3-й отдел Западного фронта сообщил ряд фактов, оказавших отрицательное влияние на ход боевых операций наших войск в первые дни войны на Западном фронте.

Военный Совет Западного Особого военного округа, командование армий и отдельных воинских соединений в подготовке частей к боевым действиям с противником проявили неорганизованность.

Части округа к началу военных действий не были полностью обеспечены материальной частью, вооружением, боеприпасами, питанием и другими видами снабжения.

21 июня командующий 3-й армии Кузнецов вместе с генерал-лейтенантом из Генерального штаба Красной Армии Карбышевым смотрели части, расположенные на границе. Заместитель командира артполка 56-й стрелковой дивизии майор Дюрба доложил, что происходит большая концентрация немецких войск на границе, что наши укрепленные точки боеприпасами не обеспечены и в случае нападения окажутся небоеспособными. На этот доклад Дюрба Кузнецов ответил: “Ничего страшного нет и не может быть”. Никаких мер к обеспечению точек боеприпасами Кузнецов не принял. После вторжения фашистских войск Дюрба среди комначсостава заявил: “Кузнецов и командование 3-й армии нас продали”».

[С. 52]

Несмотря на столь жесткую оценку 3-го Управления НКО, генерал-лейтенант В. И. Кузнецов никак не был наказан, более того, 25. 05. 43 г. ему было присвоено звание генерал-полковника, а в 1945 г. – звание Героя Советского Союза. Из чего можно предположить, что 21 июня 1941 г. он высказывал не свою точку зрения, а самого Сталина. Возможно, и Карбышев в точности выполнил указания вождя, недаром из нескольких геройски погибших в немецком плену советских генералов Героем Советского Союза стал один он.

444-й тяжелый корпусной артполк, находившийся на границе, боеприпасов не имел (видно, тоже готовился к погрузке или переходу границы своим ходом для погрузки в составы на немецкой железнодорожной станции. – А. О.), в то время как боеприпасов на складах Гродно и Лида было достаточно <…>

Части 38-й танковой дивизии 23 июня вышли в направлении гор. Барановичи не обеспеченными материальной частью, боеприпасами и оружием, в частности, мотострелковый полк вышел без артиллерии, которая был сдана в ремонт.

127-й отдельный саперный батальон 4-го стрелкового корпуса к началу военных действий имел только 30 винтовок. Батальон потерял до 70 % личного состава <…>

Воинские соединения 4-й армии на 26 июня противником были разбиты. Для отражения натиска противника и для поддержки действий стрелковых частей 4-я армия авиации и танков не имела. Артиллерия была уничтожена противником.

Управление войсками со стороны руководящих штабов с началом военных действий было неудовлетворительным.

В связи с частыми бомбардировками гор. Минска штаб ЗапОВО из города эвакуировался в лес, в район Уручья. Эвакуация отделов штаба проходила беспорядочно, работники штаба группами по 20–30 человек в течение 10 часов и больше разыскивали новое дислоцирование штаба. Руководящие работники отделов вместо организации эвакуации занялись вывозом своих семей из города, допустив панику и растерянность.

Из-за отсутствия связи с частями Артснабжение округа не знало расхода и потребности боеприпасов в действующих частях, в результате не обеспечивало их боеприпасами (это возможно лишь в случае временного расположения войск и их подготовки к последующей транспортировке. – А. О.).

22—23 июня Артснабжение округа должно было отправить действующим армиям 3 эшелона боеприпасов (боеприпасы хранятся в эшелонах только в случае, если армия в других эшелонах готовится куда-то ехать! – А. О.), но по вине работников Артснабжения боеприпасы отправлены не были <…>

[С. 53–54]