В тот же день в Харькове происходили уличные демонстрации, повторившиеся вечером. Полиция разогнала толпу. «Было подано восемь заявлений о нанесенных ударах, медицинское освидетельствование подтвердило только одно из них», - говорилось по этому поводу в правительственном сообщении.

Более серьезные волнения возникли в Москве, где они продолжались пять дней (22-26 февраля). Уличная толпа пыталась освободить задержанных студентов; на Б. Никитской и Страстном бульваре разбивали фонари. Но наиболее серьезный характер имела демонстрация 4 марта перед Казанским собором в С.-Петербурге. Собралась толпа в несколько тысяч человек. Полиция на этот раз не предотвратила этого скопления (за что ее потом обвиняли в «провокации»). Толпа встречала конную полицию враждебными возгласами, бросала в нее всевозможные предметы; один офицер был ранен молотком в голову. Когда толпу начали разгонять, часть ее хлынула в собор. Участников демонстрации оцепили и группами уводили в участки. В течение нескольких часов движение по Невскому между Садовой и Мойкой было остановлено. Из демонстрантов было задержано 760 человек, в том числе около половины женщин. В свалке между толпой и силами порядка было ранено, согласно правительственному сообщению, два офицера, двадцать полицейских, четыре казака и 32 демонстранта. Убитых не было.

Разгон толпы конными отрядами - всегда удручающая картина; для России это было явлением новым; на Невском и на площади Казанского собора было много любопытных, много случайных прохожих; это создавало благоприятную почву для агитации революционных элементов, изображавших участников демонстрации как невинных «жертв полицейского произвола». Эта агитация впервые по этому поводу проявилась во всей полноте. Союз писателей опубликовал пламенный протест, призывая на помощь русское и иностранное общественное мнение. Среди подписавшихся, правда, было всего два писателя, создавших себе имя в литературе (М. Горький и Е. Чириков); остальные были либо профессора, либо более или менее известные сотрудники радикальных журналов. Но за границей это воззвание наделало немало шуму; французская левая печать занялась этим делом, и в «Aurore», газете Клемансо, начали печататься заявления виднейших писателей Западной Европы, присоединяющиеся к «воззванию русских писателей» и протестующие против «смертоубийственного безумия» русского «царизма». (Примечательно, что все это писалось по поводу столкновения, в котором убитых вообще не было, а полиция имела почти столько же раненых, как демонстранты!)

Государь, однако, не ответил на эти выступления новым усилением репрессий. Конечно, министр внутренних дел издал циркуляр, запрещающий скопление на улицах и указывающий полиции, что необходимо предотвращать, а не только прекращать беспорядки. Союз писателей, выступивший с упомянутым воззванием, был закрыт; некоторые организаторы выступления были арестованы.

В то же время министром народного просвещения на место Н. П. Боголепова (скончавшегося 2 марта) был назначен ген. П. С. Ванновский, самое имя которого после работ его комиссии в 1899 г. стало символом примирительного отношения к требованиям студентов. «Опыт последних лет указал, - говорилось в высочайшем рескрипте 25 марта, - на столь существенные недостатки нашего учебного строя, что Я признал благовременным безотлагательно приступить к коренному его пересмотру и исправлению… Твердо уверен, что Вы строго и неуклонно будете идти к намеченной Мною цели и в дело воспитания русского юношества внесете умудренный опытом разум и сердечное о том попечение».

И хотя правые газеты приветствовали его как «человека военной дисциплины», удовлетворение либеральных органов было более обоснованным. Ген. П. Ванновский (ему было 78 лет) продолжал питать симпатии к учащейся молодежи и верил, что с нею можно «поладить добром». Одним из первых актов ген. Ванновского было разрешение сходки в С.-Петербургском Университете. Эта легальная сходка состоялась 9 апреля и прошла совершенно мирно.

В то время как министерство внутренних дел выдерживало «твердый курс» в борьбе с беспорядками и строго применяло цензуру печати («Было раньше равенство в молчании, а теперь писать по университетскому вопросу могут только правые», - жаловался либеральный «Вестник Европы») - министерство народного просвещения делало новую политику умиротворения. Были смягчены кары для студентов, участвовавших в волнениях последних лет. Советам профессоров было предложено обсудить меры для оздоровления университетской жизни, и некоторые из них принялись за устройство обстоятельных анкет по этому вопросу. Наконец, ввиду значения связи между средней и высшей школой, был поставлен вопрос о реформе средней школы (намеченной еще покойным Н. П. Боголеповым), о некотором сокращении гимназического курса (гл. обр. за счет древних языков). Это была попытка излечить высшую школу, выделяя чисто политические причины беспорядков и по мере возможности устраняя все остальные причины.

Трудность была в том, что именно политические причины были основой студенческих волнений; та «темная, чуждая науке политическая сила», о которой говорил А. Н. Куропаткин, та «тайная организация студенчества», существование которой признала комиссия профессоров Московского университета, преследовала чисто политическую цель борьбы с существующим строем. Однако, писал кн. Е. Н. Трубецкой, ничем нельзя прекратить пропаганду известного сорта, но можно сделать студенчество менее к ней восприимчивым. Назначив ген. Ванновского, государь предпринял еще раз попытку в этом направлении. Он не переоценивал могущества революционных сил и желал бороться с ними не только одними репрессиями.

Та же политика - отделения политических требований, посильного удовлетворения остальных - была применена и в отношении рабочих. Эту попытку враги правительства затем окрестили «зубатовщиной» по имени начальника московской тайной полиции Зубатова, игравшего видную роль в организации легальных «аполитичных» профессиональных союзов среди рабочих - «русских тред-юнионов».40

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Кризис сельского хозяйства; его причины. - Упадок дворянского землевладения. - Комиссия В. И. Ковалевского об оскудении центральных губерний. - Вторая комиссия (В. Н. Коковцова).

Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности. - Местные комитеты. - Убийство Д. С. Сипягина. - Крестьянские волнения в Полтавской и Харьковской губ. - Слово государя к дворянам и крестьянам в Курске. - Выводы местных комитетов: против общины, против неотчуждаемости крестьянских земель.

Манифест 26 февраля 1903 г. Отмена круговой поруки. - Письмо гр. Л. Н. Толстого к государю. - Конец работ «Коковцовской» комиссии о центре.

Экономическое положение России на рубеже XX в. могло бы считаться, в общем, удовлетворительным, если бы к тому времени не начал проявляться все отчетливее глубокий внутренний недуг, подтачивавший сельское хозяйство, которым жило свыше четырех пятых населения страны. Промышленность, хотя и переживала кризис после периода бурного роста, продолжала развиваться; доходы государства увеличивались; железнодорожная сеть разрасталась, Сибирская дорога строилась с исключительной быстротой. Но все громче раздавались голоса, указывавшие на угрожающее положение русской деревни.

Россия считалась житницей Европы. Широкая полоса ее земли - черноземная область - отличалась исключительным плодородием. Русское хозяйство в целом сделало за последнее десятилетие огромные шаги вперед. И тем не менее в центральных областях России, в самой сердцевине государства, каждый неурожай грозил вызвать голод, требующий широкой помощи от государства. В Западной Европе таких явлений не было уже давно; а если в Индии, в Китае бывало много хуже, - это не могло никак служить «утешением»: ведь во всех других отношениях Россия стояла неизмеримо выше «азиатских» условий.