Изменить стиль страницы
* * *

Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации Сергей Федорович Долгушин, в начале войны младший лейтенант 122-го истребительного авиационного полка (ИАП) ЗапОВО:

…Накануне войны служил на аэродроме, расположенном в 17 км от границы… В субботу 21 июня 1941 г. прилетели к нам командующий округом генерал армии Павлов, командующий ВВС округа генерал Копец. Нас с Макаровым послали на воздушную разведку. На немецком аэродроме до этого дня было всего 30 самолетов. Это мы проверяли неоднократно, но в этот день оказалось, что туда было переброшено еще более 200 немецких самолетов…

Часов в 18 поступил приказ командующего снять с самолетов оружие и боеприпасы. Приказ есть приказ – оружие мы сняли. Но ящики с боеприпасами оставили. 22 июня в 2 часа 30 минут объявили тревогу, и пришлось нам вместо того, чтобы взлетать и прикрывать аэродром, в срочном порядке пушки и пулеметы на самолеты устанавливать. Наше звено первым установило пушки, и тут появились 15 вражеских самолетов…

[37, с. 26]
* * *

К. А. Закорецкий (Киев):

…Есть информация, что в ночь с 21 на 22 июня 1941 «поднималась» и разворачивалась МПВО в Ленинграде, Москве и, видимо, в Баку. По Ленинграду подробности есть детальные из книжки 1968 года «Оборона Ленинграда» (у меня есть в бумажном виде. И что характерно – сдана в набор она была в 1965-м, а подписана в печать – в 1968-м). По Москве – отрывочные. По Баку конкретного не нашел (вроде бы где-то мелькнуло, но где – не помню). А возможно, что и в Киеве? – мне прислали воспоминания мальчика, которого в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. везли из Киева в Житомир. Он войну пережил, но рассказывал, что, когда отъезжали из Киева, все небо расцвечивалось прожекторами ПВО. Это его тогда удивило. И смущает меня якобы бомбежка немцами аэродрома в Жулянах в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. А также завода «Большевик». Как я выяснил в музее завода, он 22 июня 1941-го вообще не бомбился. За сведениями по истории аэропорта Жуляны меня отослали в Подольский музей, до которого добраться пока не могу.

В сборнике «Оборона Ленинграда» есть воспоминания генерала Попова (командующего ЛенВО), который подтверждает слова Кузнецова (НК ВМФ), что перед 22 июня 1941 г. из советских портов в спешке уходили немецкие корабли. Командование ЛенВО это якобы оценивало как подготовку немцев к войне против СССР. Но это же можно оценивать и по-другому, как спешное собирание немцами всех кораблей, какие есть, против той же Англии…

[47]

В книге «Великая тайна…» приведено очень похожее сообщение Я. Этингера. Вот отрывок из него:

В июне 1941 года в Минск на гастроли приезжал Московский Художественный театр им. Горького <… >. Второй спектакль мы с родителями смотрели 21 июня 1941 года. МХАТ гастролировал в помещении Центрального клуба Красной Армии, где был прекрасный большой зал. Когда мы вышли из театра, то обратили внимание, что город был ярко освещен мощными прожекторами, в небе летали самолеты. Все это было необычным зрелищем и невольно вызывало беспокойство и тревогу.

[91, с. 316–317]

Скорее всего, в обоих этих случаях на аэродромах, расположенных в черте города, приземлялись самолеты. Поскольку происходило это в темное время суток, взлетные полосы освещались прожекторами. Шла переброска немецких самолетов через СССР на Ближний Восток.

* * *

А вот письмо, которое Артем Сергеев, сын погибшего в 1921 г. члена ЦК Федора Сергеева (Артема) и приемный сын Сталина, прислал в 1940 г. своим друзьям – братьям Микоян, детям члена Политбюро и наркома внешней торговли Анастаса Ивановича Микояна:

Здравствуйте все! То есть Степа, Володя, Леша, Вано и Серго. Я по-прежнему в артучилище. Сижу да дрожу, как бы не получить по какому-нибудь немецкому «пару». Врагов товарищи мои в финскую войну всех перебили, а я родился с небольшим опозданием и не поспел. Но не унываю. Думаю, и мне достанется взять какого-нибудь лорда в «вилочку» и перейти на поражение на серединном прицеле <…>. Учитесь лучше. Чтобы потом бить врага умело и беспощадно!

Ваш друг Артем.

Это письмо было показано в телефильме «Приемный сын Кремля».

То, что Артем Сергеев готовился брать на прицел не «какого-нибудь фона», а «какого-нибудь лорда» четко показывает не антигерманскую, а антианглийскую направленность политики, проводимой в то время, и лично Сталина.

* * *

Илья Старинов:

…1923 год. С этого времени и вплоть до 1941 года неоднократно встречался и беседовал с генералом Д. М. Карбышевым. Он работал в главном военно-инженерном управлении и преподавал в академии им. Ворошилова (Высшая военная общевойсковая академия). Встречался я с ним по поводу своей статьи о новом способе массового подрыва рельсов. Статью эту я направил в военно-технический журнал. Карбышев дал на нее положительный отзыв. Был он в общении по-настоящему прост, внимателен, советовал мне продолжить свою работу и обратить внимание на использование мин для крушения поездов.

Последний раз я видел его 21 июня 1941 года. Мы ехали в одном вагоне поезда Минск – Брест на планируемые с 22 июня учения войск Западного фронта. Много беседовали о текущих событиях, не думая о возможности внезапной войны.

[114]

В книге «Великая тайна…» я привел данные, опровергающие общепринятое мнение, что в последние предвоенные дни генерал Карбышев, самый крупный специалист Красной Армии по фортификационным сооружениям и инженерному обеспечению войск, проверял их боеготовность на западной границе. Согласно самой подробной его биографии, изложенной в книге Е. Решина «Генерал Карбышев», на самом деле с 9 по 21 июня 1941 г. он проверял, главным образом, водные пути в Германию, и в первую очередь Августовский канал.

Великий советский подрывник Старинов свидетельствует, что 21 июня 1941 г. он вместе с Карбышевым ехал в Брест не из Минска, иначе он бы так и написал: ехали из Минска в Брест. В Минске находился штаб округа, где в этот день был и командующий ЗапОВО генерал армии Павлов, которому Карбышев мог докладывать результаты своей инспекции. Скорее, они ехали из фронтового управления ЗФ в Обуз-Лесьне, откуда в этот день к Бресту вела колея, перетянутая на европейскую ширину. Из этого следует, что скорее Карбышев пересек границу не на барже, как я ранее предполагал, а в более комфортных условиях – например, в вагоне пассажирского поезда. Весьма многозначительно и упоминание о планировавшихся на 22 июня учениях. Ведь учения на самой границе – самый опасный вид провокации, а ее в то время боялись больше всего. Если только не имелись в виду совместные учения с немцами, которые, вполне возможно, должны были проводиться по обе стороны границы. Показательно, что собеседники не думали «о возможности внезапной войны», и это наводит на мысль, что военные цели были совсем другие.

* * *

Генерал-майор С. Иовлев:

…Части 64-й стрелковой дивизии в начале лета 1941 года стояли в лагерях в Дорогобуже. Дивизия входила в 44-й стрелковый корпус, которым командовал комдив В. А. Юшкевич (7 августа 1941 года В. А. Юшкевичу было присвоено звание генерал-майора. – А. О.), штаб возглавлял полковник А. И. Виноградов. 15 июня 1941 года командующий Западным Особым военным округом генерал армии Д. Г. Павлов приказал дивизиям нашего корпуса подготовиться к передислокации в полном составе. Погрузку требовалось начать 18 июня. Станция назначения нам не сообщалась, о ней знали только органы военных сообщений (ВОСО). Погрузка шла в лагерях и в Смоленске. Ничто не говорило о войне, но необычность сборов, не предусмотренных планом боевой подготовки, настораживала людей, и у многих в глазах можно было прочесть тревожный вопрос: неужели война?

Наша дивизия в мирное время содержалась по сокращенным штатам. В состав дивизии входили: 30, 159 и 288-й стрелковые полки, 163-й легкоартиллерийский полк на конной тяге, 219-й гаубичный артиллерийский полк на механической тяге, зенитный артиллерийский дивизион, противотанковый артиллерийский дивизион, разведывательный батальон, батальон связи, рота химической защиты и тыловые учреждения. Орудий насчитывалось 102, из них: 152-мм гаубиц – 9, 122-мм гаубиц – 18, 76-мм пушек – 27, 76-мм противотанковых пушек – 12, зенитных орудий – 9, полковых пушек – 9, батальонных орудий – 18, минометов, не считая ротных, – 90. Все части были налицо за исключением саперного батальона, работавшего по укреплению новой государственной границы.

Боевая подготовленность частей дивизии была различна. Артиллерийские части резко выделялись хорошей обученностью и сколоченностью, что объяснялось удачным подбором и высокой подготовкой кадрового офицерского состава. В то же время в стрелковых полках некоторые роты на занятиях и учениях действовали неуверенно.

22 июня, т. е. в день вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз, половина эшелонов дивизии находилась в пути. Утром 23 июня эшелон штаба дивизии с органами и средствами управления проходил через Минск. Город и станцию бомбила фашистская авиация. Во многих местах мы видели пожары. Представитель ВОСО передал приказ штаба округа о том, чтобы части 64-й стрелковой дивизии разгружались на станции Ратомка (между Минском и Заславлем).

В этот же день мы получили приказ командира 44-го стрелкового корпуса комдива Юшкевича на оборону в Минском укрепленном районе…

[52]